— Подожди, с чего ты решил, что мне интересно только это? И что только это меня касается? И что такого в треклятом бале, кроме этой женщины, что ты едва не на голову мне падаешь, чтобы о нём сообщить? Я не ребёнок, Рэйнер! Я вышла замуж за тебя, в конце концов. И если ты влип в какие-то неприятности, то как верная жена, я попаду в них же. А ты явно что-то скрываешь. Почему?!

Если бы кто-то спросил меня, с чего вдруг я столь уверена, что у него не просто много дел, а неприятности, и эти неприятности могут грозить чем угодно, от потери титула до потери жизни, я не смогла бы дать вразумительный ответ. Но он выглядел… так выглядел отец, когда едва не разорил нас, и признавался в этом матушке. Подозреваю, когда рассказывал о моём существовании и о том, что я буду жить и он меня признает, тогда тоже было похоже. Но этого я, понятное дело, знать не могла. Лишь предполагать.

А Рэй поморщился, но врать и изворачиваться, к счастью, не стал:

— Откуда столько проницательности в юной девушке, едва вышедшей замуж? Видно, прав был отец, когда говорил, что это врожденное. Хорошо. Ладно. Что касается бала — по прямому распоряжению Его Величества, помогать тебе в его устройстве будет не матушка. Как выразился почтенный Олдарик, негоже вынуждать подданную другого королевства и его возлюбленную сестру к лишним страданиям, она и так довольно терпела свидетельства непочтительности своего супруга. Эта фраза — полшага до войны, чтобы ты понимала, но к счастью, её слышал очень узкий круг лиц. Только войны нам и не хватало, — он закашлялся, и снова жадно припал к графину с водой, совсем её допив.

Я проглотила обидное указание на возраст. В одной из тех книг, что он мне подсунул, я читала замечательную фразу: «Возраст — это тот недостаток, который быстро проходит». Она звучала как нечто весьма успокаивающее и помогающее держать себя в руках.

— Но ведь это хорошо? Ты сам говорил, что не хочешь видеть в этом доме матушку! Да и не только ты не хочешь, если уж быть честной… — я, кажется, впервые признавалась в том, что не буду рада матушке. Но вряд ли Рэй меня осудит, верно ведь?

Рэйнер тяжело вздохнул, и почему-то опять закашлялся. Как бы не заболел, я же ничем тогда ему помочь не смогу… хотя, наверное, сможет Йонна. Вызывала же она к нему лекарей до моего появления. Сам он не был похож на человека, сильно склонного о себе позаботиться.

— Было бы хорошо, если бы не выбранная кандидатура твоей наперсницы. К нам приезжает Анна. С Его Высочеством Стефаном, будь он трижды неладен. И мы должны с благодарностью принять помощь четы, принадлежащей к монаршей семье, и воспринять это как высочайшую милость. И организовать им подобающие покои, конечно. Как ты понимаешь, о том, чтобы держать тебя в соседних со мной, не может быть и речи. Подходящую спальню для наглой четы я сумею выделить, это не проблема, но всё остальное… я не знаю, как Анна уговорила на это Олдарика, но она и мёртвого уговорит, не то, что сумасшедшего! — последнюю фразу он зло воскликнул, и я ощутила мимолётное желание отшатнуться. Впрочем, Рэй не причинит мне вреда.

Стоило бы порадоваться, что он так зол на эту женщину, да только… Анна ведь — молодая версия матушки. И мало того, что она такая же, как матушка, она полна сил, у неё огромное влияние, и главное — Рэй простит ей всё, когда она будет торчать перед моим носом. И перед его. И как бы не вышло так, что… нет, об этом не хотелось даже думать. Если герцог Геллерхольц попадётся на измене с Анной, она может и выкрутится, а вот ему точно ничего хорошего не светит. И она не может этого не понимать! И как бы только это… что значит, уговорит сумасшедшего?!

— Сумасшедшего? О чем ты? Что не так с Его Величеством? — я уцепилась за его слова, желая знать, что происходит.

Рэй грязно выругался, отчего моё лицо наверняка удивленно вытянулось, став совсем уж лошадиным. Нет, я догадывалась, что он не нежная девица, но чтоб настолько… выпустив пар бранными словами, он снова утёр пот со лба, поправил слипшиеся прядки черных волос, норовившие попасть в глаза, и сказал:

— Считай, что я этого не говорил. Это государственная тайна, и чем меньше посвященных — тем меньше вероятность, что она попадёт не в те руки. Устал. Зверски устал, если честно. Вот и мелю языком, почём зря, — врать Рэй снова не стал, и это было… приятно. Выходит, в какой-то степени он мне всё же доверяет. Или по крайней мере не считает достойным лгать.

— Это все плохие новости, или ты половину утаил? — уточнила я обреченно.

Принимать Анну здесь, устраивать бал, и всё остальное… нет, я не хотела этого. Рэй наверняка не устоит перед нею, а для меня будет припасено немало завуалированных угроз, и кривых усмешек. Что я, не знаю матушку, и не узнаю ту же породу? Может, Анна разве что поумнее, но это не то, чему стоит радоваться кому-то вроде меня.

— Больше половины, — усмехнулся Рэй. — Я не люблю врать, мне лжи хватает в политике. Да и сил на это нет. Но все остальные плохие новости… скажем так: если я скажу бежать, то лучше меня послушать. Впрочем, я надеюсь, что обойдётся без этого. И готовлю все возможные пути отступления, если будет иначе. Но… этот треклятый бал, вероятно, будет тем ещё испытанием. Мы не будем чувствовать себя дома. И Стеф, который Его Высочество, почти наверняка тебе не понравится — и я в общем-то предпочёл бы, чтобы ты его избегала. Анна выходила замуж не по любви. Она вряд ли хочет чего-то плохого, просто я отказал ей в желании увидеться, а она не привыкла к отказам, — он вздохнул. — Хотел поступить правильно, но вместо этого, кажется, устроил нам обоим неприятности. Прости, — он и правда выглядел виноватым. Отвёл взгляд, и рассматривал собственные испачканные в какой-то грязи сапоги. Раньше он себе не позволял в таком виде ходить по дому, но видно, загадочные неприятности его подкосили.

— Не переживай, я привычна к тому, что дом — это поле битвы, — я улыбнулась и позволила себе положить ладонь на его руку.

Горячий. И кожа немного шершавая. Хотелось гладить его по рукам и целовать пальцы, и я едва не залилась краской, думая об этом. Вышло бы совершенно неуместно, так что я быстро представила себе, как бы он целовал Анну. Злость отогнала глупые девичьи мечты, и краснеть я перестала.

— Только скажи, кто в этой битве враг, и чего всё-таки опасаться. Хотя бы как себя вести! Я же не могу следовать правилам, которых не знаю! — я надеялась, что разумные вопросы его немного разговорят.

Рэй же поморщился так, словно его резко ударили в живот. Что-то ему в моих словах не понравилось.

— Постоянно забываю, что тебе пришлось стремительно взрослеть из-за отношений твоих родителей. Прости. И за то, что тебе снова придётся чувствовать себя как дома — тоже, — сказал он грустным тоном. — Другая девушка твоего возраста начала бы требовать ответов, или возмущаться. А ты… жаль, но у меня нет выбора. Бал состоится. Формально он будет в твою честь. Не свадебный, но в честь того, что у этих земель наконец появилась своя герцогиня. С тех пор, как умерла моя мать, уже пятнадцать лет как этот титул было некому носить. Что касается твоих вопросов — будь благочестива. В самом тяжёло-нудном смысле слова. Ты, я думаю, понимаешь, как это, лучше, чем я.

— То есть, одеваться так, чтобы не было видно живой кожи, не перечить старшим и тебе, смотреть в пол, молиться, и тихой тенью следовать по дому. И не разговаривать ни о чем, если не спрашивают, — вздохнула я. — Это большая часть моей жизни. Я привыкла. Ну, разве что, у меня раньше не было мужа, и слушалась я папеньку.

Он вдруг слабо улыбнулся.

— Откуда же в тебе столько огня, если это — вся твоя жизнь, Кори?

— Матушка говорила, что это потому что я выродок, и родила меня какая-то шлюха, — прямо ответила я. — Но на самом деле, наверное, всему виной то, что отец без неё был другим, и, если она не была рядом, по любой причине — я глотала свободу, как умирающий от жажды — воду. А ещё меня научили читать, и никогда не следили за тем, какие книги попадают в мои руки. Таких, как твои, у нас не было, но всё остальное — было. Не предназначенное для дамского чтения, как выражался отец. Приключения, исторические книги, хоть и с драконьими датами, учебники военного дела, да и вообще все подряд учебники, которые писали для моих братьев… да и Альрик с Грегером всегда были добры ко мне, как ни странно.