Впрочем, их ведь не охраняла тень благого Духа. Хотя здесь и от Духа мало что зависит. Доведёт до места, и на том спасибо.

– Я вот всё думаю, – заговорила Кира. – Если Мезинцев настолько умный, чего ж его обскакали с такой лёгкостью?

– Он умён, но простодушен, – откликнулся Вадим. – А враги глупы, да коварны. Вот ежели ум объединить с хитростью…

– Ещё одна формула пресловутой мудрости?

– Может и так.

Идти, даже бежать, было легко – всё под уклон, только успевай ноги переставлять. И пол гладкий, будто раньше здесь стекала вода. Тоннель сменялся тоннелем, и конца им не было видно. Этот исполинский лабиринт уводил вниз на многие километры – в Тёмные Глубины, по выражению огров. А уж Глубины эти, осенённые дыханием Подземелья, были страшнее Огранды – и счастье, что тамошние чудища редко поднимаются к поверхности. А ещё хорошо, что Вадиму с Кирой не требовалось погружаться в лабиринт далеко. Добраться бы до истоков Подземной Реки.

Время от времени под ногами возникали трещины, иногда расползаясь на весь пол. И тогда им приходилось пробираться по карнизам подземного ущелья, вслушиваясь в рокот невидимого потока, постепенно становившегося ближе. И что могло в нём водиться? Лучше не знать.

– Попасть сюда было проще, – негромко заметила Кира. – А теперь наш «ворон» достанется уродам.

– «Это – вряд ли», – возразил Вадим словами «товарища Сухова». – А комп на что?

– Ты что же, заминировал вертушку?

– Господи, зачем? Просто запрограммировал на возвращение – при попытке взломать дверцу. А код знаю лишь я.

– Не проще было установить против входа пулемёт?

– Не люблю непоправимых поступков, – пожал он плечами. – Даже девственниц сторонюсь, как справедливо подметила Юлька.

– Боже, Вадим! – возмутилась Кира. – За последний месяц ты хоть кого-нибудь приговорил – всё равно: к смерти или к постели?

– Вот чем измеряется для тебя ценность мужчины! – усмехнулся тот. – Точно, я читал об этом у Каннинга – как раз про кодекс секретных служб. Мерзкое, кстати, осталось впечатление. А можно и викингов вспомнить: в каком возрасте там положено «взять своего первого человека». Вполне людоедская психология.

– Психология воина. Враг должен быть уничтожен!

– А «зло наказано»? Беда в том, что во враги может угодить любой, а зло каждый понимает по-своему. К тому же всегда возможна ошибка – как при смертной казни. Представь, что на «ворон» наткнутся друзья.

– Ну, на такой риск…

– …можно пойти, да? Как говаривали инквизиторы: лучше сжечь сотню невинных, чем упустить одного еретика.

– Ты ещё татаро-монголов вспомни! К тому же тут пропорция обратная.

– Выходит, дело в пропорции? – уточнил он. – Действительно, зачем далеко ходить? В нашем кино, да и в китайском тоже, мелькала злободневная тема: допустимо ли угробить невинного, вдобавок друга, ради спасения многих товарищей. Арифметически всё просто, не так ли? К тому ж невинный всё равно погибнет, убьёшь его или нет. Но вот кем после этого станешь ты? И перетянут ли тысячи убитых тел одну загубленную душу?

– Ну хорошо, а как насчёт постели?

– Разве я зарекаюсь? – улыбнулся Вадим. – Впереди ещё столько всего!.. Если так пойдёт дальше, скоро придётся звёздочки ставить.

– На чём?

– На фюзеляже, – фыркнул он. – А ты о чём подумала?

– Фюзеляже чего? – снова спросила девушка. – Если ты…

Предостерегающе Вадим вскинул руку, останавливаясь на краю обрыва. Кажется, пришли наконец – очередной тоннель, больше похожий на нору, впадал в громадную подземную полость, на треть заполненную бурлящей водой. До поверхности оставалось метров тридцать – один рискованный прыжок. И что затем?

– Если это родник, – поинтересовалась Кира, – то какова же река?

– Насколько знаю, – сообщил Вадим, – до Амазонки ей далеко. Немногие притоки почти не добавляют ей полноводья.

– Довольно странно, тебе не кажется?

– А ты не задумывалась, – спросил Вадим, – куда деваются воды губернии, включая осадочные? Мы ведь столько лет живём на дне впадины – давно полагалось бы затонуть.

– Ты считаешь…

В сомнении Кира посмотрела на подземное озеро, кипевшее многими ключами, зябко передёрнулась. Вода и вправду оказалась настолько насыщена взвесями, что больше походила на разжижённую грязь. Даже облако Вадима проницало её с трудом. Эдак последний чернозём у нас вымоют! Не говоря о прочем.

– И где ты видела такие мутные источники? – продолжал он. – Кроме грязевых, конечно. Будто вода не фильтруется грунтом, а поступает прямо из стоков. И почему при вторжении у нас не разразились эпидемии, если с новым зверьём наверняка проникают бактерии? Наконец, почему мы так схожи со здешней публикой – вспомни «кладбище слонов» в кольцевом тоннеле!

– По-твоему, мы родственны с ними?

– Все люди – братья, – грустно ответил Вадим. – И все разумные – тоже. Однако эти «братушки» нам куда родней, чем хотелось бы. Наверно, у нас общие предки – только кто же от кого произошёл? Скорее они от нас, ибо по течению плыть легче. Однако Огранда скорректировала нашу живность на свой лад да ещё собственную наплодила – не приведи бог! И кто сотворил над нами такую шутку?

– Лично меня больше волнует, как одолеть этот «сток». Никогда не пробовала нырять в глубь источника.

– Вряд ли течение тут преодолимо, иначе в городе продыху бы не стало от ограндского зверья.

– Рада слышать! – фыркнула Кира. – Чего ж мы сюда припёрлись?

– Но вон там, на поверхности, – продолжал Вадим, – скачут несколько поплавков, к которым наверняка привязаны тросомёты. И где, по-твоему, закреплены гарпуны?

Наклонившись, Кира вперила чудо-маску в глубину провала и задумчиво покивала: дескать, вижу – что дальше?

– И нечего рассусоливать, – заключил он, беря её за руку. – Всё равно деваться некуда. Вперёд!

Вместе они обрушились вниз, пропоров плотную поверхность, вместе всплыли, не разомкнув ладоней. Вместе продели кисти в торчащие над поплавками петли, сомкнули пальцы на рукоятях. Затем он привлёк Киру ещё ближе, оплетя конечностями, точно спрут.

– Вдохнула? – спросил. – Ну, раз, два… пуск!

Вадим не стал предупреждать, что из чёрных глубин к ним устремилась смутная масса, – к чему? Теперь вся надежда на тросомёты.

Их повлекло вниз словно на спиннинге, даже быстрей. И дна они достигли чуть раньше водного чудища, но тут вонзились в такую струю, что Кире пришлось ухватиться за тросомёт обеими руками, иначе вывихнуло бы запястье. Разбросав по сторонам мысле-облако, Вадим с тревогой ощущал сужающиеся стены и судорожными пинками подправлял движение, избегая острых выступов, способных распороть до костей. Ещё больше он боялся застрять в теснине и всё пытался приткнуть плазмомёт себе под мышку. И радовался, что не польстился на эффектные доспехи огров, оставшись налегке.

Всё-таки проход не сомкнулся настолько, чтоб им пришлось пропихиваться поодиночке. И не тянулся так долго, чтобы не хватило дыхания. Вскоре стены стали раздвигаться, поток ослабевать, превращаясь в исполинский водоворот, всё более плавный. Затем сцепленную парочку выдернуло из воды, словно великаном-рыболовом, и протащило сквозь одну из «лунок», проделанных в потолке. И тут тросомёты наконец выключились, доставив парочку в мир иной не хуже звездолёта или, на крайний случай, вертушки. На коротких шнурах вымокшие пассажиры зависли посреди просторного тёмного зала, только сейчас разжав объятья.

К счастью, их здесь не ждали. Обошлось без торжественной встречи, цветов и пальбы. В зале вообще оказалось пусто: ни людей, ни нежити. Ослабив тросы, они спустились на бетонный пол, усыпанный щебнем и старым мусором. Затем, не сговариваясь, поставили тросомёты на обратный ход и сбросили в люк: вдруг пригодится когда-нибудь – кто может знать?

– Вот и не верь после этого слухам! – пробормотал Вадим, глядя в провал. – Поговаривали в городе про бездонное озеро, в коем водится чертовщина. Причём задолго до Отделения – наверно, наткнулись, когда метро строили. Вон – забетонировали!.. А теперь опять мосток навели.