— Да ты-то откуда знаешь? — удивилась Арония. — Сидя здесь на своём чердаке?

— Давно на свете живу, Аронеюшка. А ко мне на чердак всякий народ захаживает, не токмо шелупонь с ватрушками, — обиделся Михалап. — Бывает — из большущих домов и котеджев навещают, иде разные чины проживают! А ить домовые да подъездные всё про своих жидьцов до тонкостев знают! Так что мы, чердачны сидельцы, про политически дела крепко подшиты!

— Вот как? — ужаснулась Арония.

Она-то надеялась, что её тайны дальше чердака не пойдут. Надо, наверное, теперь с домового слово брать — чтоб с подъездными и прочими гостями зря не болтал. А, может, и снова ему про порог ему напомнить? Так нет, нельзя — выгонишь — на весь мир её ославит ведь.

— Михалап, — сурово обратилась она к нему, — поклянись, что про то, о чём я тебе рассказала, никто не узнает! А то вы, домовые, оказывается, такие… общительные.

— Та ты шо, Арония! — выпучил тот глаза. — Ты ж тута не просто жиличка! Мы ж с тобой товарищщи! Совместно через баталии прошли! — запричитал он. — Я ж — могила! Та ты ж мне — как Акимушка, — совсем разобиделся домовой.

Вот уж не думал он, што ему такое сказывать вслух придётся! Думал — и також всё ясно!

— Да знаю я, что товарищи, — пошла на попятную Арония. — Это я так, на всякий случай.

— А, шоб я зарок дал — для порядку? — расслабился тот. — Так вот он — даю! Век воли не видать! — щёлкнул он себя по зубу.

— Ну и ладно, — с облегчением кивнула Арония. — Я ж к тому, Михалап, что это государственное дело — такие школы. Пока я её не открыла, никто и не должен знать про них. А, вдруг, я откажусь, а слава уж пойдёт, — вывернулась она. — Потому и советуюсь сейчас с тобой, — увела она разговор в сторону. — Что ж, Михалап, спасибо тебе за подсказку. А я буду ещё думать, — солидно — почти как он, проговорила девушка. И вздохнула: — Ведь дело-то хорошее! Родину защищать!

— Ну, тебе решать, Аронея, — внушительно проговорил пришедший в себя домовой. — Тебе ж пластунят чудесам разным учить, тебе и отвечать за то. А тама, — указал он косматой и неожиданно длинной рукой вверх, на потолок, — опосля за всё ответ держать придётся! За пластунов тожеть.

— Ты и такое знаешь! — удивилась Арония. — И тебе отвечать, что ли? — заинтересовалась она.

— А чего ж? И мы не вечные, — вздохнул тот, пряча глаза. — Ты вот што, Аронеюшка, выкинь пока из головы энтих пластунят! Синтуяция сама порешит! Може твой Щегол сам отступится от школы — хлопотное это дело. Ты лучшей подумай за то, как мы с тобой теперя от Явдохи будем отбиваться? Баба-то она дебёлая та лютая. И не одна теперя сюды припрётся мстить-то, а трое их, стало быть.

— Кого — трое? — с недоумением спросила Арония.

— А того! Ещё ж ведьмак Силантий и с им чародей ентот — Ратобор, приложатся. Ты ж её, того, заарканила, а ей не больно-то это пондравилось, — усмехнулся Михалап. — Забыла? — мигнул он в темноте жёлтыми глазами-фонариками.

— И, правда! Трое! — вспомнила она про оборотней, которых — если честно, из-за последних событий забыла, как и звать. И удивлённо спросила: — Мы? А ты-то тут причём, Михалапушка?

— Во, даёт! Так ить я ж кошку за хвост таскал! — всплеснул тот руками. — Явдоха такого вовек мне не простит! Енто ж их святыня, хвост-то! Може с меня мстить и спочнёт, — печально вздохнул он. — А ты мне тута про пластунов… Амиры — дезертиры! — перекривил домовой её звонкий голос. — Дожить бы до их-то! Енто всё подождёт. Ты про Явдоху лучше подумай — тот кусок, шо со рта её выпал, она ж всенепременно возвернуть схочет! Жди её теперя в гости, коль она на волю вырвалася. Мне вот токо чудно — куды она подевалася? Почто до се не вылезла? Луна-то — вона! — указал он на лунный оранжевый апельсин в окне.

— Может ты и прав, Михалап, — кивнула Арония. — Эти враги опасны! С Назирой я с подмогой Проши справилась, с Евдокией — Фаининым платком отмахнулась, а что буду теперь с тремя ведьмаками делать? Как их одолеть?

— А чо? Одолела кошку и вдругорядь её одолешь! — расхорохорился домовой, только что, вроде, «праздновавший труса». — Силантий… Слыхивал я про него — вовсе ведь без берегов ведьмак-то. Но я беру его на себя, — выпятил он грудь. — Мороком садану его! Не пикнет! А вот колдун Ратобор… С ентим будет по заковыристей. За него я слыхивал ещё при царе Николашке Первом — поганец он! Он ужо тогда с какой-то ведьмой, мабуть с Явдохой, стакнулся. И, навроде, дела здеся какие-то нехорошие мутили.

— Выходит Ратобор пришёл к чародейке Евдокию выручать? А Силантий просто под руку ему подвернулся? Вот и увёл его, чтобы чародейке насолить! — догадалась Арония. — А какие у них были дела с Явдохой? Расскажи-ка, Михалап! — потребовала Арония. — Батько Фома говорил: чтобы врага одолеть, надо всё про него знать.

— Батько твой правду казав — енто так. Но я ить подзабыл ужо про их дела-то — давненько было, — почесал в макушке домовой, раздумывая. — Как бы не напутать чего… Вот што! — радостно стуканул он по полу рукой. — Надоть мне чичас в лес податься! С одним древнючим домовым Старинушкой встренуться и погуторить! Он ить то времечко исчо хорошо помнит! И прошедши века знат! Помнилка у него больно крепкая, не то шо моя. Хотя чичас он уж на покое — в лесной избушке вместе с лешим живёт. Не ближний свет, конешно — итить к ему. Но я чичас скоренько зберуся — плюшек прихвачу, и смотаюсь до него. От хаты к домику, от домика к дачке — подземными ходами. Жаль, што пуртала там и их нету — а то б дело вышло швидче. Я опосля я всё до тонкостев тебе про Ратоборовы дела и расскажу, Аронеюшка. Как вернуся — к ночи, аль завтрева. Тогда и совет с тобой сызнова держать будем! — важно заключил он.

— Договорились, — солидно кивнула Арония. — Сбегай, Михалапушка, на разведку к Старинушке. Разузнай о Ратоборе, — наказала она. — И что б я без тебя делала? — подольстилась она — домовые ведь натура сложная.

— Дык — чо? Пропадала б! — гордо расправил грудь мохнатый спасатель.

— Ну, не сразу ж! Помахала б кулачками сперва, — хмыкнула девушка и поёжилась. — Ух, озябла я! Спать пора! Хоть и светает, но пару часиков ещё вздремну.

— Давай, Аронея, спочивай! — согласился домовой. — А я — в дорогу отправлюся! — и взмыл к потолку.

— Удачи! — зевнула ему вслед Арония и, укутавшись, вскоре задремала.

Самое время для сна, как она с детства привыкла — Луна побледнела и повисла в окне выгоревшим едва различимым пятном, Солнце взобралось ещё не высоко, зацепившись краем за горизонт. Новый день нарождался…

И вот этот немного сумасшедший день прошёл и закончился. Наступал новый…

Алая Ауди под утро остановилась возле дома Аронии, но из неё никто не вышел.

— Всё? Покидаешь меня? — спросил сидевший за рулём машины капитан страдающим голосом.

— Надо, — вздохнула девушка и кивнула в бок — на светящиеся окна своего дома: — Бабуля вон ждёт, хоть я её и предупредила, что буду поздно.

— А я своё начальство — нет! — посетовал капитан. И спохватился: — Планёрка! — воскликнул он, схватившись за голову. — Выезд на ограбление ювелирного! — Видно, только теперь вспомнив об этом. И уверенно проговорил: — Ничего, лейтенант Тимошенко меня прикроет! У меня ж выходных накопилось — чёртова прорва, на полгода. И отпуск я в том и в этом году не отгуливал! — оправдывался он, наверное, перед собой — Арония ведь и так была на его стороне. — Могу я хоть раз в жизни забыть о службе и уставе!

— А ты забыл? — рассмеялась девушка.

— Ну, почти, — заверил капитан, притягивая её к себе и обнимая. — Разве я могу соображать своей мозгой, когда ты рядом?

— Всё. Сейчас уже ухожу, — пообещала Арония, ещё крепче к нему прижимаясь.

— Уходишь? А как я буду без тебя выживать? — отозвался капитан, зарываясь лицом в её пышные волосы. — Может, вообще переберёшься ко мне жить? — сказал он глухо.

— Ты серьёзно? — отстранилась девушка. — Безумец! Мы знакомы только два дня!