Как видно, Смугляка тоже посетила мысль — что ему голову морочат, и он гаркнул:

— Эй, Ратобор, чего ты там бродишь? Кончай уже тянуть резину! Ты же был здесь недавно! Место знаешь! Давай, кончай волынку!

— Я ничего не тяну, — продолжая шагать, ответил маг. — Не мешай, Смугляк! А то собьюсь и придётся всё начинать заново. Сам говорил, что у нас только час. А то снеговиков тут превратимся, интересная будет полянка, — хмыкнул он.

Смугляк, промолчав, недовольно пожевал толстыми губами.

А Арония озадачилась — может маг прав? Мало видеть клад, надо ещё и открыть его. Наверное, Ратобор с матерью специально эту хитрость с заговорами изобрели — с хождением зигзагами, чтобы никто кроме них не имел к кладам доступ? Смугляк — и тот не смог подступиться, хоть в этом деле и дока. Вот и слямзил её бабулю, да натравил на Аронию оборотней. А потом запугал Ратобора. Хитрый этот чернявый. Да и — судя по всему, в магических делах мавр не прост. Даже её сокол и древнейший ведовской род при нём молчат. А кто она без них? Никто. Да и домовой помалкивает.

Но вот Ратобор остановился, несколько раз притопнул, закрутился на месте волчком — по часовой стрелке, потом против, что-то начертил на земле прихваченной по пути палкой и речитативом пропел:

Затем, пробежав через поляну ломаным зигзагом, замер у того места, где Арония видела зелёное свечение, и топнул ногой.

Из-под его ноги вырвался клуб пыли, а затем огненный фонтан.

А Ратобор опять запричитал:

И, три раза ткнув в землю палкой, замер…

— Ну! — выждав немного, гаркнул Смугляк.

— Добро к хозяину вертайся! — с досадой глянув, громко повторил Ратобор.

И тут — будто вырастая из-под земли, перед ним возник человек. Это был высокий мужчина в старинной одежде. Борода и голова кудрявы, плечи широки, статный и крепкий. Но его облик был нечёток и как бы размыт — как нечёткое изображение на очень старом снимке.

— Добро? К хозяину? Ишь, ты! Нашёлся хозяин! Пошто опять притащился сюда, Ратобор? — гулко разнёсся его зычный голос над зелёной уж поляной. — Сказано ж было — без Арины не нужон ты тут! Вали восвояси, пока цел! Клад не получишь! — показал он ему фигу.

«Силён, Калина! Как он его!», — восхитилась Арония.

Она ведь на такое не решилась, хоть и сильно хотела. Ни на фигу, ни на — ударить. Но у неё есть оправдание — бабуля была в заложниках.

Тут Калина даже принялся засучивать рукава. Призрак? Хотя… А вдруг он, и вправду, может ударить мага? Или заговор помешает?

— И подельников своих прихвати! — приказал тот. — По мне — хоть полк ведьмаков сюда приволоки, не видать тебе смарагдов и яхонтов Арининых! — отрезал Калина.

Арония ждала потасовки. Но тут мавр, подтолкнув её в спину, прошипел:

— Иди, девка! Покажись ему! И только попробуй мне чего-нибудь выкинуть! Испепелю!

— Повежливее, Смугляк! А то я сама тебя испепелю! — огрызнулась девушка.

Мавр от такого нахальства только рот разинул, но тут же его захлопнул, лишь прошипев сквозь зубы:

— Иди, давай!

Арония, шагнув вперёд, сказала первое, что пришло в голову:

— А для кого ж ты свой клад берёг, Калина? — усмехнулась она. — Арина уж давно на том свете, Ратобор для тебя не авторитет. А тебе-то они зачем — эти кровавые сокровища?

Тот обернулся к ней, пристально всматриваясь…

— А эт ещё кто такая? — нелюбезно спросил он.

— Она — дочь Арины, зовут — Арония, — сказал Ратобор. — Не признал, что ли? Она — наследница половины твоего клада. Ей-то отдашь смарагды?

— Откуда она взялася? — угрюмо пробурчал Калина. — Не было у Арины детей! И быть не могло! — повысил он голос до громовых раскатов. — Она мне сама об том сказывала! Потому и замуж за меня не пошла!

— Только лишь потому не пошла? — ехидно спросил Ратобор. Но тут же смягчил тон: — Как видишь, Калина — есть у неё дочь! Ведь похожа? — спросил он, указав глазами на девушку. — Не узнаёшь породу?

— От кого — дочь? — выдохнул Калина, с ненавистью глядя на Ратобора. — Твоя, что ль?

И снова — как и прежде когда-то, они стояли друг против друга, вернее — враг против врага, деля зазнобу. И Ратобор отступил. Видно, сокровище было для него важнее, чем Арина. Да и где она теперь?

— Нет, не моя, — сник он. — Была б моя, давно за твоим кладом пришёл. Арония — дочь обычного человека, которого уж и на свете нет, как и Арины. Сам этому чуду ужасаюсь, — развёл он руками. — Дар родовой в Аронии недавно проснулся, а то б и я её не нашёл, — вздохнул маг. — Спрятала свою дочь Арина.

Калина пристально всмотрелся в Аронию и, будто признав, сказал:

— Сиротинушка, значит? Как я? Ну, здравствуй, Арония!

— Здравствуй, Калина! — ответила та. — Или, может, не принято так говорить умершим? — засомневалась она.

— Так и говори, как сказалось, — усмехнулся тот. — По всему вижу — дочь ты её. Похожа ты на Арину. Чего ж раньше-то не пришла? Для неё клад берёг! И для тебя, выходит.

— Я не знала о нём, Калина, а то б раньше тебя освободила. И о даре своём не знала — мать не хотела, чтобы я ведающей была! Да вот — пришлось, нашлись охотники за моим даром.

— Вот оно что? Как там… мама-то? Знашь? — глухо спросил Калина. — Ить вы, ведающие, многое ведаете.

— Знаю. Плохо, — вздохнула Арония. — Сказала — нет на том свете худшей доли, чем у раскаявшейся ведьма. Разве что — у нераскаявшейся.

— А я думаю — ещё худшая доля у самоубивца, — глухо возразил Калина. — Да у такого её и вовсе нет, доли-то. Токмо вот и осталося, что клады чужие сберегать. Чтоб вовсе уж без доли не скитаться. Так што мы с Ариной обои — не больно-то удачливы. Токмо вот ей больше повезло — у ней дочь есть. А я как был сиротинушка, так и остался. Счастливая она, всё ж…

— Мама за меня ведь жизнь отдала, — печально проговорила Арония. — И теперь ей приходится на том свете за все свои недобрые дела расплачиваться. Не успела тут исправиться, добру научиться.

— Зато она тебя золотом да самоцветами обеспечила, — заметил Калина. — Рази это не добро? — прищурился он.

— Добро — это совсем про другое, — нахмурившись, ответила Арония.

Калина постоял, будто о чём-то рассуждая про себя, а потом обернулся к магу, который, опустив голову, слушал их разговор.

— Эй, Ратобор! Оставь-ка нас с Аронией на минутку, будь человеком! Мне слово ей сказать охота. Мы, всё ж, с ней не чужие! — заявил он.

— Ладно! — кивнул тот и, отойдя к краю поляны, сел на упавшее дерево.

Смугляк, что-то бурча, последовал за ним. Только Полина Степановна, улыбаясь, осталась сидеть на месте. Да она и не в счёт, поскольку всё ещё считала, что ей просто снится сон.

Но Калина, заговорив, всё ж, понизил голос.

— Вот что, Аронеюшка, — тихо шепнул он ей. — Ты это золото да самоцветы вовсе не бери! Проклятые они! Не приносят ни счастья, ни радости! Одно лишь горе! А возьми всего лишь одну вещицу неприметную, — ещё ниже склонился он к ней, тихо шепча: — На самом верху сундука она. Это кувшинчик зелёненький, нефертитовый, на видимость не весьма богатый. А в ём — зелье чудесное. Оно хвори может лечить, даже молодость и саму жизнь возвертает — и людям, и зверью. Хучь коню, хучь овце — по капле только дай и поздоровеют. А чтоб его развести — надо лишь малую капельку зелья на ведро воды капнуть. Пить потом и брызгать на болячки. Там по кувшину, по-арабски, рецепт прописан, да стёрся весь. Зелью тому — тыщи лет. И помогает оно только тем, кто чист сердцем.