– Не прибедняйся, Оппи, – прервала рассказ Каллиопии сидящая по правую руку от нее красотка.

– Точно-точно, – согласилась третья девушка.

Окинув участниц проекта спешным взглядом, я была вынуждена признать: Паула знала об эксперименте. Нервный взгляд, подобный моему, поджатые губы, слабый кивок в ответ на мой… извиняющийся и даже напуганный взгляд…

Пришлось сглотнуть несуществующий ком в горле, чтобы вернуть дыхание в норму.

Амалия же, Луизия, Бениффи и Дорианна не придали услышанному никакого значения. Если бы не подслушанный мной разговор Лиона с отцом, сейчас я выглядела бы так же, как они. К моему удивлению, Таллид тоже держалась достаточно спокойно. По ее цепкому взгляду и нахмуренным бровям было сложно понять, о чем она думала и обратила ли она внимание на правду… озвученную Каллиопеей.

– Продолжай, дорогая, – сказал Экстаз.

– Я покровительствую любви, – улыбаясь, заговорила Каллиопея. – Занимаюсь помощью в преодолении препятствий на пути влюбленных. Содействую тем, кто искренне жаждет встречи, или тем, кто только ищет свою половину.

– У Оппи свое шоу, вроде того, в котором сейчас участвуете вы, – снова влезла в разговор самая прыткая из представительниц элит. – Я, кстати, Солара.

– А я Танталия, – махнув рукой с позвякивающими украшениями, добавила третья девушка.

В меру своей эмоциональности и экспрессивности все они демонстрировали восторг и умиление встречей с нами. Каллиопея, Солара и Танталия, несомненно, были рады каждой из нас: с добродушными улыбками они перебивали друг друга, вскакивали с мест и дополняли сказанное голограммами, сопровождая все это активной жестикуляцией.

Несмотря на немного сумбурное повествование, через время всем стало понятно одно: представительницы элит проживали лучшую жизнь из возможных.

Каллиопея считалась главной свахой Кристаллхельма. Получив возможность выйти замуж и растить ребенка, она распорядилась своей судьбой иначе. Благодаря столетиям, которые были в ее распоряжении, сегодня она могла быть той, кем хотела. Никто не смел упрекать ее в несостоятельности или ветрености. Никто и не думал осуждать ее за отсутствие семьи. Она была полноценным членом общества, мнение и голос которого имели вес.

Солара отвечала за самые громкие события в Кристаллхельме. Если речь заходила об организации церемонии бракосочетания или праздновании рождения ребенка – без нее было не обойтись. Ее молодой человек уже дольше семидесяти лет ждал признания Системы, чтобы возвыситься до социального уровня любимой. Оставаясь верной своему сердцу и мужчине, Солара, как она сказала, «тренируется» на празднествах других, чтобы достойно отпраздновать и свое торжество. Ныряя из одного мероприятия в другое, она реализовывалась, купаясь в овациях и восхищении гостей.

Танталия нашла себя в материнстве. Выбрав себе мужа из элит, она воспользовалась шансом познать счастье в кругу любимых и любящих людей. Она рассказала о невероятно благоприятных условиях для воспитания детей. На Веруме предусмотрено все: тщательная подготовка к планированию семьи, полное сопровождение в первые годы жизни ребенка, мягкое, но надежное здравоохранение, детские образовательные центры, программы социальной грамотности, культурные и общественные мероприятия… Если в Ясоре ответственность за жизнь ребенка полностью лежала на его матери, здесь… при такой поддержке все это звучало куда более безопасно и понятно.

– Прошу прощения, – заговорила Таллид, – вы имеете в виду, что мы сможем заниматься чем угодно без нужды думать о материальном благосостоянии?

– Конечно! – выпалила Солара.

– В чем подвох? – спросила Дорианна. – Не может быть все так идеально.

– Подвох? – искренне удивилась Танталия.

Несмотря на почти развратный внешний вид, ее нежность и ранимость вызывали умиление. Никто из нас не осмеливался задать вопрос об их возрасте.

– Вы ничего не потеряете. Только приобретете, – ответила Каллиопея. – Мы все были обычными жительницами Кристаллхельма. – Она указала на Солару и Танталию, а те в ответ принялись кивать. – Но, заслужив признание Системы, мы открыли для себя новую жизнь. Мы вольны говорить что вздумается, делать, что хочется, быть, кем заблагорассудится. Только став одной из нас, вы почувствуете вкус настоящей свободы.

Я решила задать вопрос, который все это время не давал покоя:

– Что вам пришлось сделать, чтобы Система даровала столь щедрый статус?

– Прекрасный вопрос! – встрепенулся Экстаз.

Представительницы элит переглянулись, после чего Каллиопея медленно перевела взгляд на скучающих поодаль мутантов.

И мне не понравилось промелькнувшее в ее взгляде презрение.

– Вы узнаете, – чуть ли не прошептала она, – в свое время.

– Конечно, – подержала ее Солара. – Здесь небезопасно.

– Небезопасно?! – отшатнулась Амалия, схватившись за сердце.

Экстаз тут же перевел тему беседы, чтобы как можно скорее избавиться от угнетающей атмосферы, возникшей после этого страшного слова.

Я с трудом сдержала ухмылку, встретившись взглядом с Лиром. Мой сопровождающий бесцеремонно восседал на перилах, свесив ноги с края, словно проблемный подросток. Для полноты картины ему не хватало жвачки, кепки и истрепавшихся ботинок. Ничуть не смущаясь представительниц элит, он будто намеренно пытался выглядеть еще более неряшливо и расслабленно, чем обычно. Лир пожал плечами и как-то грустно улыбнулся, махнув мне.

Поджав губы, я слабо кивнула ему в ответ, совершенно не понимая, что такого небезопасного в себе таили наши мутанты.

Неужели снова просто предрассудки?

Я посмотрел на горизонт, туда, где небо встречалось с землей, и на мгновение ощутил легкость, показалось, будто весь мир с его искусственной красотой и ложной гармонией мог исчезнуть, стоит мне только захотеть.

Паршиво.

Я посмел забыться.

И теперь это тяготило.

Словно грязный скот, сопровождающих согнали в дальний угол, только бы не видеть наших лиц. К чему тогда было нас так наряжать?

Напускная толерантность в угоду самодовольным элитам.

«Мы никого не притесняем!»

«Все равны!»

«Социум достоин взаимоуважения и принятия!»

Блеф.

Вместо того чтобы обсуждать реальные проблемы, эти люди месяцами могли мусолить незначительные и странные темы. Я бы никогда не смог с серьезным лицом обсуждать силу блеска песка соседнего города, а после участвовать в разработке плана его перевозки…

По-видимому, я усмехнулся слишком громко – несколько мутантов недоуменно покосились на меня.

Похоже, представителям элит было совершенно нечем заняться. Их интересы деформировались настолько, что обычно они обсуждали, достаточно ли хорошо видно звезды из-за яркости городского освещения, какими кистями должны рисовать художники, чтобы иметь право выставить свои творения в галереях, и как стоит модернизировать подсолнух, чтобы сделать цветок более эстетичным…

Возвышающимся над остальными, этим людям полагалось стать гордостью и олицетворением лучших из нас, чем они и пытались заниматься. Но неужели я один видел пустоту, скрывающуюся за их отчаянным желанием иметь вес, пусть даже в таких глупых вопросах?

С одной стороны, мне хотелось увести Ати как можно дальше от этого лживого, напыщенного и пустого мира. Но с другой, ее мечты – ее право. Я не в том положении, чтобы преграждать кому бы то ни было путь к звездам.

От нескончаемых рассказов этих «очаровательных» женщин о величественности и важности деятельности представителей элит тянуло зевать. Провалиться бы в сон, позволить себе забыть о реальности, которую те с напускным радушием намеренно скрывали.

Стоило ли просвещать землянок, что, помимо помпезных торжеств, их ждет беспрекословное склонение голов перед всеми новомодными веяниями? Элиты – напыщенное стадо, где прав тот, у кого выше статус. Они рассказывали ничего не подозревающим участницам проекта о свободе, но почему-то никто не спешил поделиться внушительным списком обязанностей и ограничений, которые тащила за собой эта великая честь.