Майор никак не предполагал, что тут начнут шатать устои общества — не его это конёк, политика. И не так долго он живёт — как этот, чтобы про царей и фараонов рассуждать. Но попытался спорить.

— Есть закон…

Сказал и замолчал. Какой закон? Ведь общественное устройство меняется, а законы — вслед за ними. К какой эре клад отнести…

— А ты за меня тут не подписывайся, Ратобор! — вмешался в разговор Калина. — Отдам я клад государству, аль нет — не тебе знать! Я ишо и сам ничего не решил! — угрюмо изрёк он от стены. — Пущай Аринина дочь сказывает, как с им быть! Не ты!

— И я також щитаю… — заявил Михалап с полу.

Но тут вернулась Арония и все притихли, так и не узнав мнение домового на этот счёт. А он тоже ведь долгожитель — при царях жил.

— Да ты за стол садись, всё ж, Михалап, — сказала она, ставя перед гостями банку с вареньем, как оказалось — малиновым.

И стопку стеклянных розеток. А как же, самого настоящего князя в доме принимает. Он ведь для неё Шабли 1899 года не пожалел.

— Та не, я на полу — так звычней, — отмахнулся домовой, тут же норовя черпнуть большой ложкой из банки малинового варенья и съесть на ходу.

Видно, эта ягода у всяких странных существ из потустороннего мира особо чтилась. Арина придвинула ему на край стола розетку и наложила в неё доверху варенья. Котьорая тут же исчезла и оказалась на полу, рядом с чашкой чая.

— Так что же там было — со Смугляком-то? — светски обратилась Арония к Ратобору. — Почему он у тебя вне подозрений? И что у него за дворец?

На Чурова она специально не смотрела. Маг — хоть и разбойник, а норовит ей сбыть полклада немереной цены, а тот решил его забрать и государству отдать, даже не спросив её. Для него закон всегда был превыше всего.

— Представляешь, дорогая, в Африке у Смугляка действительно имеется огромный дворец! — также светски улыбаясь, стал рассказывать Ратобор. Будто не он только что кричал на майора — такой душка сразу стал. — Смугляк хоть и врал, что Полина Степановна съела у него вагон еды, но эта еда у него действительно уходит чуть не вагонами. Народу в его дворце — прорва! Жён — не менее двух десятков. Детей и внуков — не пересчитать! — рассказывал он, попивая кофе светски оттопырив мизинец — хотя его чашка была приличных размеров. — И все бегают по этажам, готовят тонны еды, потом едят её, потом отдыхают — до вечера, пока жара спадёт. Сорят, убирают, ругаются, мирятся. Детей нянчат да целуют, а потом их бьют и журят. Кто там слуги, кто хозяева — не поймёшь. Жёны наряжаются, поют и постоянно бранятся — из-за Смугляка, — весело рассказывал он, прихлёбывая кофе. — Не думал я, что семья этотак забавно! Мне даже понравилось! — зачем-то подмигнул он Аронии.

Та дёрнула плечом — мол, что во всём этом хорошего?

— Откуда у Смугляка столько народу набралось? Он же в могиле сидел! — с недоумением спросил Калина. — Сказывал — прятался там от колдунов.

— Да, пока все, кто за ним охотился, не вымерли! — кивнул маг. — Он на них мор напустил и ждал, пока окочурятся. Только колдуны живучие оказались, долго сопротивлялись. Эти чернокнижникии злые чародеисвои заговоры имели, не сразу ушли, да пришлось. А потом Смугляк из могилы вылез и на радостях женился на местной красавице, — усмехнулся он. — Ну, по их понятиям, конечно — фигуристая такая, Монифой звать. А у неё двоюродных сестёр оказалось штук десять — тоже красивые и упитанные оказалась. А потом и их племянницы подросли — ещё краше были. Смугляк на всех женился — Монифа за них очень просила. Поскольку в бедности её родня жила. Он тебя девкой называл, потому что ты красивая и понравилась ему, — пояснил маг Ароние. — Он всех своих жён, кроме Монифы, так называет — на русский манер. А они считают, что девка значит — «жена». Гордятся.

— Видать, богат Смугляк? — предположил домовой. — Всё женится без меры!

— Ну, по местным меркам — да. За каждую жену он родителям выкуп давал — стадо коров. Теперь кормит и одевает — и их, и детей, и внуков. На что немалые капиталы нужны. Хотя в его семье никто работать не хочет. А семейка растёт — дети женятся, внуки тоже не отстают. Вот он и вспомнил про мои проценты, — хмыкнул маг. — Хотя знгает, что я ему уже ничего не должен. Вот и взял заложников — для убедительности. И всё это — ради семьи! — вздохнул он.

— Негоже так — заводить по десятку жён и по сто внуков, если капиталов на то нет, — покачал головой Калина, который с интересом выслушал эту историю. — Вот нехристи!

— Да и детям скопом сидеть на тятькиной шее негоже, — поддержал его Михалап. — Видать, и в Африке, народ распустился. Не зря Старинушка в лес из домов ушёл…

— Как ето — капиталов у арапа нет? Зачем он залежников взял? Цельный дворец ведь имеет, — засомневался Калина. — За что-то ж его строил? И с чего-то семья кормится?

— Дворец Смугляк для Монифы строил, — пояснил Ратобор. — На старую алмазную заначку, которую с меня двести лет назад в счёт процентов взял. А потом каждой новой жене — чтобы без обид было, новые покои пристраивал. Вот его капитал и закончился. Теперь семья растёт, а хоромы не прибавляются! Как и доходы! — усмехнулся он. — Да и шумно в его дворце, а Смугляк свар в доме не терпит. Ведь там скандалить дозволяется только ему. Вот и решил он за мой счёт детей и внуков расселить — чтобы научились на свой доход жить. Да не вышло у него, — пожал он плечами. — Клад пропал, проценты — фью-ю! — присвистнул он.

— Так он же сам знатно умеет клады искать — дажеть других этому учил! — не поверил ему Калина. — Вот и промышлял бы тамэтим ремеслом!

— В Африке основное богатство — это стада буйволов и вязанки бананов! Хотя и клады, конечно, кое-где есть. Но они зарыты в песках — на десятки метров занесены. И на них такие древние заклятья стоят — на неведомых уже языках, что их уж и не взять. Так что промышляет Смугляк порчами да колдовством. А на них дворцов не построишь. Народ там небогатый. Самое ценное — ракушки каури, но это редкость.

— С такой дородностью ему вглыбь под пески не добраться, — знающе кивнул Калина. — Хучь бы и заклятья он снял. Клад древний ить токмо руками надоть брать! Одичалый он!

— А ты откуда знаешь? — удивился Ратобор.

— Так ить досуга у меня много было. Встречался кой с кем, — уклончиво ответил тот.

— И как он дальше-то жить будет? — пригорюнился домовой, хлебнув ещё ложечку варенья. — Семейство-то его затерзает!

— Неплохо будет жить, как я полагаю! — заявил Ратобор. — Я ведь с Монифой говорил, которая сейчас ещё толще стала — старшая жена у него и хозяйка дома. И горсть камушков алмазных ей отсыпал. Из давнего запаса, что в моём кармане завалялись. Я ей пообещал, что буду дальше процент с кладов им платить.

Арония ахнула про себя — уж не за чёрный смарагд ли он Монифе алмазы отдал? Но потом поняла — просто украл. Выходит — жив Смугляк? Это радует. Хоть и злой он, но жалко старика. И его семью — пропадут без него, неумехи.

— Ишь, добрый какой сыскался, — недоверчиво протянул Калина.

А домовой фыркнул:

— Надеешься, Ратобор, что Монифа и тебе смуглявую жену-красавицу сыщет — среди своей родни?

— Жену я себе и сам как-нибудь сыщу, — покосился Ратобор на Аронию. — И не добрый я, — возразил он Калине. — А расчётливый!

— Эт как? В чём расчёт? — заинтересовался тот.

— А так! Местечко себе на том свете я выкупаю! Пускай теперь дети и внуки Смугляка Аронии спасибо говорят! — кивнул он в её сторону. — Она мне сказала, как плохо на том свете тем, кто здесь добра не делал. Я ведь раньше жил одним днём! — покачал он ухоженной головой. — В общем, решил я начать делать понемногу добрые дела. Стал этим… спонсором африканским. Буду своего непутёвого учителя с его армией смуглявых ребятишек на плаву поддерживать. А Монифа пообещала мне их на вские курсы отправить.

— Эк, ты! Ведь не токмо колдуну да его приплоду надобно добро деять, — вздохнул Калина. — А и всем людям тожеть.

— Лиха беда — начало! — отмахнулся тот.

— Больно гладко стелет… — пробормотал домовой с полу.