— В-в-ваше Высочество, я не з-з-з-наю, как так вышло, я никогда раньше не могла пользоваться даром, это вышло случайно, я не хотела, я не знаю, — я причитала, и даже плакала, но на самом деле испытывала только брезгливость и гнев.

В голове, на удивление, были совершенно упорядоченные, спокойные мысли. Я словно смотрела на себя со стороны, и сама себе советовала, как правильно действовать. Отстраненная, та-вторая, отмечала и бьющуюся жилку на шее принца, и порвавшийся парчовый камзол глубокого синего цвета, украшенный мелкими золотыми нитями. И то, как покраснело его лицо. И даже нечто совсем странное. Как будто иногда в его блеклых голубых глазах сверкали крохотные фиолетовые искорки. Но тон его был холоден настолько, что я чувствовала себя птичкой в клетке. Стефан ведь не владел магией? Разве нет? Почему я чувствую себя так, словно мои внутренности выворачивают, почему из глаз градом катятся настоящие слёзы?

— Ты чуть не убила меня из-за этой девки… — прошипел Его Высочество. — Если ты думаешь, что я поверил твоему убогому спектаклю, то ты ещё глупее, чем твоя служанка, — он сплюнул на пол, и подошёл ко мне. Я не могла двинуться с места, не могла перестать смотреть ему в глаза, и даже сказать ничего не могла. Только чувствовала холод, пробирающий до костей.

— Это твой муженёк тебя надоумил?! Отвечай правду! — в голосе звенел приказ, которого мне очень хотелось ослушаться.

Только я не могла. Подчиняющей магии же не существует?.. И Стефан вообще не маг? Как бы то ни было, я против собственной воли открыла рот и произнесла:

— Рэйнер не знает, что здесь происходит. Я защищала Летицию от чудовища, и не стыжусь этого. Люди — не вещи, а ты — не бог!

Стефан, вопреки моим ожиданиям, расхохотался. Веселья в этом смехе было мало, он был каким-то надрывным, диким. А потом принц холодно произнёс:

— Не лжёшь. Прекрасно. Не бог, надо же… — он улыбнулся одними губами, а во взгляде читалось что-то дикое. — Смотря для кого, знаешь ли. Для бесполезных ублюдков может быть и бог, а? Пляши! — последнее слово вновь прозвучало приказом, и я пустилась в странный быстрый танец, то и дело натыкаясь на книжные стеллажи и прочую мебель. Но даже поднималась я в танце, хотя прекрасно чувствовала и боль, и усталость, и всю дикость происходящего.

— А знаешь, что я ещё могу приказать, а, пародия на герцогиню? Ты можешь и сама придушить свою бесполезную служанку, например. Но для начала… Клятва молчания! — я начинала понимать, что его слова, сказанные этим тоном сами по себе имеют какую-то магическую силу.

Словно Его Высочеству дали голос, наделённый особой властью, только он не мог пользоваться им постоянно. Но та часть меня, что с готовностью откликалась на его требования, замерла, ожидая продолжения. И Стефан продолжил:

— Ни устным словом, ни намёком, ни намерением, ни письменным текстом, ни с помощью образов и рисунков, ни мысленно — ты никак и никому не расскажешь, какими силами и я владею, и каким человеком являюсь. Ты не сможешь рассказать ни о чём, что увидела и услышала обо мне, если твой собеседник не знает точно того же самого.

Я почувствовала себя так, словно на мгновение чьи-то бесконечно холодные руки сомкнулись у меня на горле. А потом чувство исчезло, но никуда не делось понимание: я и правда не смогу рассказать. Оставалась надежда, что он забудет про Летти, но Стефан брезгливо пнул её ногой и повторил ту же самую формулировку. После чего потерял к Летиции всякий интерес. А я продолжала плясать, задыхаясь от скорости навязанного танца, путаясь в нижних юбках.

— А теперь мы с тобой подумаем, кто твой бог, кому ты служишь, и что будет, если я окажусь недоволен чуть сильнее, чем в данный момент. Несмотря на все усилия церковников, девицы вроде тебя забывают о том, где их место. А братец явно намеревается им потакать. Но, видишь ли в чём дело, дорогая «герцогиня», — он выделил титул насмешливым тоном, — у него не будет такой возможности. А ты, как я скажу, возьмёшь в руки вон ту вазу, и хорошенько ударишь меня, — его слова снова звучали тем самым приказом. — Меня оповестили о гостях, знаешь ли. Совершенно лишних. А знаешь, что ты скажешь, когда тебя спросят про то, что здесь произошло? Ты расскажешь горестную историю о том, как я потрогал твою служанку, а ты ударила меня вазой. Ни слова про магию. Ни слова про меня самого. Только я, глупое мясо, ты, и ваза, — он вновь нежно-нежно улыбнулся. Теперь голубые глаза вовсе не казались тусклыми, они горели фанатичным огнём. А я понимала, что ввязалась в куда более серьёзные неприятности, чем мне бы хотелось хоть когда-нибудь.

Кто мог предсказать, что Стефан настолько безумен, и уже каким-то образом научился чарам, казавшимся невозможными? Да я и не думала, когда бросалась защищать Летицию, я просто хотела, чтобы этот человек оставил её в покое, и не более того. Но я должна была думать. Обязана. А теперь… что будет теперь? Зачем ему всё это, да ещё и этот приказ, больше похожий на какой-то договор, который я не подписывала, но обязана выполнять?! Стефан не ждал, пока я осмыслю происходящее даже сквозь проклятый танец:

— Теперь вы обе, и хозяюшка, и служаночка, знаете то, чего вам знать не следует, — удивительно довольным тоном произнёс он. — Здесь слишком много чрезмерно пронырливых, потерявших всякое уважение к высокородным, глупых слуг. Но мы не всегда будем здесь, правда же? Пройдёт бал, столь полезный и интересный, пройдёт ещё одно событие — и вы вспомните обо мне, мои маленькие испуганные котята. Но пока свою партию должны сыграть другие фигуры этой игры. Ах, да… бей! Танцевать можешь перестать, разрешаю.

Как и с танцем, собой я не управляла вовсе. Чувствовала себя так, словно мои руки и ноги кто-то взял и управляет ими за меня, вынуждая подходить к Стефану, поднимать рядом с ним вазу, и с силой, которой во мне вообще не было никогда, бить его по голове.

Удар был точным, он действительно потерял сознание! Я не знала, как ударить так, чтобы лишить чувств, но не убить. А вот он, видимо, знал. И стоило мне приказ выполнить, а принцу — упасть от моего-не моего удара, ощущение чужой воли, растекающейся где-то внутри, почти исчезло. Только на горле я немного чувствовала как будто бы его руки. Запрет рассказывать правду кому-либо, кто не знал истинного лица этого человека.

Ваза выпала из разом ослабевших рук, и с громким звоном разбилась. Рядом с окном, где мы стояли, не было ковра, и она рухнула прямо на каменный пол. А потом я поняла, с чего вдруг Стефан решил приказать его ударить именно сейчас. Я услышала голос Рэйнера:

— Кори, ты в порядке?! Что случилось?!

Затем в библиотеке показался и он сам. Бледный, израненный, какой-то совершенно несчастный. И вместе с ним — человек, которого я вовсе не ожидала здесь увидеть. Его Высочество. Брат Стефана, Никлас. В порванном камзоле, весь пыльный, с расцветающим на левой скуле огромным синяком. Из наиболее серьёзной дыры в камзоле виднелась поблёскивающая кровавая рана, начавшая уже немного подсыхать. Где бы они ни были до этого, на Никласа было совершено нападение! И вместо того, чтобы отправиться во дворец или к лекарю, они оба порталом явились… спасать меня? Получается, так? Но откуда Рэй вообще знал, что меня надо спасать?

Все эти вопросы, наверное, отразились у меня на лице, да и я молчала, не в силах вымолвить ни слова в ответ. Точнее… я знала, что я скажу, стоит мне только начать. А лгать не хотелось совершенно. И эта сила полностью подавляла, но может я могла хоть как-то её обойти, обмануть? Не может же быть, что это чудовище всё предусмотрело?!

— Мы встряли в небольшую передрягу, — преувеличенно бодро заявил Рэй. — Всё уже в порядке. А вот у тебя — явно нет. Что случилось, Кори? Защита, которую я наложил на тебя, дала мне знать, что ты в опасности!

Они дружно перевели взгляд на лежащего на полу Стефана, и Рэйнер успел только рот открыть. А Его Высочество, старшее, уже заговорило: