— Все настолько просто, что я без труда смогу делать эту работу, а я хочу освоить новое для себя дело, в котором есть возможности найти новые пути и новые методы. Такие вещи понимаешь не сразу. Когда я окончил партшколу в Баку, мне казалось, что я достиг многого и дальше учиться не стоит. А с годами почувствовал, что мои знания недостаточны и поверхностны.

— Как же ты собираешься преподавать в школе, если говоришь, что знаешь недостаточно?..

— Справедливо. Но я каждое лето буду заниматься в отпускное время на курсах повышения квалификации и подготовлюсь для поступления в университет. Честно говоря, я прекрасно понимаю, что, работая учителем, волей-неволей вынужден буду постоянно повышать свой уровень, потому что будет расти уровень учеников. В Политпросвете мне всегда казалось, что с лихвой хватает тех зачатков знаний, которые у меня есть. Нет, товарищ Джумазаде, я обязан учиться дальше!

— Так ведь тебя никто не отговаривает! В конце концов, партийному работнику тоже необходимо высшее образование.

— А годы идут, товарищ Джумазаде.

— Мне нравится, как ты рассуждаешь, Будаг Деде-киши оглы. — Рахмат Джумазаде внимательно посмотрел на меня. — В тебе чувствуется целеустремленность. В твоих рассуждениях видна логика. Ты меня почти переубедил. Сейчас я тебе ничего не обещаю, надо подумать. — Он встал и протянул мне руку. — Встретимся дня через два… Я дам тебе знать. Кстати, а где ты живешь?

— У Рустамзаде.

— Хороший человек. Беспартийный, но может быть примером для многих коммунистов… Что же, со временем и тебе дадим квартиру.

Я поблагодарил и вышел.

Надеясь, что Рустамзаде уже вернулся из больницы, куда он ушел утром, я зашел в его кабинет, в отдел здравоохранения исполкома. Мне сказали, что доктор еще не вернулся, и я сел к его столу, чтобы посмотреть свежие газеты. Вдруг в комнату вошел Сахиб Карабаглы. Видимо, он не ожидал встретить меня в своем бывшем кабинете. В первое мгновение на лице его отразилась растерянность, но очень скоро он овладел собой и, широко улыбнувшись, поздоровался.

— А я и не знал, что ты вернулся, Будаг!

Скорее по въевшейся привычке, чем даже из простой вежливости, я спросил:

— Как дела?

Карабаглы, суетясь и поглядывая все время на дверь, начал говорить, как он счастлив и доволен, что его освободили от административной работы. Мол, он мечтает заняться медициной, но, к сожалению, и на новом месте, в больнице, он руководит, увы, хозяйственными вопросами.

— Ушел бы, — с иронией заметил я.

— Разве я могу уйти?! — воскликнул он. — Меня не отпустят.

— Когда ты заведовал этим отделом, ты, наверно, тоже так говорил. А между тем совершил множество ошибок и принес достаточно вреда, — грубо оборвал я его. — Добрую славу легко потерять, а от дурной трудно избавиться!

Сахибу стало ясно, что во мне он не найдет сочувствующего. Сославшись, что его ждут, он убежал. Я подумал, что он рыл могилу Мансуру, а сам же в нее и угодил.

В кабинет вошел Рустамзаде. Я рассказал о своей беседе с Сахибом Карабаглы.

— Каждая трава на своем корне растет, — сказал он, усмехаясь. — И этот тоже из отряда Сазагова.

Мы не успели перемолвиться парой фраз, как в комнату заглянул Тахмаз. Он заулыбался и обнял меня с большой сердечностью. Мансур молчал.

— Когда отряд теряет предводителя, начинаются разброд и шатания в его рядах, — горько пошутил Тахмаз Текджезаде. — После твоего отъезда мы именно в таком положении.

Рустамзаде еле заметно усмехнулся, но острый взгляд прокурора заметил это. Текджезаде покачал головой:

— Я не умею долго держать обиду в сердце, доктор! И не желаю ссоры друзей. Запомните это!

Но Рустамзаде словно ничего не слышал. Тогда Тахмаз обратился ко мне:

— Где ты остановился?

— У Рустамзаде.

— Где собираешься работать?

— Хочу поехать в сельскую школу учителем.

— Ты всего нужнее здесь, Будаг! Давай встретимся и поговорим! А сейчас, к сожалению, я вынужден спешить. — И он ушел.

Рустамзаде насмешливо смотрел ему вслед.

— Такой умный и проницательный человек поддался уговорам ничтожного Сазагова.

— Но у того, наверно, есть какие-то веские аргументы, если Тахмаза удалось убедить! — воскликнул я.

— Им, видите ли, не нравится категоричность отношений Рахмата Джумазаде к людям: мол, судит обо всех только с точки зрения полезности делу, не заглядывая в душу человека.

— Только человек, который несет груз, чувствует его вес.

— Правильно, но им кажется, что Сазагов вполне сможет справиться с работой секретаря укома; они забывают о его собственных недостатках: злобности, мании величия. Это он сейчас такой, когда заинтересован в их помощи. Он добр с ними, я бы даже сказал — заискивает перед ними, и они поддались на его удочку…

Я не успел ответить, потому что зазвонил телефон, висевший на стене. Рустамзаде снял трубку и тотчас протянул ее мне. Я сразу узнал голос Джабира. Во мне зашевелилась неосознанная обида, но Джабир сразу же попросил у меня прощения за то, что не навестил меня в Шуше, и стал договариваться со мной о встрече. Мы условились увидеться в обеденный перерыв.

Я закончил говорить по телефону и повесил трубку, а Мансур встал, подошел к двери и запер ее на ключ.

— Знаешь, Будаг, я тоже думаю, что тебе не следует покидать Лачин. Кто, кроме тебя, способен урезонить таких людей, как Тахмаз и Джабир?! Если уж тебе так хочется учительствовать, возьми полставки в городской школе и не отказывайся от того, что тебе предложил Рахмат Джумазаде.

— Мансур, если говорить честно, то я всю свою жизнь мечтал стать учителем. А после шушинских курсов мне это просто необходимо. Если я возьму полставки в школе и займу должность заведующего Политпросветом, то и там и здесь дело буду делать наполовину. Нельзя работать в школе вполсилы! От этого зависит наше будущее — каков учитель, таковы и ученики!

— Вот за это я тебя люблю, Будаг! Люблю и уважаю! Если бы все наши люди думали и поступали так!.. Ведь именно к этому и стремится Рахмат Джумазаде. А некоторые, забыв о долге перед собственной совестью, стремятся к карьере вопреки сознанию, что не смогут принести на своем месте пользу народу.

В столовой во время обеда мы встретились с Джабиром. После обеда он затащил меня на квартиру — в комнату, которую мы в прошлые дни делили с ним.

— Твоя постель так и стоит в комнате в ожидании тебя, Будаг!

Я улыбнулся:

— Не могу обидеть Рустамзаде.

— А что особенного в твоем Рустамзаде? Наверно, только то, что он рабски верен Рахмату Джумазаде!

— Уважать председателя исполкома — долг человека, который работает рядом с ним!

— Угождение не уважение!

— Позволь тебе не поверить. Я лучше знаю Мансура. Он независимый человек, всегда сохраняющий чувство собственного достоинства!

— Ты заблуждаешься!

— У тебя есть доказательства обратного?

— Сколько душе угодно!

— Хотя бы одно!

— Он выполняет любые приказания Джумазаде!

— Но они приносят пользу здравоохранению уезда. Ты не можешь отрицать этого.

Не обращая внимания на мои последние, слова, Джабир развивал свою мысль:

— Рахмат Джумазаде приехал сюда, хлебнув уже славы комиссара по труду, все смотрели ему в рот, что он изречет. И он думал, что и в Курдистане все будут ловить каждое его слово. А здесь именно Курдистан! Каждый себе цену знает! Понимаешь, он совсем не прислушивается к тому, что ему говорят подчиненные.

— Ты, наверно, хочешь сказать, в чем ему перечат подчиненные?

— А хотя бы и так!

— Джабир! А почему бы тебе не кричать, отчего сам в первую очередь глохнешь, а спокойно посоветоваться с Рахматом Джумазаде? Скажи откровенно, что плохого сделал Джумазаде лично тебе? Какие у тебя лично требования к нему? Против чего ты возражаешь?

— Лично мне он ничего плохого не сделал. Но какое это имеет значение? Ведь и тебе лично ничего плохого не сделали беки, против которых ты так решительно воевал! — Джабир удивленно смотрел на меня.