— Солнечный удар, — говорит доктор. — Скорее достаньте валерьянки.

Я тороплюсь, открываю аптечку, даю пузырьки.

— Воды! — кричит доктор.

Ленька достает стакан.

— Коньяк, — говорит. — Воды нет…

— Все равно, давай…

И доктор капает в стакан и подносит гофмейстеру. Тот пьет и, мигая, смотрит на всех нас.

— Надо помочь ему выйти, — говорит доктор. — Надо, чтобы он лег.

Мы все помогаем ему слезть с тарантаса. Доктор держит его под руку. Мы поднимаем его и кладем на траву у дороги.

— Скажи, пожалуйста, — говорит мне гофмейстер, — что это они делают со мной, зачем?

— Ты нездоров, — говорю я. — Ты не бойся, пройдет, скоро пройдет, это от жары, не беспокойся.

— Что? — говорит гофмейстер. — Я не слышу, говори громче. — И он хочет из ушей достать шарики.

— Смирно-смирно, — говорит доктор. — Лежите смирно.

Доктор смотрит озабоченно в уши. Потом обернулся к нам:

— Удар, он оглох, ничего не слышит.

— Да это шарики! — говорю я, — что вы! Он в уши вставил, чтоб не слушать ученого.

— Я не позволю, — кричит ученый, — в чем дело, довольно, какие шарики?

— Выньте шарики, — кричу я гофмейстеру на ухо.

Тот вынул шарики, смотрит на нас в недоумении.

— Скажите, доктор, в чем дело? — спрашивает гофмейстер. — Зачем все это?.. Я совершенно здоров. Но вот этот коньяк, такая гадость, зачем вы велели мне пить?

И гофмейстер сел.

Кругом все хохотали.

— Эдак и охоту просмеём… Ехать пора, — сказал Герасим Дементьевич, — доктор опосля полечит.

Все сели опять на подводы и поехали рысцой.

Смех друзей раздавался в летней тишине. Отстав, ехал доктор Иван Иванович и что-то серьезно объяснял ученому. Тот слушал его, нахмурив умно брови.

Хорошо было летом жить на даче. Служилый люд Петербурга уезжал в окрестности, где была особенная северная красота белых ночей. Прекрасные Петергоф и Царское Село, милая Черная речка, Парголово и много других мест. Дачники были там разнообразны: военные, чиновники разных рангов и степеней.

Помню, был такой немолодой, солидный отставной, кажется, полковник, человек из себя очень толстый и фамилию носил подходящую — Брюханов. Любил пожить, повеселиться, выпить, любил компанию. Был он уже в отставке, и как-то собрались у него приятели, тоже отставные. Часто бывало — собирались. Лето, дача в Парголове. Семья где-то за границей, а он в Парголове один. Жарко. Надо завтракать ехать — не хочется. Надо одеваться — а дома в рубашке, продувает. Хорошо. Прислугу отпустил, ушла куда-то.

— Давайте дома закусим, — говорит хозяин Брюханов, — достанем чего-нибудь.

Посмотрели в буфет: есть вино, водка. Закуски — никакой.

— Вот что, — говорит хозяин, — здесь недалеко, вот на углу, слева, живет повар, у него кой-что есть. Хорошо готовит. Ты помоложе, Коля, — обратился он к приятелю, — помоложе нас. Поди, друг, — у него отличное есть беф-буйи^[594]. Возьми… Три порции. Закусим, посидим дома, отлично…

Брюханов вынул из стола бумажник, достал сторублевую — мельче денег нет, — и дает приятелю Коле. Тот берет деньги — «хорошо, схожу», — и уходит.

Брюханов и его приятель — бывший вице-губернатор, милейший друг, — достали скатерть, постлали на стол, поставили тарелки, рюмки, вино, сидят и дожидаются.

А Коля что-то не идет. Ждут, посматривают в окно, «что такое?» — думают.

— Странно… — говорит вице-губернатор.

— Да, — соглашается Брюханов, — непонятно…

Проходит два часа — не идет Коля…

— Эге! — говорит вице-губернатор.

— В чем дело? — удивляется Брюханов.

— Под суд его, сейчас же под суд! — уже кричит вице-губернатор. — Взял сто рублей и где-нибудь играет в карты!..

— Знаешь, я так потрясен, — волнуясь, говорит Брюханов. — Это же черт знает что такое! Я не ожидал… Сто рублей! Подумай! Он же был начальником канцелярии министерства…

— Постой! — перебивает его вице-губернатор. — Дай сейчас. Где бумага?.. Сейчас же я его к прокурору…

Вице-губернатор садится к столу и начинает строчить. Читает, рвет, пишет снова.

— А у тебя есть пятнадцатый том Уложения? Дай-ка! — обращается он к Брюханову.

— Здесь нет…

— Как это? Отчего нет свода законов?..

— Да с какой стати на даче? Зачем он мне здесь?

— Обязан, — говорит вице-губернатор. — Всегда должен иметь…

А сам пишет:

— Какая статья-то? Черт ее!.. 163-я?.. или как?.. ну, какая?

— А черт ее знает! Ты же губернатор… я же не знаю…

— Все обязаны знать. Ну, как ее… О злоупотреблении доверием.

— Да, да, — загорячился Брюханов. — Верно. Пиши: свистнул сто рублей!.. беф-буйи!.. Пиши: никогда не предполагал даже, чтобы он мог поступить так… и с кем же?.. Со мной, кто всегда его угощал, выручал!.. Он заставляет нас с тобой пить уже по пятой без закуски! Он же с ума сошел! Поставить нас в такое положение… А! Подумай… Невозможно.

— Тюрьма, тюрьма! — кричит вице-губернатор, выпивает рюмку водки и снова строчит…

А друг Брюханова, чиновник Коля, между тем добросовестно нашел повара. Повар солидный, седой старик.

— Беф-буйи? Нет беф-буйи. Я вам-с расстегайчики готовые и форели. Попробуйте. Присядьте. И у меня коньячок для вашего превосходительства, царский, 1811 года… Скушайте…

— Вчера, — морщится Коля, — я выпил. Теперь чувствую себя как-то…

— А чем изволили ошибиться? — спрашивает повар.

— Есть не хочется что-то, аппетиту нет…

— А все же, разрешите узнать, на коротких напитках или на вине?..

— Всего было…

— Что ж, дело поправимое, — говорит повар и ставит на стол капусту, подает водку. — Холодная-с, капуста с хрустом, хлеб-с черный… А потом поросеночек холодный-с, прямо улыбается… Ну, чего же беф-буйи?.. не стоит-с…

Приятель Коля сидит за столиком у окошка, за окном сад. Хорошо…

— Да, — говорит он. — Послал меня за беф-буйи. «Поди, — говорит, — друг. Ты, — говорит, — помоложе…» Да что, я разве мальчик ему? Я не моложе их, я положение занимал действительного… Понимаешь! Да-с, сходить… Ну, что же, схожу… А беф-буйи — подождете…

Коля выпивает шестую и закусывает холодным «улыбающимся» поросенком…

— За это, — кричит вице-губернатор. — За это — Сибирь!

— Знаешь, — говорит Брюханов, — вот я… не одет. Ты помоложе… Сходи туда, на углу, вот там, налево — повар, в сером доме. Может быть, что случилось с ним… Это же невероятно… сто рублей!..

— Ну, положим, я не моложе… но изволь, пойду…

И вице-губернатор уходит.

— Ваше высокопревосходительство!.. дорогой!.. — обрадованно встречает Коля губернатора. — Наконец-то, как я рад! Повар, вот он. Ну, знаете, беф-буйи вздор… Холодная водка, кочанная капуста, расстегаи, форели… Идите, садитесь, приветствую… Как рад!..

— Но позвольте… а как же, все-таки, этот… беф-буйи?.. — колеблется вице-губернатор.

— Ваше высокопревосходительство… дозвольте… — говорит повар, — его превосходительство изволили пожаловать прямо, чтоб вот сказать правду — в сером виде… А сейчас, вот поглядите; в лице краска играет… жизнь!.. Беф-буйи… это чего? Разве можно для гостя такого?.. Откушайте для начала — сиг вот. Утром поймали… Просится — скушайте, ваше высокопревосходительство. Прямо как ждал вас…

Вице-губернатор выпивает рюмку и оживленно говорит:

— Да, сиг… Это понять надо! Свежесть какая!..

…Они уже выпивали по восьмой, а их еще ждал коньяк 1811 года.

Брюханов мрачнее тучи ходил в рубашке и в кальсонах по комнате. Останавливался, смотрел на фотографии, висящие на стене, говорил:

— Вы понимаете! Это же ведь черт знает что такое! Это ведь криминал, явный криминал… Всем расскажу, всем… Их обоих туда… Не угодно ли, с какой стати, пью без них натощак? Что я, извозчик, что ли? Пойду к повару, узнаю — тогда…