Мы прошли в зал, где должно было проходить торжество, и я невольно ахнула, прикрыв рот рукой в белой перчатке. Хотя на дворе стояла поздняя весна, здесь всё было изумительно-зимним. Даже большие арочные окна были украшены чем-то, напоминающим изморозь. Стены были задрапированы тёмно-синей тканью в маленьких драгоценных камнях — словно звёздное ночное небо.

А белоснежные пушистые ковры, украшающие буквально всё, кроме той части залы, где полагалось танцевать, отчаянно напоминали мне сугробы. Только уютные и пушистые, словно большие белые собаки или хорошо взбитая пуховая перина. А колонны, удерживающие высокие потолки зала, были оплетены тонкими темными ветками, отчего казалось, будто это такие в высшей степени необычные деревья удерживают на себе тяжесть небес.

Рэй совсем не знал меня, не считая тех мгновений, когда дарил радость просто мимолётно осветив мою мрачную жизнь собой. И всё же он сумел сделать так, что я забыла обо всём от восторга. Наверное, у меня был на редкость глупый вид, когда я снова замерла на пороге, и залюбовалась.

— Нравится? — улыбнулся вновь мой… новоиспеченный муж. Отчего-то эта мысль вызывала желание прятать лицо и избегать его взгляда.

Но я всё же ответила ему, собравшись с духом:

— Здесь безумно красиво. Настоящая зимняя сказка в начале лета. Это… волшебно.

— Рад, что сумел угодить, — он одарил меня ласковым взглядом. — Пройдём вперед, нас, к сожалению, ждут на первый танец. Без нас начать никак не получится.

Вот как, значит. Даже танец со мной для тебя — «к сожалению», — я горько улыбнулась про себя, но вместо того, чтобы как-то показать это, кивнула Рэю. Мы и правда должны были порадовать всех присутствующих. А расстроиться от того, насколько я обуза для своего мужа я ещё успею. Это в любом случае лучше делать, когда все разойдутся по домам, и мы останемся в поместье среди слуг, но всё же вдвоём.

Каждый вдох казался мне полным крохотных болезненных иголочек, а глаза наверняка подозрительно блестели, но я решила, что не буду позорить ни себя, ни Рэйнера. Я слишком много от него хочу, и слишком эгоистична. Он в любом случае забрал меня из дома матушки, освободил от власти этой склочной и взбалмошной женщины. Быть может, я даже наконец отвыкну называть её матерью — она этого всё равно не заслужила, и знала об этом. Любая другая радовалась бы на моём месте, и была бы благодарна.

А я лишь коснулась лёгкой вспышки счастья от того, как Рэй угадал с зимним мотивом свадьбы — и погрузилась в черную меланхолию, в которой толком не замечала никого вокруг. Графы, герцоги, бароны, виконты — и даже короли, все слились в моих глазах в бесконечную вереницу чужих людей, перед которыми следовало держать лицо. Не давать треснуть маске. Череда ничего не значащих улыбок, поклонов, книксенов. И самый важный танец, который предстояло как-то пережить. Танец с уже любимым, но всё еще не моим — по крайней мере, душой — мужем. А я ведь даже рассмотреть его себе не позволяла…

Едва мы прошли мимо толпы гостей в центр зала, как Рэйнер сказал:

— Моя прекрасная супруга, Коринна фир Геллерхольц, я приглашаю вас на первый танец. Подарите ли вы его недостойному вашей красоты глупцу? — и обворожительно улыбнулся.

Конечно, все мои чаяния о том, что я смогу смотреть куда угодно, кроме как на него, растаяли, как утренний дым. Слишком уж новоиспеченный супруг привлекал внимание. Так же легко, как двигался, улыбался, и освещал собою всё вокруг. Я взглянула в его чуть смугловатое лицо, поймала взгляд потрясающих серо-стальных глаз, едва не утонув в этих магических омутах, и неловко ответила:

— Буду рада танцевать с вами, мой лорд.

Рэй ободряюще улыбнулся, протянул мне крепкую и необычайно тёплую руку, и с первых мгновений закружил в быстром танце. Обычно как первый выбирали такие танцы, чтобы выглядеть словно святые, отдавшие души Светлейшему. Степенные, изящные, и — признаюсь честно — скучные. Но по знаку Рэйнера заиграла быстрая южная музыка, и мы заплясали так, словно это был не первый брачный танец, а последний в нашей жизни, и чем быстрее мы будем двигаться, тем дольше проживём.

Я не знала танца. Не могла даже вспомнить название, хотя нужное слово вертелось на языке. Легко вспомнила, что раньше так танцевали на днях рождения — призывая Смерть отступить еще на несколько шагов, доказывая ей, что чувствуешь себя живым и полным сил. Но сейчас традиции поклонения ей на юге стали такими же неправильными, как у нас — повторять за эльфами и прочими долгоживущими, и бодрые пляски чаще можно было услышать где-то еще, чем там, где они родились. Консервативная Неттала отказывалась признавать, что они существуют, но искала смертепоклонников, а более свободный Ортан просто сменил вектор развития, как и богов, которые были в чести.

Я поражалась сама себе. Рэй вел меня, я смотрела в его глаза, ловила на себе его дыхание, а в голове все равно так и крутилось что угодно. Лишь бы не думать о том, насколько, на самом деле, мой брак бессмысленен для меня лично. И не любоваться мужем слишком сильно. Но — не получалось.

И не восхищаться тоже не получалось. Хотя бы просто потому, что Рэй умудрился не сбиться сам, не уронить ни разу меня, и не дать мне ошибиться в танце достаточно сильно, чтобы это было заметно со стороны. Он даже шептал мне на ухо подсказки, но меня так обжигало до самого сердца его дыхание, что я не могла запомнить ни слова.

Но, к сожалению, танец с Рэем кончился. И слишком быстро, и слишком медленно, и просто — слишком. Муж поцеловал мою руку, ласково улыбнулся, и чуть подтолкнул за плечи в сторону следующего желающего заполучить танец. По счастью — уже более традиционный даланнский вальс, медленный и степенный. Я покорно обернулась, и обнаружила перед собой более взрослую версию Рэя. Только синеглазую и с лучами морщинок в уголках глаз. Асгейр фир Геллерхольц был немолод, очень немолод — и все же красив. К тому же в прошлом занимал должность маршала, а ныне был королевским советником. И мы были практически незнакомы…

Я знала о нём только, что он добровольно передал сыну титул при жизни, пожелав отойти от дел, и довольствовался содержанием от короны за верную службу. И что Рэй очень любил и уважал отца — но уж об этом знали все. И теперь не знала, что ему сказать. Только дала руку, и неловко пошатнулась в танце, не в силах вымолвить ни слова. Люди сильно старше меня вообще пугали, а уж мужчины — особенно. Это ведь в их разговоры мне нельзя было лезть, и желательно не следовало даже пытаться с ними разговаривать, пока ко мне не обратятся напрямую. У нас были… очень строгие правила. И хотя я уходила из отчего дома в мужний, эти правила во многом всё ещё были сильнее меня.

— Ну что же, новоиспеченная леди Геллерхольц. Не бойтесь старого ворчливого родственника, я не обижаю молодых девушек. Да и не очень молодых — тоже не обижаю, — тихо, но доброжелательно сказал он.

Я слышала о бывшем маршале разное, и он казался мне очень строгим. А видела перед собой мужчину с правильными чертами лица и волосами до плеч, заметно тронутыми сединой. Величавого, но какого-то совершенно не похожего на тот образ, что рисовало воображение. Он казался мне человеком, которому можно доверять. Как, впрочем, и его сын. И я осмелилась ответить, побеждая охватившее тело оцепенение:

— Дарэ фир Геллерхольц, я не боюсь вас, просто слишком неожиданно оказалась здесь.

Я была честна, и сама не знала, к чему бывшему маршалу моя честность. Но тот только улыбнулся:

— Я наслышан о ваших непростых отношениях с родственниками. Должно быть, вы были только рады выбраться из-под их крыла? — он аккуратно закружил меня в танце, и я немного вздрогнула, когда суховатая теплая рука коснулась запястья. Даже сквозь свадебную перчатку для меня это было непривычно. Как, впрочем, и балы, среди которых мне довелось побывать от силы на пяти. Отец Рэя мягко улыбался, и на дне его глаз виднелось нечто, чего я не могла прочитать. Но я снова решила, что не хочу ему лгать. И даже выворачиваться и придумывать красивый ответ по этикету — всё равно не хочу.