— А тебе, Калина, поможет? Жизнь вернуть? — тихо спросила Арония.
— Эх! Я б с радостью б воскреснул да жизнь правильную заново спочал! Ан, нет! Я ж про это зелье всё у других Хранителей прознал — которы его допрежь берегли. Сказывали они, што самоубивцам — кто против воли Бога пошёл, оно не поможет. Каюсь я в том, что случилося со мной, Аронеюшка, — вздохнул Калина. — Но уж больно сильно я мать твою Арину любил — жить без неё не мог. А ведь Бог велит всё терпеть, даже ежели оно не по-нам. Но — ладно уж, всё уж перекипело! Сейчас я доволен. Рад, что Арина встретила хорошего человека, твово отца, ради которого и от делов своих отказалась. И тебе жисть дала. Уйду теперь спокойно, — опустил он голову.
— Спасибо, Калина. Жаль, что зелье тебе не поможет, — опечалилась Арония. — Хороший ты человек… был.
— Что было тебе, того уж назад не возвернёшь, — покачал головой Калина. — Пущай всё идёт, как идёт, — махнул он туманной рукой. И, помолчав, продолжил: — Так что вот, Аронеюшка, тебе мой сказ! Графинчик тот — возьми! Пользуйся им да добрым людям помогай! А остальное, что есть в сундуке, ты вовсе не бери! Даже колечка малого! Хотя ведь золота там — силища огроменная. Смогёшь так сделать? — пытливо взглянул он. — Ежели что, так я ведь сундук обратно скрою! Дале буду с им мучаться — от людей оберегать, чтоб уж никто не пострадал!
— Смогу, Калина, — кивнула девушка. — Я ведь и не собиралась — мама не велела чужих самоцветов брать! Меня силой сюда притащили! Отдай им клад! Они его и без меня поделят, есть кому, — кивнула она на Ратобора и маячившего вдали мавра. — Только кувшинчик — раз ты позволяешь, возьму себе. Спасибо тебе, Калина! — ещё раз поблагодарила она, наклонив голову.
Тот просиял улыбкой и тоже низко ей поклонился ей:
— Живи долго и счастливо, Аронеюшка! И не поминай меня лихом!
— А ты, Калина, теперь как же? — озадачилась девушка. — Без клада-то? И без доли? Куда?
— Пока я об том не думал. Може, всё ж, решусь туда пойти, — махнул он рукой куда-то вверх. — Буду там слёзно проситься о прощении. Слыхал — к иным милостивы бывают. А потом и мне — как Арине, тоже кой-чего отрабатывать придётся, — покачал он головой. — Не ангельска жисть ведь моя была! С людишками я за царя не раз в пути бился. Иной раз и до смерти. Да я того не боюсь! Это ничего! — расправил он плечи. — Всё лучше, чем клады, омытые кровью да слезами, беречь! Да новые горести по свету плодить! — гневно блеснули его глаза.
— Что ж, удачи тебе, Калина! — кивнула Арония. — По любому, эта доля полегче. Потому что отвечать только за себя.
— И тебе, Аронеюшка — удачи! — пожелал тот. — А то сила-то эта ваша родовая — истинное искушение. Будь умницей — не бери чужого! Ни добра, ни здоровья! А то отвечать придётся!
И, отодвинув девушку в сторону, обернулся и крикнул:
— Эй, кто тут за кладом пришёл? Подходи!
Ратобор со Смугляком, опережая друг друга, бегом кинулись к нему. Да и Полина Степановна, заинтересовавшись словами о кладе, подтянулась поближе, осторожно переступая лаковыми туфлями по зелёной траве.
Калина махнул рукой:
Перед ним разверзлась глубокая яма.
Из неё сам собой поднялся из-под земли огромный кованый сундук с вензелями.
И встал рядом с ним.
29
К сундуку с кладом, радостно потирая руки, подбежал мавр. Даже чрезмерная тучность не мешала лёгкости его шага. Откинув крышку, он с восторгом воззрился на открывшееся перед ним сияющее великолепие:
В нём горой лежало нечто невероятно ценное: переплетясь, будто змеи — громоздились толстые золотые цепи и браслеты, массивные колье и серьги, перстни с большущими каменьями и уникальные печатки. И ожерелья с каменьями. Да ещё какими! Арония и названий таких не знала — синие, зелёные, сиреневые, чёрные и голубые кристаллы — огранённые и естественного вида. Некоторые — с яйцо, иные поменьше. Здесь были даже короны — самые настоящие, с драгоценными каменьями. А также нечто, к чему, наверное, подходило название — подвески, поскольку на ожерелья эти изделия не тянули, тянули на нечто большее. Обычные золотые ювелирные изделия — которые Арония видела раньше, по сравнению с ними казались ей теперь чепухой, смешной подделкой фабричной работы. Как говорил домовой — копеечной цены. А эти раритетные ювелирные изделия создавались великими мастерами и повторить их вряд ли кто-то смог бы. Да и прошедшие тысячелетия и кровавые драмы, разыгрывающиеся вокруг, наложили на них некий мистический налёт…
Да уж, действительно — «анпираторская казна», древнее сокровище, принадлежащее когда-то царям…
Мавр замер над сундуком, восхищённо открыв рот. Зарыв чёрные руки в драгоценности, он стал их пересыпать и перекладывать, хохоча, будто безумный.
Ратобор, подойдя, лениво посмотрел на содержимое сундука. И это явно был взгляд профессионала. Он, наверняка, уже знал, во сколько оценят ту или иную вещицу, скользившую сквозь чёрные пальцы его учителя.
Рядом с ним встала и Полина Степановна, с удивлением уставившись на алмазы и изумруды. И, похоже, этот сон нравился ей всё больше.
Подошла и Арония к этому «древнющему золоту». Как убеждал её домовой, передавая рассказ Старинушки — к «ринской казне». «Енто ж силищща! — говорил он, сжав мохнатый кулак. — Царско амущество»! Ну, солидно выглядит, ничего не скажешь. С виду, конечно. Не видно ни крови, ни слёз, одни ювелирные чудеса. И в первую очередь она стала искать взглядом нефритовый кувшинчик. И с трудом обнаружила его в этом блеске. Неприметный и даже невзрачный матово-зелёный сосуд от пересыпаний мавра закатился под самую стенку сундука.
— Ну что, попрощался со своим кладом, Ратобор? — ехидно спросил мавр у мага. И обернулся а к Аронии: — А ты, девка…
— Я вам не девка! Меня Арония зовут! — оборвала она его. — И, кстати, мне тут одна вещица понравилась. Я возьму её — как память о матери, — заявила она.
— Ничего не получишь отсюда! — оттопырил губы мавр, прикрыв своими огромными ручищами-корягами драгоценности. — Я тебе целую и невредимую бабку отдал! Она у меня знаешь сколько еды съела? Вагон! — недовольно пробрюзжал он.
— Мне всего лишь вот этот кувшинчик нужен! — не слушая его, выдернула та из сундука нефритовый сосуд. — Жалко, что ли? Я ведь не торговалась, когда вы полсундука взяли! — заявила она.
Мавр, увидев то, что она выбрала, только фыркнул:
— Ну и дура, ты, девка! Ладно, бери свою стекляшку! Могла бы что-то и получше выбрать. Эх, ладно — я сегодня добрый! — махнул он рукой, усовестившись. — Сделаю тебе подарок! — и, выхватив из сверкающей горы жемчужное ожерелье, протянул ей его. — На, девка! Помню мою доброту!
Но Арония даже не прикоснулась к ожерелью.
— Я же сказала — мне ничего не надо! Только эта вещица — как память, — показала она кувшинчик.
— Я ж говорю — дура, — пожал плечами мавр и, бросив ожерелье обратно, хотел захлопнул крышку. — Некогда мне ваши глупости слушать! Домой пора!
Но тут вперёд выступил Ратобор и крышку сундука будто вдруг заклинило — не захлопнулась. А мавра будто скрючило.
— Погоди, не торопись! Я не согласен с таким разделом, Смугляк! — заявил он, прихватив его руку пальцами. — Давай-ка разберёмся!
Мавр попытался вырвать свою руку, но тщетно. Да и сам он, похоже, не мог двинуться.
Арония смотрела на это с ехидством — вот и он оказался на её месте!
— В чём разберёмся? — спросил мавр, поморщившись.
— В наших счетах! Надо их подкорректировать! — сказал Ратобор и продолжил:
— Допустим, за двести лет я кое-что задолжал тебе, Смугляк.
Я за это время нашёл только четыре клада, — загнул он четыре пальца. — Два горшка с серебром и один чан с золотыми монетами. На них я потом и создал свой капитал — сеть магазинов, но это к делу не относится. С тех кладов тебе приходится — пять ложек, две полтинны и пять монет. — Убрал он три из четырёх пальцев. — И ещё один клад — вот этот сундук. Половина его содержимого принадлежит Аронии, половина моя. Из них-то я и должен тебе десятую часть. То есть — десяток колец, пять пар серёжек и пару ожерелий. Так? Мизер! Вот и посчитай, Смугляк, какова твоя доля? — показал он ему пустую руку. — Всего ничего! А ты тут на сундук насел, будто орёл на гнездо. Не твоё оно!