Но присутствие Рэя успокаивало. И я постепенно взяла себя в руки, а он крепко меня обнял и сказал:

— Увы, но нам с тобой нельзя ещё больше задерживаться. Нас ждут.

Я кивнула, и мимолётно пожалела, что сегодня не увижу закат. Весь день пройдёт на судебном заседании, и скорее всего оно продлится до глубокой ночи. Очень уж многих нужно было осудить. Может быть, суд продолжится и завтра, но хотелось бы, чтоб уже без меня.

Рэйнер сотворил портал, в который я, мрачно вздохнув, шагнула вместе с ним, вцепившись в его руку. И тут же оказалась в расширенной, «портальной» части коридора. Здание суда возводили ещё до того, как Светлейший стал самым важным богом в Даланне. Кому тогда поклонялись — я так и не успела узнать. У Белинды не хранилось «кощунственной» литературы, и особенно перепечаток книг, датированных до Вознесения Светлейшего.

Но тогда магов у нас было намного больше, и держать что-то вроде круглой башни в каждом крупном замке было принято. Чтобы именно туда телепортировались новоприбывшие. Где-то и вовсе стоял стационарный портал, на который проще было настроиться, чем в пустоту, и шагнуть прямо из него. Дарэ Анцгейр рассказывал, а я слушала, словно сказки, и только теперь начинала обращать внимание на мелкие детали, которые подтверждали истинность его слов.

Впрочем, времени долго рассматривать портальную комнату у нас всё равно не было, да там и нечего было особенно смотреть. Круглое помещение с одним окном, каменным полом и мягким пёстрым ковром на полу, сшитом из шкуры какого-то заморского зверя. А мы выдвинулись в коридор, и Рэй крепко сжал мою ладонь.

Магов, способных создать портал, помимо нас было немного. И все, разумеется, были благородного происхождения. В основном это были взрослые или даже пожилые мужчины, которые сопровождали молодых девушек с грустными или испуганными лицами. Можно было предположить, что пострадавших аристократок сопровождают либо люди Главного Дознавателя, либо родственники-маги. Я поискала глазами дарэ Матиаса или самого принца, но не нашла ни того, ни другого, и решила, что они либо уже прибыли на место, либо появятся позже.

Наконец, мы вошли в зал, где должны были судить основных виновников произошедшей катастрофы. Кроме принца Стефана, разумеется, но его, кажется, брат собирался приговорить заочно, по совокупности свидетельств. Впрочем, я могла и ошибаться. Я не той значимости человек, чтобы всерьез задавать Никласу такие вопросы. Как бы то ни было, всех свидетелей отвели в левую часть большого амфитеатра, где мы с Рэем сели в первом ряду.

С левой стороны располагалась трибуна, на которой лежало огромное золотисто-коричневое Жизнеописание Светлейшего. Том был украшен вставками с золотом и сапфирами, и привлекал внимание сразу же. Его Высочество, кажется, не слишком сильно жаловал веру собственного королевства, и всё же не изменил традициям. Теперь в том, что они будут искренны и не дозволят своим устам произнести лжи, обвиняемые будут клясться на главной священной книге божества, которому онитак плохо служили.

В этом было что-то… красивое, пожалуй? Но и жестокое тоже. Наверняка служители Светлейшего ожидали, что принц Никлас откажется от традиционного тома, на котором все будут давать клятвы. Он ведь не поощряет церковь и не любит её… но желание утереть нос латам ещё раз, видимо, пересилило нелюбовь. А может он и вовсе пытался таким образом указать, что ничего не имеет против истинной веры, и лишь обличает неверных её служителей? Не знаю.

Я гадала больше ради того, чтобы как-то занять разум, пока все рассаживались по местам, и постепенно прибывали всё новые и новые участники предстоящего суда. Его Высочество и дарэ Матиас заняли свои места рядом с трибуной одними из последних, и у каждого их них были высокие сиденья с прямой спинкой. Никлас держался там так, словно уже принял корону, и это кресло — его трон. Дарэ Матиас просто взирал на всех присутствующих с каким-то изучающим равнодушием. Словно ему по долгу службы положено интересоваться нами, но сам он предпочёл бы заняться чем-нибудь другим.

Наконец, все расселись, и дарэ Матиас зазвонил в колокольчик, что стоял на его маленькой трибуне. Когда все замолчали, послышался его равнодушный голос:

— Тысяча двести шестьдесять седьмой год от Вознесения Светлейшего, шестнадцатое число Золотых Листьев. Вершится суд по делу о государственной измене и покушении на жизнь Его Величества. Да свершится справедливость!

Он начал перечислять обвиняемых, а я поняла, что всё намного масштабнее, чем мы думали.

Нестройный хор голосов вторил дарэ Матиасу:

— Да свершится справедливость!

Хотя некоторые голоса показались мне весьма кислыми. Кажется, многие из присутствующих предпочли бы, чтобы судили меня и Рэйнера, и, быть может, Анну. Сомневаюсь, если честно, что принц Стефан когда-либо планировал всерьёз делить с ней власть. Скорее всего он избавился бы от своей ядовитой супруги, как только та стала бы для него бесполезной. Но я снова отвлекалась от происходящего, потому что руки ощутимо дрожали. Рэй слегка погладил меня по спине, выражая свою поддержку, и я попыталась успокоиться. Да и сосредоточиться тоже.

Дарэ Матиас вызвал на трибуну какого-то незнакомого лата, о котором я лично раньше ничего не слышала, и начал задавать ему вопросы. Полное имя лата было скромным, тот, очевидно, родился в простой семье, но я решила слушать внимательно даже того, кто никак не относится к «моей» части этого огромного и запутанного дела. Очень подозревала, что меня будут вызывать только по самым неприятным обвиняемым… и невольно скосилась на Белинду, которая прожигала меня злым взглядом со своего места.

Она сидела в цепях, но спину держала прямо, и глаз не прятала. И её, кажется, ничуть не смущало, к чему привёла её гордость и её жизнь. Я не видела в мачехе никакого раскаяния. Разве что гнев, ведь её планы рассыпались, как ворох осенних листьев от порыва ветра. Уверена, то, что этим «ветром» стала я, злило Белинду больше всего. Но мне предстояло услышать об этом из первых уст.

— Лат Аккер, до принятия сана известный как Аккер из Лесовок, что в Ледсе, готовы ли вы поклясться на Жизнеописании Светлейшего, что будете говорить правду, и ничего кроме правды, дабы не постигла вас кара Его? — раздался равнодушный голос дарэ Рантгтмарк а.

— Да, готов, — полноватый мужчина с щербатыми зубами, похожий на испуганного упитанного зайца, ещё и быстро закивал. Голос у него оказался высоким, почти женским, и неприятно резал уши, отчего некоторые в зале даже поморщились.

Дарэ Рантгтмарк кивнул на книгу, и священник начал читать текст стандартной в таких случаях клятвы. Я никогда раньше не слышала её вживую, но этот текст был мне известен всё равно. Как и, вероятно, всем присутствующим. Потому что и в газетах, и в литературе, его предпочитали не сокращать, чтобы не гневать бога.

— Я, Аккер, рождённый в Лесовках, и милостью Светлейшего принявший сан скромного лата, клянусь, что буду говорить правду, и ничего кроме правды, дабы не постигла меня кара Его! — быстро и почему-то очень громко проговорил священник.

— Да будет так! И да покроется язык твой язвами, если ты солжёшь, — усмехнулся дарэ Рантгтмарк. — В качестве обвинителя выступает Его Высочество Никлас Алгайский лично. Вашей защитой будет заниматься дарэ Бальтазар, выступающий как государственный защитник. Если у вас есть возможность вызвать для этой роли кого-то другого, рекомендую воспользоваться ею сейчас. Если кто-то из зала желает выступать защитником лата Аккера, и не является его коллегой, вы можете высказать это желание сейчас.

Священник быстро замотал головой, отчего складки его подбородка заколыхались. Из зала тоже никто не пожелал выступить против Его Высочества. Почему Никлас решил лично быть обвинителем? Что такого натворил этот серый, невзрачный человечек? Впрочем, я очень быстро получила ответ на свой вопрос:

— Вы обвиняетесь в пособничестве в покушении на Его Величество Олдарика lll, лат Аккер. Именно вы были тем человеком, к которому на исповедь пришёл личный дегустатор короля, и поведал, что мечтает избавиться от должности, потому что здоровье уже не то, и король вызывает в нём ярость своим дурным характером. Признаёте ли вы, что нарушили тайну исповеди, и передали эту информацию Первосвященнику, также известному как Асмунд Магни Талэк Хакон фир Гартмарк, четвертый сын дарэ Гартмарка, почтенного барона, ныне покойного?