Леон придумал, как создать для Ванессы видимость отношений, не связывая себя обязательствами: Ванесса сногсшибательно готовила, и Леон начал регулярно наведываться к ней поесть, а затем уходил работать в свою студию.

Во время обедов он удачно шутил, говорил комплименты и всячески изображал парня, находящегося в связи с большим стажем.

Ванесса повеселела, ее не смущало, что ночуют они по-прежнему в разных квартирах.

Как она знала от Камиллы, такая форма отношений называется «гостевым браком». Слово «брак» умасливало ее душу.

***

Его поцелуи уносят.

Контрольный под грудью — как выстрел в сердце.

Плач. Слезы на коже — бриллианты любви.

Судорожно сжавшиеся пальцы ног, иглы ощущений.

Связанные руки. Обжигающий воск.

Сдавливающие объятия. Укусы.

Нежные прикосновения.

Сладкий. Сладкий! Сладкий!!

Каша. Разная, с добавками и без.

По утрам, как символ надежности.

Колетт рыдала, сидя на полу в кухне, прижавшись спиной к холодильнику.

Роберт ушел на тренировку с Магнусом, а потом, вероятно, собирался заглянуть в гараж Кацуо.

Самый жестокий, самый мягкий, родной, любимый!

Колетт не боялась плакать, глотая соленую влагу, не стесняясь опухшего личика, покрасневшего носа...

Курсы батика вела женщина, но какая женщина!

Блондинка, роковая, чувственная, с льдистыми глазами и кокетливой ягодой сводящих с ума губ. Фантастических — пухлее, чем у Колетт!!

Колетт возненавидела преподавательницу, едва ее увидела.

Роберт наверняка собирался прийти проверить наличие и качество мужчин занятия через три-четыре, когда группа укомплектуется. Когда лишние уйдут, а постоянные останутся.

И тогда он увидел бы ее.

Колетт уже мечтала бросить батик, не начав. Но она связала с курсами столько планов, да и Роберт мог встретить эту роскошную диву просто на улице.

Щеки Колетт мучительно горели, ком встал в горле, а тяжесть распирала грудь.

Ничего, Колетт собиралась бороться за Роберта.

Стать еще ласковее, еще послушнее, еще изобретательнее.

Готовить вкуснее, убирать тщательнее.

Колетт щипала себя, растравляя боль. Продать душу... кому?

Как стать такой, чтобы Роберт никогда не отпустил ее?

Выведать все слабости этой женщины, чтобы волнующе сыграть на контрасте.

Этой женщины. Да любой женщины...

Тайно. Исподволь.

Иначе Роберт помрачнеет и замкнется: «Ты мне не доверяешь?..»

Преступно сомневаться в его клятвах.

Колетт доверяла ему, но ревность выжигала ее душу.

***

Девочка, ты знаешь, что такое Любовь?

Когда сминаешь барьеры, когда отказываешься от собственных идеалов?

Когда раскаленное стынет, когда сердце лопается от боли, а ты зашиваешь его собственными руками без наркоза.

Когда...

Опасения Колетт были отчасти не беспочвенны: Роберт увидел Лану раньше нее, как и подсказала ее интуиция, просто на улице.

Высоченный, широкоплечий, статный, он заметил, как изменилась походка Ланы: из целеустремленно-горделивой стала плавнее, женственнее.

И понимая, что на определенный сорт женщин его тактика действует тонизирующе, Роберт тем не менее прошел мимо Ланы, совершенно проигнорировав ее, не показав ей одобрение ни взглядом, ни чем-либо еще.

Если бы эта девица вздумала осаждать его, она получила бы порцию ледяного душа. Но без причин ругаться с незнакомой прохожей Роберт не собирался.

Да и ее «интерес» к нему мог быть легче летнего ветра — ее врожденным кокетством.

В тот вечер ливень особенно усердно колотил в стекла, образуя разводы узоров и наполняя сердце печалью.

Настоящий разгул стихии, а они по обыкновению не включали свет, оба отлично видя в темноте, и от того подсобное помещение ресторана казалось таинственно мрачным.

Дела шли превосходно, но маленькая хозяйка, хрупкая и утонченная внешне, с графичным каре и трогательным взором огромных зеленых глаз явно не находила себе места, глядя то в окно, то на великолепного, широкоплечего и высокого мужчину в темном, казавшегося расслабленным, но на самом деле внимательно за ней наблюдающего.

Изумрудные радужки и гигантские, увеличившиеся в полумраке зрачки — такие глаза не могли принадлежать человеку. Наоко и не вполне была им, но волновалась, как простая девчонка.

Наконец, она прекратила вертеться, крутясь бессознательно, не понимая, как выглядит со стороны, и выпалила скороговоркой:

— Это бесполезно, Лукас! Я не могу больше!

Мужчина посмотрел на нее пристально.

— Ммм?

Глядя прямо перед собой, чтобы не сбиться и высказать все, Наоко затараторила в совершенно не свойственной ей манере — Наоко любила демонстрировать уверенное владение собой.

— Я пыталась забыть тебя. Честно. Ничего не вышло! Я встречалась с Дамиром, встречалась с Вильямом. Ни-че-го. Я люблю только тебя.

Лукасу захотелось ответить ей иронично, но состояние Наоко не позволяло. Она говорила правду.

Решившись, отбросив маску, что, как Лукас понимал, было для Наоко невероятно трудно...

И он произнес предельно серьезно:

— Вот как? Что ты хочешь, Наоко?

Наоко развернулась к нему, отчаяние придавало ей силы.

Она столько боролась с собой — тщетно.

— -Тебя. Я... все прощу и все приму... Только будь...

Лукас улыбнулся про себя — как же, все простит — гордость вела Наоко по жизни, не предавая. И сейчас, вроде бы слезно умоляя Лукаса, Наоко всяко напомнила ему о грехах.

Он поинтересовался:

— Что именно ты собираешься принять, Лиска?

Ее сердечко затрепыхалось.

— Других... Твои с ними встречи...

В синих глазах Лукаса зажглись лукавые огоньки.

— Юлишь, Булочка. Ты ужасно ревнивая, я же знаю. И ты знай, что когда я кого-то люблю, и у нас нет объективных причин не быть вместе, — Лукас мысленно вздохнул, вспомнив Тамико, — я стропроцентно верен.

Звонкий голос Наоко оборвался.

— Марина? Да?

— Нет, Лиска, — интонации Лукаса окутывали лаской. — С Мариной нас связывают теперь исключительно платонические отношения. Я думаю удочерить ее в свое время.

Наоко застыла, приоткрыв ротик, — сегодня она была совершенно естественной! Спонтанной! Редкий миг!

— Ааа.

— Да, я холост. Но я не могу тебе ничего обещать, Наоко. А ты же не удовлетворишься игрой в любовников. Захочешь все целиком. То, что невозможно.

Наоко опустила голову.

— Лукас... Я не могу без тебя... Слышу музыку — вспоминаю тебя... Смотрю на мужчин — вижу тебя... Что-то делаю — встает картинка, как мы делали это вместе... Я не могу так больше... — она уронила голову на руки, это смешное круглое каре, волосок к волоску, Наоко тщательно следила за прической.

И Лукас сам погрузился в воспоминания. Спросил:

— Всегда только Лукас... Почему ты никогда не называла меня Лу?

Ее глаза. В них слезы. Конечно.

— Я думала, тебе так больше нравится... Восхищалась тобой...

Его голос низкий, бархатный, грустный.

— И не спрашивала меня прямо. Лиска, помнишь, почему у нас все закончилось? Ты носила маску. Вместо искренности что-то изображала. Томную барышню... С чего ты взяла, что я люблю их?

Они смотрели друг на друга, словно видя впервые.

Наоко пожала плечиками.

Лукас продолжил:

— А я восхищался твоей смелостью, я балдел от нее. Но все доставалось твоим подружкам! Дома ты превращалась в собственную тень! А потом пошла эта бесконечная резка-мешалка в ресторане, почему-то абсолютно по-человечески. Никто не заметил бы разницы между ней и магическим приготовлением еды!

Наоко хмыкнула, а Лукас остался серьезным.

— Ты отчего-то боялась остаться со мной голой, как есть, во всей красоте и противоречивости своего характера... Лиска, думаешь, я не знаю, какая ты хитрая? Какая ты твердая и жесткая? Я любил это, а не твои угодливые улыбки...

Наоко сжалась на стуле, словно стала в разы меньше.