Новую девушку никто у общежития не встречал.

Она приехала с тележкой, укомплектованной парой пузатых чемоданов, и ловко с ней управлялась.

Лукас решил дополнить впечатление от себя внушением.

Мысленно послал девушке, что целует ее, перед тем как выйти из тени.

Миг – и Лукас уже шел к Маю.

Невероятно красивый: пронзительно голубые глаза, длинные и пушистые загнутые ресницы, зато взгляд настороженно-недоверчивый.

— Привет, — Лукас остановился не близко и не далеко от девушки, словно почувствовав комфортное для Маю расстояние.

Маю вздохнула. Что бы ей только что ни привиделось, нельзя выдавать, что этот мужчина ей понравился.

— Я Лукас, а ты?..

— Маю.

Девушка улыбнулась и кокетливо убрала прядку волос за ухо.

— Маю, — в голосе Лукаса разлился бархат ночи, — а куда ты направляешься?

Лукас улыбнулся ей, и без всяких мысленных картинок Маю нестерпимо захотелось обнять его.

Обнять и прижаться, пока этот Лукас не растворился в воздухе.

Потрясающий, ожившая сказка!

Маю поддалась своему порыву.

Лукас не хотел читать ее мысли, и поразился, когда Маю внезапно метнулась к нему, обхватила его торс руками и прижалась маленьким ухом к его сердцу.

Лукас обнял Маю в ответ, не раздумывая.

Несколько секунд они стояли так, а потом Маю опустила руки.

— Извини... Я иногда бываю странной.

Ее волосы хотелось гладить. Лукас легко провел по прядке, зная, что придет время, когда он сможет делать это сколько угодно долго.

Но сейчас Маю нужно отпустить — она собиралась уйти.

— Не за что. Мне понравилось, — Лукас отпустил Маю и отступил. — Так куда же ты идешь?

Маю вспыхнула — на ее белоснежной коже румянец смотрелся, как лучи закатного солнца на снегу.

— Мне так неловко... Я иду в квартиру-общежитие. Может, знаешь, на каком она этаже?

— Конечно, пойдем.

Лукас взял ее тележку за ручку.

Ему хотелось взять за руку саму Маю, но делать это не стоило.

Маю непременно расскажут про Наоко, и поведение Лукаса покажется Маю странным.

А так Лукас не сделал ничего предосудительного, просто тележку подвез с тяжелой поклажей.

Теперь все будет зависеть от Маю, захочет ли она общаться с Лукасом или нет.

С человеческими женщинами, которые не знали все правила игры, Лукас чувствовал себя свободнее, чем с анамаорэ.

Кроме того, с ними он реально представлял себе отношения без его обожествления и заглядывания ему в рот.

Хотя то, что у Лукаса пока было, на отношения не тянуло. Так, романчики.

Не считая Тамико и Наоко, самое серьезное было с Камиллой. А попробовал Лукас многих, включая Джунко.

Лукаса неприятно поражало, что Наоко о них обо всех даже не подозревала, хотя Лукас особо не скрывался. Даже Маю вон обнял прямо перед входом в дом – из окон прекрасно было видно при желании.

Все это говорило об одном: для Наоко он функция. Выгодная партия. На его душу ей вообще наплевать.

Что там его тревожит, что радует – да какая Наоко разница.

Лукас понял, что с Наоко точно пора завязывать.

Для анамаорэ он станет холост, это будет иметь свои неприятные последствия… но что уж.

Маю Лукасу понравилась. За ней захотелось ухаживать, восхищать ее и баловать.

Но Маю не стремилась Лукасу навстречу.

Магнуса как помощника он потерял. Магнуса вообще трогать не стоило: он знает Лукаса до мельчайших подробностей и если использует свои козыри, оставит Анамаорию без царевича, а Тамико без защиты.

Лукас решил обратиться к Максу, «золотому голосу» Анамаории, благо Макс удачно проявил интерес к Городу. Самые теплые отношения, не считая некогда Магнуса, у Лукаса были с ним.

Максимилиан, чрезвычайно популярный певец, каким-то мистическим образом оставался чуть застенчивым и милым.

— Наоко очень амбициозная женщина. Некогда я посоветовал ей открыть ресторан, она посопротивлялась немного, а теперь любит свой ресторан намного больше меня.

— Эй, брат, да ты шутишь, — Макс попытался смягчить трагичность сказанного Лукасом.

— Я не шучу, и, возможно, мы с ней расстанемся.

— Да ты говоришь так, будто перегорел. Когда еще ты свободно отпускал кого-то?

— Перегорел — да.

— Когда ты скажешь Наоко?

— Когда буду хоть немного уверен в симпатии Маю. А для этого мне нужен ты. Давай присним Маю наведенный сон и споем ей.

***

Положа руку на сердце, Макс не мог вспомнить момента, кроме раннего детства, когда его брат не был увлечен кем-либо.

Лукас постоянно то восторгался, то завоевывал, то наслаждался победами, переходя из одних отношений в другие без пауз и без промежутков.

Анамаорэ ценили любовь во всех проявлениях, и Лукас был подлинным сыном своего народа.

В то время, как Макс с Магнусом любили любовь, само ощущение привязанности, Лукасу всегда нравился кто-то конкретный.

И он добивался этих женщин, а затем оставлял их. Как-то выходило, что Лукаса невозможно было покинуть.

При малейшей попытке бросить его со стороны женщины, Лукас опять все переигрывал и привязывал женщину к себе.

Анамаорэ считали самым ужасным наказанием забвение. Когда существо перестает осознавать свой путь. Некоторые женщины выбрали из-за Лукаса такую смерть — без перерождения. Ушли в безвестность.

Но Макс не мог осуждать брата и даже немного ему завидовал, хотя у самого было море поклонниц.

Предложение спеть для Маю в наведенном сне Максимилиану понравилось.

Реакцию Маю на них обоих сразу будет видно, но что сон не сон, Маю даже не поймет.

***

Их операция прошла гладко, хотя царевичи редко пели вместе.

У Макса горели глаза.

— Ну и как трактовать будешь, Лу? Она разулыбалась, послала нам воздушные поцелуи и ушла.

Лукас воздел глаза к небу.

— Как-как — я попал!

Наоко сидела на подоконнике в небольшой, но очень светлой комнате — подсобном помещении ресторана, где работники хранили личные вещи и одежду.

Огромные зеленые глаза, изящная линия каре, подчеркивающая миловидность личика. Девушку можно было смело назвать красивой, не лукавя.

На миг сердце Лукаса болезненно сжалось. Лукас примерно представлял, что будет дальше, и хотел скорее закончить тяжелую сцену с минимумом потерь.

— Лукас!

Наоко всегда называла его полным именем.

Ноль ласки.

Неприятный штрих к портрету их неидеальных отношений, где требовалось держать спину ровно, не расслабляясь. Сам Лукас почти не звал Наоко по имени, придумывал вместо него ласковые прозвища.

— Да?

— Ты третий день не приходишь ночевать и говоришь, что очень занят... Я, — Наоко коротко всхлипнула, — не знаю, что и думать. Думаю самое плохое... Вот, попросила тебя сюда прийти...

Сейчас начнется. Лукас подошел к Наоко вплотную, взял ее лицо в ладони и смахнул наметившуюся слезинку.

— Ты правильно думаешь, Наоко.

Глаза Наоко расширились, в груди невыносимо потяжелело. Воздуха, скорее воздуха!

Форточка над ее головой сама собой распахнулась. Порыв ветра принес тепло и запах цветов. Чьи-то веселые голоса и смех... Миру наплевать на ее беду.

— Но... Я... Почему?

— Потому что так сложилось, Наоко.

Наоко высвободилась из рук Лукаса. Слова давались ей с трудом.

Все, что она тщательно выстраивала, рухнуло.

— Все было так красиво. Всегда так идеально! Я не могу поверить, что этого нет. Не могу...

Лукас посмотрел на нее в упор. Ну да, о чем Наоко еще печется, как не о картинке. Красиво, тьфу. А где слово «искренне»?

— Я поддерживал игру в идеальность для тебя. Потому что ты ее любишь. Но я больше не хочу. Не могу.

Худенькие плечики Наоко затряслись от рыданий.

Ей так больно, так холодно, так одиноко...

А за окном... Миру плевать, как было и тогда, когда она осталась без родителей.