— Я его поймала. Портал куда лучше открывать?

Растерянно ответила вслух:

— В центральный холл, наверное…

Рэй покачал головой:

— Готов поспорить, это Лейе и мыслесообщение. Не нужно говорить вслух, подумай ответ.

Я послушно повторила уже мысленно, и Рэй, не говоря ни слова больше, взял меня за руку и повёл в главный зал, куда, как нам казалось, вывалится из портала моя родная мать вместе с отцом. Там они и оказались, только Лейе была очень растрёпанной и сердитой, а отец — даже не связан, а перемотан, словно муха в паучий кокон.

У него и рот был залеплен чем-то вроде паутины, и я на мгновение просто замерла. Но в конце концов сказала:

— Что ты творишь, выпусти его из этого… паучьего кокона! Он уже никуда отсюда не денется!

— Вот ритуал проведу, чтобы не врал напропалую, тогда может и сниму, — покачала головой Лейе. — Очень уж ему не понравилось, когда я показалась в поместьишке его, — она неприятно улыбнулась, и стряхнула отца на ковёр, как мешок со старым тряпьём.

Я покачала головой:

— Я понимаю, что ты на него очень зла. Есть за что. Но это в первую очередь мой папа, будь добра, сними это с него!

Лейе, конечно, не послушала:

— Ну да, я сейчас чары сниму, а он давай орать, внимание привлекать, справедливости требовать. Нет уж! Есть у вас подвал какой-нибудь? Вот если туда приведёте, так и быть, расколдую подлеца.

Я только вздохнула. Спорить с ней не было никакого смысла, проще было отвести, куда просит. Рэй пришёл к точно такому же выводу, поэтому мы, не сговариваясь, отвели Лейе, леветирующую перед собой кокон с отцом, в небольшой подвал поместья. Вообще он выполнял больше роль кладовки, и чаще всего здесь можно было найти Йонну, а никак не нас двоих, но что ж я сделаю, если другого подвала у нас для Лейе просто нет.

Придётся устраивать допрос в кладовке. Я не сомневалась, что именно допросом их сомнительное общение и будет. Лейе выглядела воинственно, а на её лице застыла жёсткая усмешка, которая выдавала, насколько она на самом деле играет взбалмошную дурочку. Так смотрят только те, кто уже убивал. Более того: это выражение глаз одновременно напоминало мне и наставницу, и Стефана, только не пугало.

Я чувствовала, что мне она вреда не причинит. А вот отцу… только если я не дам ей его причинить. Это пока она не вошла во вкус, и просто иногда пинала его по рёбрам, или «случайно» врезалась его замотанным в паутину телом, а если ей волю дать… не хотелось бы мне знать, что она делала бы, не будь я рядом.

Отец поступил со мной отвратительно, а с ней — вообще чудовищно, но он всё ещё оставался моим папой, и смерти я ему не желала точно. Как и увечий, которые бывшая любовница явно мечтала ему нанести. Но, правда, мелкой мстительности я не мешала. Признаться, мне и самой хотелось его ударить. Как он мог? Зачем? Какой в этом всём смысл?! Ему придётся дать нам ответы.

Наконец, Лейе уронила кокон на пол, прилеветировала три кресла из недр кладовки — и как только узнала, где их искать, и без каких-либо комментариев начала нараспев читать заклятие на незнакомом языке. Такому меня не учили, поэтому я с интересом наблюдала за её действиями и последствиями чар. На деревянном полу вокруг отца сам собой появился черный круг, как будто начерченный углём, а потом замерцало что-то вроде небольшого купола. Я знала, что иногда в такие помещали цветы и накладывали чары стазиса, чтобы те долго не вяли. Не у нас, конечно, у драконов, но дайнеке Алькарро говорила, что на таком стазисе тренируются, прежде чем начать творить целительский. Мне ещё рано творить такие чары, но в будущем я очень хотела им научиться.

Впрочем, я сомневалась, что это стазис. Но для чего нужен этот круг? Что он делает? Лейе не поясняла, просто продолжала петь и странно размахивать руками, словно в такт собственной мелодии. Наконец, купол на мгновение стал совершенно осязаемым, как будто стеклянным, а потом исчез. А Лейе махнула обеими руками, пробормотала то ли заклятие, то ли ругательство, и с отца, наконец, исчезла паутина. Он поднялся на ноги и попытался то ли двинуться в сторону двери, то ли подойти к нам поближе. Но стоило ему подобраться к границе, как барьер снова стал осязаемым и больно стукнул отца по лбу, оставляя там синяк.

— Никуда ты от нас не денешься, бессовестный слизняк! — воскликнула Лейе. — Сам теперь дочери расскажешь, что ты натворил, и зачем. Мне, Эд, тоже очень интересно будет послушать…

Последнее слово она шипела, как большая змея, и я могла её понять. Видимо, стадию «Лейе, я всё могу объяснить» они уже прошли, потому что отец мрачно уставился на меня. Глаза у него впали, борода казалась подозрительно проредевшей, на лбу назревала шишка, а под левым глазом разливался огромный синяк. Да и в уголках губ запеклась кровь, а правую руку он прижимал к себе левой. Словом, серьёзных повреждений не было — всё это даже я могу вылечить без особых сложностей. Но то, что у них с Лейе не вышло хоть сколько-нибудь нормального диалога, было очевидно.

Моя кровная мать совершенно не щадила бывшего возлюбленного, и закрадывалось подозрение, что она его не прикопала по-тихому только потому, что это расстроило бы меня. Или потому, что тогда он бы не дал нужных ей ответов. Хотелось надеяться, что первая причина была весомее, хоть мы и едва знакомы.

— Кори, не верь ничему из того, что говорит эта женщина! — сказал отец, видимо, не дождавшись какой-то реакции от меня. Я промолчала, и тогда он развернулся к Рэю: — Герцог Геллерхольц, вы же всегда были законопослушны, то, что она делает — варварство!

Рэй брезгливо скривился, и даже отошёл от купола на шаг:

— А отбирать новорожденное дитя у родной матери, и притаскивать его к законной жене, к тому же, к злобной стерве, надо полагать, совершенно правильный поступок?

— Всё было не так! — отчаянно воскликнул дорогой родитель.

Только мне почему-то совершенно не хотелось ему верить. Я чувствовала фальшь даже в этом отчаянном крике, хотя не смогла бы внятно объяснить, откуда у меня подобное чувство. Лейе с ним не спорила. Она удивительно ласковым тоном проговорила:

— Ну что же, дорогой, расскажи-ка нам, как всё было на самом деле. Что произошло в ночь рождения Коринны и за неделю до этого, а?

От мнимой ласки вздрогнула даже я — маска взбалмошной вспыльчивой дамочки потрескалась и рассыпалась в пыль, и теперь я видела перед собой очень могущественную волшебницу. И ладно бы только это — оная могущественная волшебница была в совершеннейшей ярости, которая копилась давным-давно, и, наконец, нашла выход.

Рэй тихо пробормотал:

— Так вот почему все её так боятся…

Лейе то ли тактично сделала вид, что ничего не услышала, то ли была слишком сосредоточена на отце. А тот странно задрожал, открыл рот, взвизгнул, и вдруг сказал:

— Чары правды работают не так! — а из уголков губ снова потекла кровь.

Понятия не имею, что она сделала, но явно ничего хорошего. Улыбка Лейе сделалась хищной:

— Специально для тебя модифицировала, дорогой. Я, видишь ли, занимаюсь развитием магической науки нынче, и это дело всей моей жизни. Меньше будет поводов увиливать. И поверь мне, эффекты будут разными. У меня богатая фантазия. Особенно для тебя. Так что в твоих интересах быть очень, очень, очень честным мальчиком. Повторяю вопрос: что произошло в ночь рождения Коринны и за неделю до этого?

Судя по ужасу, мелькнувшему во взгляде отца, он ей поверил. Я хотела бы знать, что именно она сделала с чарами, но сейчас не время и не место задавать ей вопросы. Как бы горько ни было мне это признавать, но Лейе в своём праве. Это я не могу на отца по-настоящему разозлиться, а для неё я, по сути, восстала из мёртвых сразу взрослой. На мгновение представила, что было бы, если бы я родила дочку от Рэя, а он бы так с нами поступил, и вздрогнула. Нет, я не имею никакого права мешать Лейе вершить свою месть. Такое не прощают.