Наутро стало известно, что у Черного родника нашли труп волостного старшины Садыха. Садых, судя по всему, собрав все свои ценности, хотел скрыться за Араксом, но далеко не ушел. Неизвестные грабители убили его и обобрали.

Отец сказал нам с матерью:

— Конечно, Садых был подлым и коварным человеком, но убивать из-за угла нельзя. Его надо было судить всем народом.

В школе Эйваз-муэллим коротко подытожил:

— Собаке собачья смерть!

Через несколько дней прояснились некоторые подробности: будто бы Садыха убили его же подручные. Оказывается, несколько лет назад волостной старшина спас какого-то человека от кровной мести и в награду за это получил золотой пояс. Те, кто собирался вместе с Садыхом за Аракс, знали о поясе и решили присвоить ценности себе. Вот они и убили своего предводителя, когда он полностью уверовал в их преданность.

Но была и другая версия. Говорили, что золотой пояс Садыху передали через его родного брата. Готовясь в дальний путь за Аракс, Садых попросил брата отдать пояс, но брат отказался, думая, что из страха в смутное время Садых не будет настаивать. Но волостной старшина заартачился, пригрозил брату расправой. А тот, договорившись встретиться с Садыхом у Черного родника, подстерег его и убил.

В общем, об убийстве Садыха ходило множество слухов — не меньше, чем о свержении царя. Да это и понятно: царь далеко, а Садых мог в былые времена нагрянуть со своими казаками в любое время и учинить расправу над правым и неправым.

На этом история Садыха не закончилась. Дело было так.

По традиции перед праздником новруз у нас играют свадьбы. Но год тяжелый, и многие гадали: найдется ли смельчак, который рискнет сыграть свадьбу? По подсчетам местных кумушек, в Вюгарлы было верных семь пар, которые в иные времена давно бы уже объявили о женитьбе.

Отец одного из женихов (тоже работал на промыслах в Баку) пришел к нам за советом.

— Хочу в ближайший четверг сыграть сыну свадьбу, Деде-киши, что ты на это скажешь?

— Хорошее дело, давно пора, зови гостей.

Весть о том, что в Вюгарлы будет свадьба, разнеслась по округе. Ясно было, что за первым последуют и остальные. Молодежь готовила праздничные наряды. В доме жениха и невесты резали баранов и кур. Зурначи и кяманчисты готовили свои инструменты, вспоминая свадебные мелодии. Веселая музыка трогала сердца вюгарлинцев, настраивая их на праздничный лад. Даже пожилые женщины, весь год не разгибавшие спины, готовились к свадебным танцам.

Накануне на улицах Вюгарлы появился незнакомый всадник. Он спешился перед домом Абдулали и зашел внутрь. Пробыв там недолго, он вышел быстрыми шагами, вскочил в седло и умчался. Сперва мы не придали особого значения этому посещению, но потом выяснилось, что приехавший — из села Ильгарлы, откуда был родом убитый волостной старшина Садых. Он передал просьбу аксакалов не играть свадьбы, пока не закончится положенный траур по Садыху. Посланец из Ильгарлы при этом намекал, что ходят слухи о причастности вюгарлинцев к убийству волостного.

Сразу разгорелся жаркий спор: считать ли предупреждение ильгарлинцев просьбой? Или это — оскорбление? Если оскорбление — обращать ли на него внимание? О том, чтобы отменить свадебные торжества, и речи не было: как реагировать на обвинение о причастности к убийству Садыха?

Последнее слово за Абдулали.

— Подумайте, дети мои, кто выиграет от того, что вы убьете десять ильгарлинцев и они — столько же наших? — обратился старик к особенно горячим головам из числа молодых. — Какой смысл в это тяжелое время идти на столкновение? Может быть, паша-головорез только и ждет повода, чтобы прислать сюда своих солдат и разом покончить с двумя мусульманскими селами!

Так или иначе, но Абдулали смог все же удержать людей от ненужного кровопролития: решили, что на выпад ильгарлинцев не следует обращать внимания. И те самые молодцы, которые только что горланили о мести за оскорбление, пустились в свадебное веселье.

Звуки зурны и бубна неслись и из дома жениха, и из дома невесты. Скоро лихие всадники поедут к дому невесты, чтобы отвезти ее в дом жениха. А пока готовились к конным состязаниям, в которых проявится удаль и стать наиболее ловких.

Договорились считать победителем того, кто первым доскачет от дома Махмуда-киши до Черной скалы, подхватит там заранее привязанного барашка и примчится обратно. Когда условия скачек были оговорены, распорядитель свадебных торжеств Махмуд-киши, от дома которого и начинались скачки, взмахнул рукой, и всадники, подбадривая себя криком и свистом, почти слившись с конями в одно целое, понеслись к цели. Камни и комья глины летели из-под копыт. Когда счастливец, подхватив в седло барашка, прискакал обратно и поднял коня на дыбы в знак победы, зрители в восторге закричали. И в это мгновенье раздались четыре выстрела. Вначале никто не сообразил, кто стрелял.

Жертву обнаружили не сразу, а чуть погодя: неподалеку от своего дома, скрючившись, на боку лежал распорядитель свадебных торжеств Махмуд-киши. Когда к нему подъехали, он был еще жив, изо рта вырывалось хриплое дыхание, он силился что-то сказать, но на губах только пенилась кровь. Его попытались поднять, он задергался и мгновенно затих. И тут увидели большую рваную рану на его груди.

Всадники пустились на поиски убийцы. Кто-то видел, как на другой берег Базар-чая перебрались двое вооруженных людей; пригибаясь, добежали до высоких кустов, росших поодаль от берега, вывели оттуда оседланных коней и поскакали к ущелью. Расстояние было слишком велико, чтобы их можно было догнать.

Ильгарлинцы осуществили свою угрозу: праздник нашего села превратили в траур. Народ, собравшийся на свадьбу, попал на похороны одного из аксакалов нашего села. Махмуда-киши люди любили за общительность и веселый нрав, готовность прийти на помощь в разрешении самых запутанных споров. Его часто просили быть распорядителем на свадьбах и праздниках, на поминках и похоронах. А вот теперь пришли его собственные похороны.

Тело убитого положили на носилки, накрыли черным покрывалом и внесли в дом. Женщины причитали и плакали, жены несчастного рвали на себе волосы и царапали лица. В этом исступлении было что-то жуткое. Толпа вокруг кричала: «Кровь! Кровь!» — взывая к кровной мести. Но кто отомстит? Старшему из двух сыновей Махмуда-киши одиннадцать лет.

Навстречу толпе, призывавшей к отмщению, вышел мой отец. Он поднял руку, и я удивился, каким уважением пользуется он: траурные носилки остановились, толпа смолкла, женщины перестали стенать и плакать.

— Вы жаждете крови, как этого требует обычай. Видите в этом храбрость и мужество. Только вы очень ошибаетесь, мужество не в этом.

— А как же иначе? — громко крикнул высокий чернобровый парень, местный заводила. — Что ж, спокойно смотреть, как они стреляют в нас, или трусливо прятаться, чтобы избежать пули?

— Я предлагаю не прятаться, а точно узнать, кто стрелял, и наказать убийцу! Но не затевать братоубийственную резню! Жестокосердные сделали свое подлое черное дело, так не станем и мы убийцами!

В наступившей тишине прозвучал голос Абдулали:

— Но как нам поступить, Деде-киши?

— Мне нужно время, чтобы отправиться в Ильгарлы и узнать у тамошних аксакалов имена убийц. Но я должен быть уверен, что в Вюгарлы ружья повешены на стены! Мужчины займутся похоронами Махмуда-киши. По нашим обычаям, тело должно быть погребено сегодня же, а я пойду в Ильгарлы.

Вторая жена Махмуда-киши, молодая и красивая женщина, у которой лицо в знак траура было открыто, обратилась к моему отцу:

— Деде-киши, у нас просьба: пусть хоть один день он побудет у нас в доме гостем, а похороны перенесем на завтра.

К моему отцу обращались как к старшему!..

Ни следа от недавнего веселья. Все, что должно было украсить свадебные столы, перенесли в дом покойного. Всю ночь женщины, окружавшие тело, причитали и плакали, обе жены и дочери покойного снова рвали на себе волосы и царапали лица. Погребение состоялось только на закате, следующего дня. Село вышло проводить в последний путь хорошего человека. Последнюю молитву прочел Абдулали.