Дознаватель кивнул, и продемонстрировал всем сцены из нескольких амулетов. Включая те, которые мы с Йонной показывали Рэю, так что я отвернулась. А герцог опять наплевал на все правила приличия, развернул меня к себе и крепко обнял. Очень хотелось его ударить, но вместо этого я спрятала лицо у него на груди. Когда звуки оскорблений стихли, дарэ Рангтгмарк внезапно сказал:

— Этого достаточно. Даэ и дарэ Геллерхольц, вернитесь на свои места.

Я только благодарно кивнула. И в самом деле. Но прежде чем я села, Чезаре спросил:

— Один только момент. Даэ Коринна, расскажите, когда Его Высочество начал вам угрожать, и что именно он говорил?

Я собиралась было отругать его, потому что я не могу отвечать на такие вопросы! Но магия Стефана, или, точнее, демона, ответила за меня:

— Его Высочество никогда мне не угрожал, это всё Анна. Может, она и вовсе до сих пор жива, и призывает новых демонов! Эта женщина ужасна, я боюсь её, мне хотелось бы, чтобы меня от неё защитили…

«Я» говорила очень высоким голосом, и на себя действительно не была похожа совершенно. Всю эту чушь я продолжала нести ещё несколько минут, и только после того, как демон умолк, почувствовала, что чары больше не управляют мной и смогла сесть. Прожгла Чезаре мрачным взглядом, на что он лишь улыбнулся и сказал:

— Стоило всё же продемонстрировать присутствующим, как это выглядит, чтобы они понимали, чего опасаться.

Хотелось сказать: «Вы могли хотя бы спросить разрешения!», но какой в том смысл? Это Чезаре, он ни у кого не спрашивает разрешения, и ведёт себя как хочет. Я не уверена, что есть хоть одна страна, в дела которой он не успел сунуть свой пронырливый нос. Если уж он даже на суд каким-то образом пробрался…

Я просто села на своё место, утянув за собой и Рэйнер тоже, и уткнулась в его плечо, прикрыв глаза. Всё ещё неприлично, даже слишком. Но… мы ведь женаты, верно? И я так и не решила, точно ли хочу высказать свою просьбу. А рядом с ним тяжёлая, как мокрый меховой плащ на плечах, усталость — отступала.

Я пропустила мимо ушей большую часть процессов над двумя другими любовниками Анны, и над Хранителем Тайного, поймав лишь приговоры. Обоих молодых людей ждала виселица, а церковник, как и лат Вистан до него, принялся рассказывать всё, что знает. Правда, его в итоге ждала каторга сроком на три года. И я услышала циничную фразу от Чезаре:

— Переживёт каторгу — пойдёт на все четыре стороны, и даже поздоровее, чем был, а нет — так туда и дорога.

Кажется, он не очень любил то ли служителей Светлейшего, то ли самого бога. И кажется, я начинала его понимать. Столько грязи! Так называемый Хранитель Тайного вообще должен был удрать из Даланны, но его удачно поймали люди дарэ Рангтгмарка, что Хранителя крайне расстраивало. Особенно если учесть, что Стефан не был единственным, кто имел доступ к тем самым книгам. И, конечно, теперь у Его Высочества был полный список. Не знаю, что он с ним будет делать, но лично я просто рассказала бы королям тех стран, откуда родом эти люди. Впрочем, меня никто не спрашивал.

И в зал вывели последнюю подсудимую. Мою дорогую мачеху. Тётушку Никласа. Сестру того самого короля, которого несколько лет травили, медленно уничтожая его разум и личность. Женщину, чьего поведения я никогда не могла понять, хотя видит Светлейший, да и не только он — пыталась. Если бы она сделала что-то отцу, не простив моё появление на свет — это было бы намного более понятно, чем участие в заговоре. Но что ей сделал родной брат?

В государственной измене её никто не обвинял, конечно. Но и всех остальных обвинений хватало с лихвой.

Едва мачеха оказалась там же, где и другие подсудимые до неё, она гордо подняла голову и процедила:

— Можете не тратить на меня время. Я не собираюсь ничего вам рассказывать. А девка безродная, которую вы притащили как «свидетельницу», ничего не знает. Умишком Светлейший не наградил.

Никлас вышел вперёд и поинтересовался:

— Что, тётя, вы даже не скажете, почему хотели меня убить? Вам настолько страшно это признать вслух? Меня, отца, вашего родного брата.

— Любой мало-мальски разумный человек, — она выделила голосом это слово, — И так прекрасно понимает, почему от вас обоих следовало избавиться. Единственный мужчина, у которого были мозги в нашем семействе — это Стеффи. Вам с Риком Светлейший не дал ни ума, ни способности видеть очевидное перед самым носом.

Я поёжилась. Снова это желание убивать представителей других рас. Я смутно помнила, что раньше и сама боялась драконов, и не понимала «остроухих» — как будто в прошлой жизни, так много с той поры успело произойти. Но убивать кого-то лишь потому, что он не похож на тебя! Да это же чистой воды безумие! Ведь ни эльфы, ни драконы, ни тем более далёкие пустынники — никто из них не шёл на нас войной. И не считал выше и лучше себя, по крайней мере, я такого не замечала. Да, Чезаре вёл себя так, словно ему всё на свете дозволено, но я сильно подозревала, что, не будь он полуэльфом, ничего бы не изменилось.

А дайнеке Алькарро вообще рисковала своей длинной жизнью ради тех, кто проживёт совсем небольшой её отрезок. И даже сказала мне как-то, что чем меньше кому-то разумному даровано дней, тем больше стоит ценить каждый из них. Потому что каждый его рассвет — это чудо, которого уже не будет. Хотя, наверное, целитель и должен так относиться к жизни, но она бы не была такой, если бы её сородичи презирали людей. А вот я понемногу начинала испытывать это чувство к собственной расе. А к мачехе — никогда и не переставала, просто сейчас мне не нужно было с ним бороться.

Главный Дознаватель ухватился за «разумного человека», и поинтересовался:

— И что же такого неразумного в тех, кто считает политику вашего племянника верной? — в голосе слышалась усмешка. У него с Белиндой какие-то давние счёты?

Она даже не удостоила его взглядом, не то, что ответом. Просто проигнорировала вопрос. Тогда за неё ответил Никлас:

— Тётушка почему-то решила, что человеческая раса имеет какие-то преимущества перед любыми другими. И всеми силами желает доказать ценность людей, правда, такими методами, что мы выглядим паразитами навроде постельных клопов, — мне показалось, что принц её провоцирует, и спустя мгновение я поняла, что не ошиблась.

— Я же говорила, недоумок в короне, — поморщилась она. — Не преимущества, а наоборот! Мы перед этими тварями — песчинки перед вечностью. Родит человеческая женщина от чешуйчатой твари — такая же тварь будет, родит от остроухого — почти наверняка тоже будут у дитя уши острые. А уж матери их всегда своих вынашивают. А демонская кровь и хвост с рогами могут оказаться вообще у любого, в чьём роду хоть раз связались что с пустынниками, что с их тёмными предками. Мы вымрем! Человечество растворится также быстро, как и появилось. Если только это не остановить.

Главный Дознаватель усмехнулся:

— Так и запишем, преступление совершено на почве ненависти к представителям других рас. Благодарю за то, что вы так легко раскрыли свою мотивацию.

Белинда снова не повела даже ухом. Если в чём-то я ей и завидовала — то в этом. Она отлично умела держать лицо и давать понять окружающим, что они — просто пустое место.

Никлас фыркнул:

— Нормальной матери хочется, чтобы её дети и внуки жили лучше и дольше, чем она сама. Но то, конечно, нормальной, а не помешанной на чистоте крови. Будь пожалуйста, послабее, только бы без «лишних» примесей.

Мачеха окинула Его Высочество презрительным взглядом, и умолкла. И больше ничего говорить не стала вовсе, кто бы ни задавал ей вопросы, и как бы ни формулировал. Она просто молчала, и смотрела на них, гордо подняв голову.

— Что ж, раз вы не желаете сотрудничать, тогда мы поступим ровно также, как если бы вы были мертвы, — равнодушно подвёл итог дарэ Рангтгмарк. — За вас всё скажут свидетели и письменные источники.