Нечто похожее на огромную тощую гончую, сотканную из дыма и пепла, с горящими угольками вместо глаз, обрушилось на землю как раз за Харлеем и стремительно побежало вперёд, стремясь угнаться за нами.

Я увидел, как Кэррин бросила быстрый взгляд в зеркало заднего вида, когда это существо приблизилось, и почувствовал, как напряглось её тело, когда она собралась резко повернуть мотоцикл. Я собрал свою волю, но не спешил её освобождать, а когда угольно-чёрную гончую от колес нашего Харлея отделяли уже какие-то дюймы, Кэррин накренилась и увела мотоцикл влево. Челюсти гончей сомкнулись на том месте, где секунду назад были мы, из пасти её вырывался удушливый дым. Я протянул в её направлении руку и прорычал:

— Forzare!

Сила ударила угольную гончую под передние лапы, и её голову впечатало в асфальт с зубодробительной скоростью — буквально. Раздался противный хруст, и безвольное тело мёртвой гончей продолжило крутиться волчком через себя, отскакивая от земли на дюжину ярдов перед тем, как снова приземлиться, роняя вокруг себя клочья тьмы.

То, что в очередной раз рухнуло на дорогу изломанной грудой, уже нельзя было назвать собакой или вообще отнести к какому-либо виду собачьих. На месте гончей был молодой человек, одетый в чёрную майку и поношенные синие джинсы. У меня была всего секунда, чтобы отметить это, а потом тело окончательно скатилось с дороги и потерялось из виду.

— Отличный выстрел! — прокричала мне Кэррин, свирепо ухмыляясь. Она была поглощена вождением и не видела, что скрывалось под оболочкой гончей.

Значит, вот так присоединяются к Дикой Охоте. Ты надеваешь маску — огромную, чёрную, страшную маску — как на маскараде.

Я только что убил человека.

Но у меня не было времени убиваться по этому поводу. Кэррин вдавила газ, и Харлей в очередной раз рванул вперёд, несясь по узкой косе, разделяющей Пристань Джексон надвое. Даже это не помешало двум всадникам опуститься сверху по бокам от нас, копыта их коней били по воздуху в пяти футах над нами. Так же, как та угольная гончая, и всадники, и кони были покрыты дымчатой тьмой, через которую янтарём отсвечивали их глаза.

Кэррин увидела того, что справа, и снова попыталась вильнуть в сторону, но второй всадник рванулся ближе, копыта его чёрного скакуна уже почти били по нашим головам. Она поколебалась и надавила на газ.

Я распознал в этом ещё одну охотничью тактику. Первый охотник заставлял нас сокращать дистанцию со вторым. Таким образом они не давали нам свернуть, пытаясь заставить нас паниковать и выкинуть из головы все мысли, кроме как ехать по прямой — в приятном, ровном и предсказуемом направлении.

Второй всадник поднял руку, в которой держал тёмное очертание копья. Он метнул его вперёд, направив траекторию оружия именно куда следует. Я вскинул левую руку и растянул в его направлении заклинание щита. Результат получился неоднозначным. Копьё ударилось о щит и пролетело сквозь него, разрывая на клочки сплетённое мной заклинание. Но вместо того, чтобы прошить насквозь моё лицо, копьё достаточно отклонилось, чтобы его лезвие лишь чиркнуло по задней стороне моей шеи, оставляя за собой полосу жгучей боли.

Во мне бурлил адреналин, и я не обратил на боль никакого внимания. Чёрт побери, эта рана не имела значения, даже если бы задела артерию — у меня всё равно не было бы времени остановиться и получить срочную медицинскую помощь. Я повернулся, чтобы метнуть во всадника ещё один заряд магии, но он снова поднял руку и издал жуткий крик, а моё заклинание рассеялось, едва ли доставив наезднику что-то кроме небольшого неудобства. Его лошадь сбилась на шаг или два, но всадник ударил её шпорами, и она быстро вернула прежний темп.

Вот ведь неожиданность — магия была почти безвредна для Охотников.

Выход один — Винчестер.

Я вытащил винтовку из держателя Харлея, устроил большой палец на курке, держа Винчестер одной рукой, затем развернулся в обратную сторону, чтобы пустить оружие в ход против всадника. У меня не было достаточно времени, чтобы толком прицелиться, возможно, вся эта затея вообще была контрпродуктивной, учитывая скорость, с которой мы неслись, то, что погоня была весьма необычной, то, что уже было темно, а дождь продолжал лить. К тому же я явно не Энни Оукли.[24] Так что прицелившись как мог, я нажал на курок.

Винтовка грянула как гром, и взрыв распадающихся теней расцвёл на плече, шее и подбородке всадника. Я обратил внимание на броню, скрывающуюся под покровом тьмы, и ту часть лица, которую открыл мой выстрел. Я с вновь накатившей волной ужаса осознал, что только что всадил пулю в Эрлкинга.

А мгновением позже я со вспышкой надежды осознал, что всадил пулю в Эрлкинга в ночь на Хэллоуин.

Эрлкинг покачнулся в седле, а его скакун споткнулся и изменил направление, снова набирая высоту. Я дослал ещё один патрон в патронник, ухватил винтовку на манер пистолета и крутанул её в обратном направлении над пригнувшей голову Кэррин, наставив оружие на оставшегося всадника, который уже один продолжал наступать с поднятым вверх копьём.

Я снова выстрелил наугад. Я не попал в него, но раскат выстрела последовал сразу за броском его копья. Наездника я этим не устрашил, но его адский скакун дрогнул, и копьё пролетело мимо нас. Всадника это не отпугнуло. Сначала он успокоил лошадь, а затем издал сверхъестественный, кипящий от гнева крик и выхватил длинный меч с чёрным лезвием из ножен сбоку, снова сокращая дистанцию.

Я никак не мог быстро дослать в винтовку ещё один патрон в моем текущем положении. Это Джонн Уэйн взводит курок, крутя винтовку одной рукой? Это действительно полезно, если ты имеешь дело с одним из этих крупных овальных рычажных затворов, а мой был меньше и традиционно прямоугольный. Да и Джоном Уйэном быть тоже полезно. Мне пришлось притянуть винтовку к груди и держать её в таком положении, пока левой рукой я передёргивал затвор. Наездник повернул в нашу сторону, и я выстрелил ещё раз — и промахнулся, так как скакун быстро дёрнулся и резко изменил скорость, едва подавшись назад, чтобы сразу же продолжить нам докучать.

Я повторил всё это три раза, пока не понял, что наездник играет со мной как с идиотом. Он опасался ружья, но знал его слабость: ею был я. Он не уклонялся от пуль, а пытался меня обхитрить, провоцируя на выстрелы с мизерным шансом на успех, чтобы в итоге у меня закончились патроны.

И всё это время остальная часть Дикой Охоты продолжала за нами гнаться: несколько дюжин всадников, подобных этому, плюс возможно в два раза большее количество призрачных гончих, всё ещё держащихся на высоте пятидесяти футов над нами и в стольких же позади, и, очевидно, предоставивших первым двух Охотникам право первой попытки.

— Лошадь! — крикнула Кэррин. — Стреляй в лошадь!

Я стиснул зубы. Мне не хотелось этого делать. Насколько мне было известно, это была не настоящая лошадь, а всего лишь маска — под этой призрачной оболочкой вполне мог скрываться ещё один человек.

Всадник снова издал крик, который показался мне странно знакомым и внушал ужас. Снова и снова он пикировал на нас, а я отгонял его винтовкой, в то время как мы гнали на безумной скорости в этой дождливой ночи, обменивая каждую пулю на ещё одну кроху времени.

— Туда! — внезапно прокричал я, указывая налево. — Гони туда! Промзона!

Наконец, мы достигли территории старого металлургического завода.

Кэррин вдавила газ и покатила Харлей на открытую местность, бешено гоня к единственной оставшейся постройке — три бетонных стены около тридцати или сорока футов в длину, идущие параллельно по крайней мере четверть мили — всё, что осталось от металлургического завода США.

Когда копыта лошади ударили по земле, каждое из них высекло множество сердитых серебряных искорок. Чёрный скакун взвизгнул в агонии, а я издал рёв, полный вызова — после века работ на металлургическом заводе, в земле, где приземлился всадник, должно было остаться неимоверное количество следов стали и железа — какая бы сила ни поддерживала Дикую Охоту, она любила всё это ничуть не больше, чем все остальные создания в Феерии.