Наоко стала колотить дрожь. Лукас присел на подоконник рядом с Наоко и прижал ее к себе.

Она попыталась высвободиться.

— Не надо! Оставь мою боль мне. Ты играл, тебе плевать!

Лукас тяжело вздохнул.

— Я играл не больше, чем тебе этого хотелось, Наоко. Не будем выяснять отношения, их уже не спасти.

Раздался новый взрыв рыданий.

Лукас добавил:

— У тебя останется все, что ты любишь. И даже больше. Проси, что хочешь.

— Почему их не спасти???

Несмотря на свои слова, Наоко не спешила высвободиться из бережных, но крепких объятий Лукаса.

Она сидела, прижавшись к Лукасову боку, и пыталась осознать — а мысли шли с трудом — что они с ним так сидят в последний раз.

Перед глазами плыли картинки начала отношений — как здорово, как феерично было тогда.

И Паола... Женщина, которую Лукас вроде как бросил ради их счастья.

Простая, обыкновенная женщина, не анамаорэ. Но, выходит, что с бывшей анамаорэ Лукас готов обойтись не лучше.

Наверное, он и Паоле сказал: «Проси, что хочешь».

Что хочешь, кроме него самого...

Лукас ответил:

— Наши отношения не спасти, потому что в них слишком много игры. Ты играешь, я играю. Нельзя так.

— Но я не...

— Ты да, Наоко. И ты знаешь, что ты да, и я знаю. Я устал от твоего притворства.

— Что ты скрывал от меня?

Магнус! Магнус прямо сказал, что Лукас был готов изменить ей... Магнус все знал, демоны, он все знал!

И, наверное, остальные родственники Лукаса тоже знали.

Смеялись над ней.

Наоко внезапно расхотелось слушать, что Лукас скажет. Слишком горько для нее.

— Многое, Наоко. Помнишь, что я говорил? «Когда мы с тобой познакомились, елки только наряжали. А теперь все позади. Сняты и шары, и мишура. Но мы остались. Такие, какие мы есть, будничные и настоящие. Я хочу узнать тебя настоящую, Наоко». Вот этого не случилось. Ты не захотела показать мне себя. Я тоже особо не открывался. Мы не сняли нашу мишуру.

Наоко всхлипнула.

— Почему ты не рассказывал, что тебе не нравится, раньше? Когда еще можно было что-то исправить.

— Говорил? Наоко, разве очевидное нужно говорить? Такое чувствуется. В отношении, в ауре. Отчужденность не появляется вдруг. Сначала печаль, сначала обиды, а потом ощущаешь — все. Ушло очарование.

— Я не чувствовала...

— Вот-вот. А отношения умирали.

Они так и сидели, обнявшись.

Слезы Наоко ушли, горе осталось.

Ей не хотелось показывать его Лукасу, он бы не понял.

Лукас легко и мягко поглаживал Наоко.

Она разозлилась.

— Ты так говоришь, будто я виновата...

— И ты, и я, мы оба. Ты не захотела открыться. Я не сделал ничего, чтобы ты захотела. Что уж теперь. Остается уладить имущественно-деловые вопросы. Зови обсудить их в любое время.

Обсудить дела. Конец.

Как хорошо, что хотя бы прогнозы Тамико, говорившей, что Лукас заберет ресторан, не сбылись. Без ресторана жизнь Наоко теряла всякий смысл...

Наоко ушла далеко в свои мысли, очнувшись от звука голоса Лукаса.

— Наоко, если хочешь... Давай последний раз сыграем в идеальность. Сегодня до конца суток.

Лукас вспоминал их прощальный секс с Тамико. Настолько прекрасный, что Лукас умолял Тамико не уходить в ночь, просил ее заснуть и проснуться вместе. Не мог ее отпустить, настолько не мог, что если бы Тамико ушла, он...

Тамико осталась.

Она явно любила не только Магнуса, но и какой-то долей души его, его, его!!!

Думать, насколько сильно он сам любит Тамико, Лукас не хотел. Слишком опасно давать этому чувству расти. Оно и так уже прочно укоренилось.

Вдруг Наоко тоже хочет этак с ним попрощаться, через секс?

Наоко восприняла предложение Лукаса лишь как фарс.

Нет уж. Лучше она выплачется на руках у Юми и Нанами.

— Спасибо, не хочу. Мы же еще увидимся, и ты уже сказал все, чтобы выжечь мне сердце.

— Я не буду просить прощения, Наоко. Думай, чего бы тебе хотелось. Я готов выполнить все взятые обязательства.

— Хорошо.

Лукас разомкнул объятия.

Посмотрел на Наоко долгим взглядом.

Наоко не шелохнулась, не дернулась.

Решила до конца играть свою дешевую расчетливую «драму».

Лукас встал, сделал пару шагов.

Растворился.

Глаза Наоко были сухими и горячими. Она знала, что будет делать: дождется, пока последний посетитель выйдет из зала. Закроет ресторан. Выплатит работникам компенсацию на несколько дней вперед. Наоко не знала, сколько дней она будет плакать.

А потом к Юми.

И Нанами позвонить.

Они шли по лугу схожими танцующими походками, оба красивые и внешне безмятежные — братья в самом деле обожали танцевать и могли перетанцовывать друг друга до упаду, до кровавых мозолей.

Лукас признался:

— Макс, я сказал Наоко.

Лицо Максимилиана приняло обеспокоенное выражение.

— И как она?

— Она молодцом. Поплакала немного, но ее душа потемки.

— Все-таки хорошо, что у вас не стало слишком серьезно. Перерождение Наоко у нас никто бы не понял и не принял. Никто бы за нее не поручился.

— Да ладно. Прошло и прошло. И да: если тебе хочется посплетничать с братьями о нашем расставании, я разрешаю. Я уже почти готов к ушатам грязи, которые Эрик выльет на меня.

Макс хлопнул брата по плечу.

— Договорились. А ты скажи мне, что за любопытная девушка в Городе... Ммм, рыжая, с большой грудью, с длинными ногами.

— Ванесса? — Лукас вернул Максу мысленную картинку. — Приятная, да, но для меня слишком холодная. Я больше люблю неправильность. А тебе может понравиться. Кстати, она все красивое любит. Ухаживания, серенады, широкие жесты.

— Да ты что!

***

— Я изначально был против отношений Лукаса с этой преступницей, — Эрик ощущал глухое раздражение.

— Эрик, не горячись. Когда они стали жить вместе, Наоко уже была шладкой-прешладкой булочкой, ничуть не похожей на ту, что нам пришлось обезвреживать. Другое дело, если бы Лукас дал ей умереть без всяких фокусов со стиранием памяти, она переродилась бы у своих. А теперь ну никак. Они ей тело не дадут, оставят скитаться голым духом и выгонят в другие миры беспамятства. Ответственность за Наоко теперь на нас, — Магнус отвечал с ленцой, чуть растягивая слова, желая передать расслабленный ритм начинающему закипать Эрику. Магнус сидел в любимой позе, небрежно положив ногу на ногу.

— Не нам, а Лукасу. Нечего потакать его желанию переложить груз на чужие плечи! Или ты уже собрался лично ее нянчить?

— Неа, Тамико такое не потерпит. Да и, по существу, мне нечего Наоко предложить.

— А я принципиально не хочу решать проблемы Лукаса за него.

— Решим как-нибудь. Мы же не можем просто взять и стереть Наоко память после всего. А знает она слишком много.

Эрик припечатал:

— Пусть Лукас решает. Сам вляпался, сам пусть и следит за неразглашением теперь. Представляешь, что случится, если Наоко решит, что все ей уже дозволено, и начнет болтать об анамаорэ из мести Лукасу?

***

Цок-цок-цок — каблучки туфель Микико гулко стучали по асфальту.

Воздух дышал ароматами цветов. Одуванчики почти отцвели, а сирень еще оставалась душистой.

У Наоко случилась личная драма, а у Микико незапланированные выходные.

Работать на бывшую сокурсницу оказалось легко.

Отдыхать в одиночестве труднее. Как-то с подружками у Микико не сложилось, да и с мужчинами ей не везло.

Не замечали ее, словно не существовало Микико вовсе.

Кацуо был, ворвался в ее жизнь стремительно и так же стремительно пропал — Микико постоянно то в ресторане работала, то училась, а Кацуо то работал, то с парнями тусовался. Так и разошлись.

И все, больше никто Микико не заинтересовался. Любовные истории обходили ее стороной.

Хотя уж лучше так, чем как у Джунко, которую только ленивый не использовал и не бросил.

Сейчас Джунко вроде как встречалась с Лукасовым братом. Эта пара казалась Микико настолько странной, что Микико была уверена: Джунко наверняка придется плакать и не раз.