Колетт помотала головой, беспокойные пряди окутали ее фигурку. Колетт завязывала волосы на время готовки и распускала потом.

— Приводи кого хочешь, но убирай за ними комнаты сам! И я не лягу с тобой, пока сказанное тобой сейчас не станет правдой!

— Мгм, — Роберт уже приступил к каше. — Наемная работница не желает выполнять свои оплаченные обязанности. Что насчет этого пишет трудовой кодекс? — но увидев, как задрожала нижняя губа Колетт, смягчился: — Это все истина, милая. Сочинитель из меня отвратный.

Такой правды Колетт не смогла вынести. Ее ноги ослабли, Колетт, как подкошенная, опустилась на стул, по счастью находившийся поблизости.

— Почему же тогда ты мучаешь меня?

Роберт беспечно улыбнулся.

— Характер дурной. И, в отличие от тебя, крайне недоверчивый.

Колетт поняла.

— Ты все еще проверяешь меня?

— А то ж. И еще долго буду.

Что Роберт за человек, что его заботит, что радует?

Каким трудом, в конце концов, ему достаются его деньги?

Что он чувствует, приходя за любовью к девушке, которую считает продажной?

В душе Колетт поселилась масса вопросов.

Роберт перестал быть для Колетт «красивым богатым парнем», теперь ей почему-то хотелось всерьез думать о нем.

Марина млела от звезд, и Лукас расцветил сиянием их мир, не только набросав карту в небе их Дома, но и поместив туда магические огни, зажигающиеся ближе к ночи — ночь непременно сменяла день — под объемными потолками залов. А также Лукас перенес в это пространство комнату Марины, скопировав ее подчистую: с подвесками, с зайцем, с уютными безделушками из ящиков, добавив к кровати еще и гамак. Марина хотела попробовать сон на воздухе, убаюкиваемый шорохами бесчисленных листьев и трав, овеваемый легчайшими дуновениями сказочного ветра при комфортной температуре.

Лукас и Марина любили играть в саду, выбирая то теннис, то догонялки, то куда более изобретательные развратные игры, а иногда Лукас наполнял пространство музыкой, и они с Мариной плавно кружились, легко ступая по траве.

Правда, кружение им быстро надоедало, и они начинали «беситься», выделывая акробатические фигуры, извиваясь и перетекая, словно вода.

Марина села в траву — та не красилась — ошеломленная, восхищенная до доньев души: пластика Лукаса, каждое его движение, было преисполнено волшебства.

— Сдаюсь, сдаюсь! Тебя невозможно перетанцевать!

Лукас самодовольно улыбнулся.

— Ты права. Поэтому я исключительно в жюри конкурсов танцев. Иногда даже жалко.

Но однажды дочь богини удивила Лукаса.

Придя к Лукасу в кабинет, Марина молча уселась в кресло с чашечкой травяного чая, сначала передав вторую Лукасу, и посмотрела на него в упор, приподняв уголки губ.

Так скрытно обожала улыбаться Лалия, тая всякие сюрпризы.

Марина выглядела интригующе, и Лукас поддержал ее игру, подперев ладонью подбородок и глядя гипнотизирующе-иронично в ответ.

Наконец, Марина не выдержала:

— Я не знала, как тебе это сказать...

Ее голос — в первый миг Лукас растерялся, не понимая, как такое возможно — этим голосом говорила с ним Кэйли. Но Лукас тут же ощутил: в звучании голоса Марины не было перелива колокольчиков богини, нюанса, добавляемого Кэйли во все ее голоса.

Лукас воскликнул:

— Боги! Ты отправилась к бывшей матери и попросила ее наделить тебя идеальным для меня голосом?

Марина смущенно улыбнулась, а затем ее смущение сменилось радостью. Ей понравилась изумленная беспомощность Лу. На доли секунды он стал необычайно трогательным, и эти доли показали Марине глубину ее чувств.

— Ежик! — Лукас молниеносно переместился к Марине, став у кресла, в котором она сидела, на колени. — Я тебя очень, очень люблю!

И Марина почувствовав — время пришло — сказала:

— Я люблю тебя, Лу! Но это еще не все... — в ее лице появилась хитринка. — Другое я покажу тебе дома, когда мы будем танцевать...

В следующий момент они уже стояли на пороге сада.

Марина ойкнула.

— Вот это да! Ты нетерпелив!

Ответом ей был любопытный взгляд насыщенно синих глаз. Лукас жаждал узнать ее новость немедленно, уже догадываясь, какой эта новость может быть. Одно то, как Марина вошла к нему в кабинет, как она приготовила чай, как подала чашку, как села в кресло, дышало нечеловеческой пластичностью.

И снова смущенная, но счастливая, Марина проговорила:

— Прости меня, Лу... Я не хочу тебя перетанцовывать, но мне было невыносимо стыдно от своей неуклюжести... Я просто вернула себе пластику своего прошлого рождения... Ты на меня не сердишься?

Лукас рассмеялся.

— Нет. Я любил тебя и прежде, а теперь так и быть, смирюсь с досадным недоразумением быть возлюбленным прекраснейшей танцовщицы миров. Ты совершенна, Марина!

Оливер, выглядящий, как пятилетний человеческий ребенок, сжал виски маленькими ладонями.

— Роберту плохо, я должен немедленно с ним поговорить!!

Магнус, его золотоволосый «отец» в мире анамаорэ, поинтересовался:

— Откуда ты знаешь?

Оливер рассерженно бросил:

— Чувствую! Я и раньше чувствовал дорогих мне людей, а теперь это, кажется, усилилось. И не нужно доказывать мне обратное — ты вряд ли читаешь его мысли.

Магнус потрепал взлохмаченную темноволосую макушку «сына».

— Да не заводись, малявка. Но я не могу доставить тебя к нему, а мне твой приятель точно ничего не расскажет, — Магнус развел руками. — Давай что ли изучать контактную телепатию...

— Давай! — изумрудные глаза в обрамлении густейших черных ресниц умоляюще уставились на Магнуса. — Медлить нельзя, там что-то страшное!..

***

Сегодня Роберт почему-то отправил ее ночевать в отдельной комнате. Той, что он выделил Колетт сразу после изнасилования, и перечить ему было бесполезно.

Но Колетт не спалось. Она беспокойно ворочалась на непривычно широкой постели и никак не могла согреться.

Что Роберт замыслил? Неужели следующим его шагом будет их разрыв?

Не имея силы терпеть неизвестность, Колетт аккуратно выскользнула из-под одеяла и, ступая на цыпочках, босыми ногами, одетая в сиреневую трогательную пижамку, тихо-тихо отправилась искать Роберта.

Чуть скользкие отлично натертые полы неприятно холодили ей ноги, огромная пустая квартира, почти лишенная света, угнетала и без того взволнованное состояние.

Беззвучно Колетт подошла к двери в нужную комнату, та оказалась незапертой и даже приоткрытой. Дыхание Колетт сбилось. Боязливо просунув голову и осмотревшись, Колетт поняла, что внутри никого нет. В других комнатах на втором этаже, включая подсобные, Роберта также не было. Сердце Колет сжалось от ужасного предчувствия: Роберт бросил ее и ушел в клуб веселиться!

Проклиная поскрипывающую деревянную лестницу — Колетт понятия не имела, как Роберт отнесется к ее поискам, может и отругать ее за «посягательство на его свободу» — Колетт начала спуск вниз, опасаясь оступиться в полумраке.

Уфф, ложный страх — из-под одной из дверей в просторном коридоре пробивался свет! То и дело замирая, обхватив себя руками, Колетт устремилась туда, как мотылек на огонь.

Небольшая кладовая, что Роберту могло понадобиться в таком месте в три ночи??

Почти у самого освещенного проема Колетт в нос шибанул сильный запах алкоголя.

«Бежать!»

Но вместо этого Колетт смело шагнула в помещение.

Роберт сидел, привалившись к дверце встроенного шкафа. Рядом с ним покоилась почти опустошенная разбитая бутылка. Левая рука Роберта была в крови.

Взгляд Роберта безразличный и затуманенный, при виде Колетт заполнился яростью. Кровь медленно вытекала из ранок на его руке.

— Ты! Какого хуя ты тут шляешься?! Я сказал тебе спать!!

Роберт довольно быстро поднялся на ноги, задев и опрокинув бутылку, подошел к обомлевшей Колетт, здоровой рукой больно схватил ее за шею и толкнул.