Жизнь потекла своим чередом. Мы с матушкой всё также грызлись, но я больше не проглатывала оскорбления и не позволяла рукоприкладствовать. В дом стали целыми пёстрыми стаями приходить модистки, белошвейки, и незнакомые мне служанки. Меня всё время обмеряли, задавали удивительные вопросы, крутили и вертели во все стороны. И несмотря на то, что я знала: у нас с герцогом нет никакого особого времени, помолвка лишь формальность, и для неё достаточно королевского указа и наших подписей, а дальше сразу последует свадьба…

Несмотря на это, к свадьбе я оказалась совершенно не готова. Слишком быстро пролетело время. Да, мне больше не дозволяли общаться с сёстрами, и слуги при мне преимущественно молчали — таковым оказалось наказание от отца. Но вокруг всё время что-то происходило, и этот круговорот настолько меня затянул, что я как будто пропустила все эти три недели. Кажется, это был рекордный срок от помолвки до свадьбы. И одна из немногих свадеб, где между этими событиями невеста вовсе не видела жениха.

К счастью, моя моральная неготовность никак не влияла на начало церемонии, потому что празднество создавали не мы. Родителям лишь нужно было подготовить меня и вовремя привезти в нужный храм, а уж в этом никакой сложности не было, даже если бы я и вовсе оказалась парализована и не могла бы вымолвить ни слова. Формально, я могла бы отказать ему. Не скрепить клятву, бросить у алтаря. Может, будь на месте Рэйнера какой-нибудь старый лавочник, я так бы и сделала. Но где-то в глубине души жила надежда, что, хотя бы от него я получу хоть толику тепла, раз уж в отчем доме его для меня не оказалось вовсе.

Рэйнер фир Геллерхольц — это не просто мужчина, и не просто маг. Это человек, который когда-то подарил мне чувство подлинного волшебства. Ощущение теплого костра, возле которого можно согреть руки в морозную зиму. Чувство, что и у меня тоже есть что-то внутри, и я не просто сомнительный актив нашего почтенного семейства, но девушка. Человек. И чего-то стою.

Я помнила день, когда мы впервые увиделись также ярко, как видела сейчас перед собой величественный храм Светлейшего, возвышающийся над еще сонным городом. Раннее утро — единственное приличное время для свадеб, только рассветные лучи угодны богу, но люди грешны, и предпочитают по утрам спать, что с ними ни делай. Это тоже Рэйнер так говорил. Он вообще был такой… живой…

Да, я помнила тот день. При всём желании не смогла бы выбросить его из головы. И будущего мужа, и наше с ним первое знакомство. Потому что его вообще не должно было оказаться там, в яблоневом саду матушки, где я пряталась от её гнева, а он — воровал яблоки. Ну, то есть, формально он был одним из гостей многодневного бала, затеянного дорогой мачехой, но в сад она никого не пускала.

А он не только проник туда, но и нахально забрался на дерево, уселся на самую толстую ветку, и жевал яблоко. Кажется, ему тогда было чуть больше двадцати? И приезжал он в том числе потому, что его родители надеялись: сам выберет себе невесту, увидев тех, кто подходит ему магически. Тогда я даже не знала, что вхожу в этот весьма узкий список. Я была наивной девочкой, и мечтала о мире, где нет либо меня, либо матушки.

Рэй спрыгнул со своей яблони, протянул мне другое, целое яблоко, широко улыбнулся, и сказал:

— Выше нос! Расстройство такой прекрасной юной леди ножом режет мне сердце! Может, это смешильное яблоко поможет?

И я против воли рассмеялась, хотя до его появления хотелось плакать. Как будто солнце осветило что-то внутри меня. Он даже проводил меня обратно в поместье, и передал с рук на руки Эдану. Впрочем, именно с того момента матушка помешалась на том, что у меня с ним скоро будет или уже была добрачная связь, и жизнь вроде бы стала еще хуже…

Но я не жалею. Нельзя жалеть о солнечном дне лишь потому, что потом разразилась буря. Нет никакой вины тепла в том, что вокруг разлился горный холод. Да и все эти годы, пусть изредка, но он крохотными штрихами дарил мне желание жить. Неужели я и правда скоро встречусь с ним с полного одобрения семьи? Ну, или хотя бы с условием, что семья не может отказать? Неужели я и правда выйду замуж не за какого-то старика, а за человека, о котором слушала интересные истории всё детство, и который осветил собой всю мою юность?

Если уж совсем честно — не верилось. Моя жизнь дана не для радости, а, чтобы матушке было, на ком сорвать злость. И в связи с этим верить в то, что бывает как-то иначе, не очень-то получалось, и я вновь тонула в своих мыслях, да в воспоминаниях. Брачный возраст уже два года как наступил, еще немного — и партиями для меня действительно стали бы состоятельные пожилые лавочники. А тут… Рэйнер. Рэй. Луч солнца.

Но во что я верила или не верила никого, как обычно, не беспокоило. Мы выбрались из кареты, и служанки несли за мною шлейф длинного атласного платья, белого, но расшитого золотом — символ того, что я чиста до брака и приношу себя в дар будущему супругу. Кажется, матушка предпочла бы, чтобы вышивка была красной, или лучше того — черной, а за мною следом шёл бы маленький ребёнок. Но к её несчастью, замуж я выходила за того единственного, с кем могла бы заставить нить заалеть.

Я посмотрела на рассветное небо — оно было чуть розоватым. Мы приехали с первыми лучами солнца, как следовало. На мгновение, мне показалось, будто Рэй не приедет, и это я окажусь позорно брошенной у алтаря. Однако, вскоре с мужской стороны храма показалась знакомая насыщенно-синяя карета, запряженная четверкой вороных. Впрочем, вздохнуть свободно так и не получилось. Мне нужно было его увидеть! Поверить…

Прошло несколько утомительно-долгих мгновений, когда дверь кареты открылась, и навстречу мне вышел мужчина, одетый в черное, но вышитое серебром. Он мог бы взять и золото, мог и красную нить, но предпочёл серебро. Уважение и принятие, вот как? Что ж, это уже больше, чем было дома. Хотя глаза всё равно защипало. Так хотелось…

Но все знали, что он без ума от Анны, а я, к сожалению, совсем не была ни светской красавицей, ни женой принца. Обычная девушка, к тому же проблемная. Бастард. Кто я — по сравнению с нею?

Под ритуальной маской не было видно лица, но я и так знала, что этот мужчина — Рэй. Я слышала его шаги, видела его жесты, даже как будто могла отличить его дыхание среди других. Нас проверили внутрь храма, и он показался мне совсем небольшим и довольно тёмным. Впрочем, внутри он был облицован черным мрамором, так что это и неудивительно. Белый снаружи, черный внутри — словно с какой-то тайной в сердце. Каждый храм Светлейшего был похож друг на друга, и одновременно с тем ни один из них не повторял другие точь-в-точь. Храмы-лабиринты, храмы-загадки.

Нас остановили на пороге храма двое послушников в черных одеяниях, взяв за предплечья.

Рэй чуть приблизился ко мне и взял руку в свою, после чего мы услышали зычный голос священника:

— Как Светлейший по небу с Двулучной, вы должны пройти рука об руку и дойти до алтаря. Жених и невеста, что пройдут по пути жизни, и сплетутся в одно. Невеста, ты доверяешь жениху своё будущее и настоящее, так иди же за ним, не глядя в лицо, и заслужи доверие снять маску. Жених, ты берешь на себя ответственность за невесту, и потому поведешь её сквозь невзгоды жизни, сквозь огонь и медь, сквозь серебро и воду — как сейчас ведешь сквозь храм к Пресветлому Алтарю. И если вы согласны скрепить этот союз — вы пройдёте этот путь до конца, как пройдете потом и жизненный путь. Так веди же её, слепую, ведь женщина не способна узрить куда ведёт лента судьбы, и только мужчина может провести её по дороге жизни.

Теперь ко мне подошли уже одетые в белое с золотой нитью юные девушки-послушницы, и я немного грустно вздохнула, глядя на них. Такие молодые — а им нельзя показывать оставшимся в миру даже ладоней, и потому они с ног до головы укутаны в ткань, а волосы убраны под платки. Хорошо, что такие правила только для тех девушек, кто решил посвятить себя Светлейшему, иначе жизнь совсем бы стала тоскливой.