– И до нас дошло, – произнёс он громко. – Ну, слава те, наконец!..

– Мне следовало догадаться…

– Вот именно.

Но Мифей уже гипнотизировал своими прожекторами Крона, в упор не замечая людей. Светлана он явно презирал… даже слишком явно, напоказ, пытаясь доказать что-то себе или другим. И чем можно ответить на такое? Пожалуй, ещё большим, истинным презрением – безразличием. Ничто так не бесит снобов…

– Клинический случай, вдобавок запущенный, – сказал Светлан, разглядывая царя орков, точно пациента. – А вы всё долдонили: честность, честность!.. Ведь этот хмырь даже не понимает, кто здесь главное чудище. Сперва задурил голову себе, теперь пытается вешать лапшу на наши уши. Ей-богу, если б он был холодным, рассудительным циником, врущим намеренно, я бы отнёсся к нему лучше. Циники хотя бы доводы воспринимают, этот – непрошибаем. Хуже нет, чем иметь дело с дураками. И спорить с ними без толку – лишь сам поглупеешь. Впрочем, это ещё Пушкин подметил.

Теперь он говорил в открытую, не снижая голоса. И Лэлли сейчас же включилась в игру. Скрестив ноги, она живо развернулась к Светлану, словно бы позабыв про страшного хозяина, и состроила заинтересованную мордаху.

– Ну как же? – усомнилась кроха. – Звучит он вроде связно, излагать умеет. Наверняка и сведений накопил массу. Разве это не признак ума? А что про Лету не знал – ещё не критерий.

Увлекаясь представлением, она расселась ещё вольготней, и теперь уже Светлану открылась заманчивая картинка. Увеличить бы это раза в два…

Покачав головой, он ответил:

– Хорошая память – ещё не ум. И гладкая речь ничего не доказывает. Иногда они умеют даже дискутировать, наши дураки, и недурно озвучивают свои рассуждения, довольно связные на первый взгляд. Но беда в том, что под озвученными мыслями у них ничего нет – весь процесс идёт на поверхности. А вот у мудреца таких слоёв столько!.. Он и сам часто не знает, откуда пришёл ответ и какие стёжки к нему вели. Дураки даже бывают смышлёными, как ни смешно, – что не мешает им вершить дурости. И потом, Мифей слишком серьёзный, чтобы быть умным, – прибавил он. – Не замечали, как постнеют рожи у тех, кто теряет талант?

– Упрощаешь, – прогудел Крон, хмыкая. – Выходит, если не скалишь зубы, то и дурень?

– В каждом правиле есть исключения, что не мешает ему оставаться правилом. Но недаром же ум называют острым, когда в нём имеется юмор? Кстати, здесь проступает ещё одно качество нашего хозяина: он не умеет шутить над собой. А это уже признак слабака.

– По виду-то – не скажешь, – заметил великан.

– Ну что вид!.. Бедняге уже сколько веков не перечили, вот и покрылся уверенностью, точно коркой. А под нею – гниль.

– Тяжек удел царя! – засмеялась эльфка. – Восседая на троне, трудно не заделаться монументом – верно, Артур?

– Откуда мне знать? – усмехнулся король. – Сроду не засиживался на нём – всё странствую, знаете ли.

– Наверно, в каждом живёт ничтожество, – сказал Светлан. – Мелкая, завистливая, пакостная мерзость, которой стыдятся нормальные сапиенсы. Но иногда, при хорошей подпитке, попадая в благоприятную среду, она разрастается до размеров чудовища – при этом оставаясь ничтожеством. Сколько ноль ни надувай…

Они обсуждали Мифея, точно его не было здесь, не стесняясь в оценках, и лицо правителя из тёмного мало-помалу делалось чёрным, словно бы наливалось смолой. Наконец царь-жрец не выдержал.

– Вы далеко зашли, – проскрежетал он, зловеще скалясь. – Но здесь ваш путь кончается – оставьте надежды!.. Меня вам не миновать.

– Те бедолаги, в Крепости, тоже так считали, – откликнулся Светлан. – И где они ныне: протаптывают тропку для тебя?

– Ничтожные твари! – рявкнул кощей. – Я смету вас как мусор! Разорву в клочья, сотру в пыль!..

– Какой слог, а? – заметила Лэлли, легонько ёжась. – Я думала, так уже не говорят, а лишь пишут – в поэмах. Да и там это анахронизм.

– Что же ты, старый? – укорил Светлан. – Раз такой большой босс, какого из себя строишь, должен избегать суеты.

Но кощей и сам уже натянул вожжи – сказывался громадный опыт. И на сколько хватит его терпения?

– В самом деле? – спросил он, осклабясь. – Может, знаешь, и как должны вести себя приличные гости?

Итак, пикировка началась. Всё предыдущее будем считать разминкой. Ну-с, поехали…

– Хотя ожидать приличий от таких… – прибавил Мифей.

– Э-э… от кого? Ну-ну, договаривай!

– Вы, богатыри, – лишь орудия, созданные Скитальцем для борьбы с Древними, – сообщил царь надменно. – По чистому недоразумению вы умеете ещё и говорить.

– «По чистому недоразумению» мы умеем ещё и мыслить, – тотчас откликнулся Светлан. – И, что забавно, нам удаётся это лучше, чем тебе. Надувать щёки – большого ума не надо, а на случай можно списать что угодно. Если б ты впрямь был мудрецом, задумался бы, зачем богатырям даны мозги.

– Ну, и зачем? – после длинной паузы вопросил Мифей. Интонации он не поменял, но на поводу уже пошёл – сказывался недостаток общения с равными себе.

– Чтобы докапываться до главных пакостников, а не тратить силы, мутузя всех, кто подвернётся под руку. Мы вовсе не воюем с Древними, но истребляем людоедов, откуда бы те ни взялись и что бы ими ни двигало.

– И что же, по-твоему, движет мной?

– Э-э… есть у нас байка про злобного карлу с длинной бородой, который так завидовал брату-великану, что подкрался к нему во сне и отрубил голову. Недомеркам свойственно завидовать исполинам.

– Недомерок? – удивился кощей. – Я?

И поглядел на Светлана с высоты своих пары сажен.

– Дело-то не в росте, – пояснил тот. – Пора бы тебе научиться видеть суть, раз такой древний. А внутри ты остался тем же мелким гоблином со злобной душонкой и завидущими глазёнками.

– А исполин – уж не ты ли? – ощерился Мифей. – В лучшем случае вы, люди, похожи на крыс. Вот рядом с ними вы – гиганты.

– Как ты неоригинален, старичок!..

– Если бы с вами не было Старших, я попросту похоронил бы вас под обвалом. Думаешь, у меня не хватит силы потрясти землю?

– Наверно, нас с Артуром можно завалить, – не стал отрицать Светлан, – если очень постараться. Выходит, ты до того боишься двух людишек, что готов порушить единственную дорогу наверх, лишь бы не пустить их к себе. Может, насчёт нас было пророчество? Уж не предсказана ли тебе смерть от моей руки?

– Да что ты возомнил о себе, вонючий ублюдок?

– Это я-то вонючий? – возмутился Светлан. – Чья бы корова мычала!..

– Ты – ходячий мешок с кровью и дерьмом. Когда выверну тебя наизнанку, твоё мерзкое нутро увидят все!..

Отборная ругань, посыпавшаяся затем с чёрных губ, подтвердила обширную эрудицию кощея. Вот с фантазией у него было хуже – намного.

– Ну и похабень – фу! – покривился Светлан, дождавшись паузы. – Вот это твой уровень, да? Надо же: царь, вершина гоблинской пирамиды!.. Да у нас бы тебя ни в один порядочный дом не пустили – не говоря уже о дворцах. Там, видишь ли, не жалуют чернь.

– Это вы против меня грязь! – рявкнул Мифей. – Вы все, включая ваших фараонов, императоров, султанов… Наш род ведёт начало от Великих и существует десятки миллионов лет!

– Нашёл, чем похваляться, – фыркнул Светлан. – Столько живёте, а ума не нажили. Стыдно, братцы!

– Ишь, сыскался умник!.. Думаешь, ты значишь что-то под луной?

– А ты очень хочешь доказать, что это не так, – парировал богатырь. – С чего бы, а? Откуда такой пыл? И кого ты убеждаешь: себя? Может, ты впрямь меня боишься?

«Чёрт, что я делаю, – подумал он с некоторой опаской. – Эдак Мифей набросится раньше, чем проболтается. И охота мне подставляться?»

Но взамен главарь орков закатил целую речь, где в подробностях изложил гостям, что он думает о человечестве и об отдельных его представителях, заявившихся сюда. Перечень претензий оказался длинным, но страдал, мягко говоря, предвзятостью, акценты были смещены безбожно. Светлан всегда поражался таким демагогам. И всякий раз вставала дилемма: то ли оратор настолько глуп, что сам верит в эту дребедень, то ли остальных считает дебилами. Кстати, при втором варианте он зачастую бывает прав – минимум наполовину.