И сам разговор напоминал не суд, и не допрос, а поединок словами, в котором, кажется, постепенно побеждал Никлас.

— Вы пошли против церкви, которая имеет влияние на всё Соцветие и множество более мелких государств по всему миру, вам нужно думать, как защитить себя, а не меня, — в ответ усмехнулся Вистан. — Асмунд не простит вам этого обвинения, и вряд ли вы получите его голову из Эйлаты, скорее уж сам Священный Град, а вместе с ним и вся страна, объявят вам войну.

— Во-первых, это будут уже мои проблемы, а не ваши. Во-вторых, дарэ Гартмарк сам объявил войну и мне, и моему отцу, когда устроил этот заговор. Вы будете говорить? Или мне вызывать свидетелей и объявлять приговор? — принц говорил со спокойным равнодушием человека, которого устраивают оба исхода.

— Что ж, справедливо. В обоих случаях. Но если хотите знать моё мнение, до открытой войны с таким противником вы ещё не доросли, и вам стоило продолжать вести её в тени, — лат чуть улыбнулся. — Я согласен на вашу сделку. При условии, что мне выделят для успешного отъезда охрану из не менее чем пятерых обученных магов. Они вернутся к вам порталом, это не должно занять так уж много времени. И ради всего, во что вы верите, не надо называть их имена сейчас!

Никлас усмехнулся снова:

— Маги — ценный ресурс для моего государства, и мои дорогие подданные. Я не стал бы их так подставлять. Хорошо, я согласен на ваши условия. Рассказывайте, лат Вистан. Вы мне не нравитесь, и ваши дела тоже, но Бальтазар сказал чистую правду: вы лишь пешка, а мне нужен Король.

Это и правда вышел скорее разговор о сделке, чем суд. Но, кажется, Никлас всё равно планировал вызывать свидетелей. Только зачем? Я окончательно запуталась в его мотивах, так что просто внимательно вслушивалась в продуманный и обстоятельный рассказ лата Вистана. Он явно рассматривал такой вариант развития событий, и успел подготовить речь.

— Моё настоящее имя — Тайр, и я не из Даланны родом, в отличие от Асмунда. Родился и вырос в обычной деревушке далеко отсюда. Но когда я был ещё молодым и полным сил парнем, кое-как освоившим простенькие чары, моя мордашка приглянулась одной аристократке. Она забрала меня из той глуши, и дала образование. Так мы и познакомились с Асмундом — он был ещё одним её любовником, хотя, конечно, я был представлен как молодой и талантливый протеже… — начал он со спокойной улыбкой на устах.

Зачем он повёл свой рассказ настолько издалека, я поняла чуть позже, но его никто не перебивал. Напротив, слушали, затаив дыхание. Как оказалось, лат Вистан, Тайр, познакомился с амбициозным молодым священнослужителем у той светской дамы, но поначалу они не нашли общего языка. Асмунд язвил, оттачивал на Вистане-Тайре своё остроумие, и порой мог при нём вспылить, не считая протеже своей любовницы за значимую фигуру.

Вистан ею и не был, но очень хотел стать. Поэтому терпеливо искал ключ к тому, кто уже тогда подбирался в своей карьере к посту одного из Девяти Старших. Тайр понял, что, если он будет нужен этому человеку, тогда и его собственная судьба устроится намного интереснее. И этим ключом оказалась его магия. Точнее, идея, что подвинуть магов с их пьедестала значимых и могущественных можно, если лишь декларировать неприязнь к магии. А на самом деле просто забирать талантливых молодых чародеев под крыло Церкви, и учить их благодарить за свой дар не счастливую звезду, и не обучение, а Светлейшего.

А с ним — и лично будущего Первосвященника. Ударить врага его же оружием, получив и силу абсолютную, и долголетие, и власть над умами простых прихожан. После того, как Вистан начал понемногу высказывать подобные мысли, Асмунд перестал воспринимать его как живую игрушку, и в конечном итоге даже организовал ему гражданство Эйлаты, и справил новые документы. Так умер деревенский мальчишка Тайр, и родился вполне утончённый и образованный послушник по имени Вистан. Разумеется, бастард какого-то могущественного дарэ, который не хочет раскрывать своё отцовство, а как иначе?

В статусе «бастарда» Вистан начал делать стремительную карьеру, на каждом этапе которой он пользовался поддержкой Асмунда, а тот получал свежие идеи и возможность обсудить с кем-то свои долгосрочные планы. И постепенно приходил к выводу, что от излишне строптивых королей нужно избавляться, иначе Церкви не удастся захватить власть по-настоящему. Ведь если королевская политика будет включать сближение с драконами, например, которые высмеивают веру в Светлейшего, то прихожан станет намного меньше. А государственных привилегий можно и вовсе не дождаться, или они отойдут кому-то другому.

У чешуйчатых тоже есть своё жречество, и оно совершенно иное. И лат Вистан, и дарэ Асмунд, более известный как Первосвященник, полагали, что… если предоставить прихожанам выбор, он будет не в их пользу. Потому что драконьи боги не считают, что мужчина и женщина чем-то всерьёз отличаются, за исключением возможности дать новую жизнь. Но это делает женщину ценнее, а не наоборот. И запреты их касались того, что и в самом деле всерьёз могло навредить…

Даже я, слушая о планах первых лиц своей веры, начинала приходить к выводу, что бог, который не карает таких служителей — либо очень слаб, либо очень подл, либо попросту не существует. А драконьих богов видели. И даже я смутно слышала о таких случаях, не говоря уже о ком-то более образованном и информированном.

Да, среди соцветцев нашлись бы те, кому идеи Светлейшего близки сами по себе. Кто искренне полагает, что именно так жить — правильно. Но их «хватило» бы на одно, два, может быть три человеческих поколения. А дарэ Асмунд планировал жить несколько дольше, чем обычный человек, и совершенно не желал лишаться власти раньше времени.

Поэтому принц Никлас и его отец, который стал проводить политику мягкого отхода от единой веры, начали мешать и лату Вистану, и Первосвященнику. Слишком отбились от рук. Слишком хотели сближения с долгоживущими расами, которое мешало само по себе. Эльфы, драконы, даже пустынники — имели более длинную память, чем обычные люди, которых не касалась магия. И потому могли рассказать слишком много о том, как всё было на самом деле.

Не только Олдарик и Никлас мешали Асмунду, подобные интриги проводились им во многих государствах, и уж точно по всему Соцветию, хотя всех подробностей Вистан не знал. Или утверждал, что не знал — я была уверена в последнем варианте. Но именно сам принц и его отец мешали больше всего. И самое неприятное, подходящих кандидатов, чтобы занять трон вместо них — не было.

Стефан Асмунду казался странным, с ним было что-то не так на некоем глубинном уровне. И я поразилась, когда это услышала: родные отец и брат ничего не заметили, а Первосвященник, который даже не так часто виделся с королевской даланнской семьёй — увидел. Неужели они так любили Стефана, что не хотели замечать червоточины в нём?

Кроме того, другие косвенные кандидаты на трон не подходили тоже. Была моя мачеха, Белинда — но той не повезло родиться женщиной, они не могли противоречить своей же вере. Были её дети, мои братья Альрик и Грегер, но с ними осторожное прощупывание почвы ничего не дало. Альрику хватало собственного титула, который он получит от отца. А Грегер… если верить Вистану, я могла гордиться младшим братом.

Он не только сразу понял, к чему ведут осторожные расспросы его исповедника. Грег и до того ходил к нему редко и больше ради того, чтобы не вызывать кривотолков, и не расстраивать лишний раз свою мать — она становилась невыносимой, когда расстраивалась. А после мягких намёков, кстати, и со стороны Белинды тоже — покрыл исповедника отборной бранью и заявил, что ноги его больше не будет в гнезде изменников и лжецов. А потом благоразумно уехал, но успел направить письмо отцу Рэйнера. К сожалению, брат говорил слишком иносказательно, и насколько всё плохо, стало ясно уже позже. По крайней мере, так я поняла из дополнений дарэ Рантгтмарка, который заполнял пробелы в рассказе Вистана недостающими деталями.