– Глупцы, – процедил Ильверс, – какие глупцы… Если бы я не хотел этого…

Он улыбнулся – и неторопливо двинулся вперед. К замершим, беззащитным фигуркам, окутанным серебристым сиянием лун.

… Шаг. Еще шаг. И еще, самый последний…

Ильверс постоял мгновение, подставляя лицо свежему, напоенному запахами весны ветру.

А затем, опустившись на колени, одновременно коснулся Тиннат и Золюшки.

Ничего не произошло. И чувство опасности, которое до сего момента буквально звенело в воздухе, пропало бесследно.

Ильверс вскинулся; разметались по разным сторонам плети Силы, ловя каждый образ, запечатлевая каждое движение…

Светловолосый маг в недоумении привстал. Затем, пробормотав проклятие, бросился прочь из комнаты, где сидел.

Два брата-близнеца хмуро покачали головами.

Старик испуганно ойкнул и, семеня, устремился по проулку, подальше от страшного магистра.

И молодой маг, сидя на полу, молитвенно сложил руки, обращаясь к далекому и равнодушному божеству.

А Уломара, сидя на крыше, беззвучно смеялась, растирая по лицу слезы. Она прижимала к груди небольшую круглую подушку с непонятным содержимым… С компонентами взаимодействия вещей?!! Так, значит, вот кому он оказался обязан продолжением кошмара и жизнями двух невинных людей…

Те, кто хотел смерти магистра, улепетывали со всех ног. Ильверс едва не рассмеялся – как же наивно с их стороны полагать, что можно уйти от возмездия!

Ведь зло сотворенное… всегда… возвращается…

Он не стал размениваться на яркие, шумные преобразования вроде стен огня или ветвящихся молний; закрыл глаза, возложил руки на голову Тиннат, позволяя великой черной реке пронести сквозь себя ее боль и страх.

Вслушиваясь в глубокую подсердечную боль, он выплеснул Отражения в жалкие тела удиравших магов – они умерли почти мгновенно, даже не успев понять, что с ними происходит и не почувствовав всего того, что выпало на долю их беззащитных жертв.

Уломара села на крыше и в недоумении уставилась на подушку, словно только очнулась от тяжкого забытья и не понимала, что происходит.

А на площадь из-за угла дома Альхейма медленно вышел Норл д’Эвери. Дышал он тяжело, с хрипом, и Ильверс – немного запоздало – пожалел о том, что оставил его в живых.

Не поднимаясь с колен, он кивнул вампиру.

– Ты, я вижу, добился своего. Так чего теперь ты ждешь от меня?

В сапфировых глазах n’tahe полыхнуло холодное презрение. И, указав на два бесчувственных тела, он сказал:

– Исцели этих людей. Ты ведь можешь… И они никогда не узнают, как ты предал их.

– Я хотел уйти вместе с ними, – пробормотал Ильверс, – почему ты вмешался? Почему?!! О, если бы ты знал, что я вижу… Ты бы не стал мешать, не стал…

– Ты слишком себя жалеешь, – процедил вампир, – твой предок, первый магистр, был поистине великим, а ты – жалкое его подобие. Но тебе придется – так или иначе – нести на плечах бремя Отражений. Тебе придется переживать то, что переживают другие – и в этом пока спасение для всех ныне живущих.

– Для кого я обязан спасать эти земли – и ради кого должен нести бремя? – женщина на крыше все еще смеялась и плакала одновременно, и Ильверс начал понимать, в чем дело. Подушка в ее руках, разрушенное взаимодействие… Как, однако, хитер оказался этот двухсотлетний n’tahe!

– Для них, – белый палец вампира пронзил воздух в направлении Золюшки и Тиннат, – делай то, что должен, Ильверс. С самого начала эта судьба была твоей. А позже… Я поделюсь с тобой знаниями, которые облегчат твою участь.

Магистр закрыл глаза. Ну почему, почему он должен все это терпеть? Словно от самого рождения на нем было проклятие…

А, может быть, и прав Старший? В конце концов, эти двое любили его, а это – большая редкость.

Подхватив черной сетью компонент заклинания, спрятанный внутри Золюшки, он осторожно начал вскрывать пространство, чтобы вытолкнуть все чуждое прочь из человеческого тела.

Уломара пришла в себя на крыше. И, совершенно не помня, где была последние пол часа, и что делала, уставилась на круглую кожаную подушку в собственных руках.

Затем, вспомнив о том, что собиралась предпринять, до того как… как встретила Ильверса, хозяина Черного города, и вампира с замечательными сапфировыми глазами, огляделась. Поняв наконец, что все уже позади, отшвырнула подушку прочь – и во все глаза уставилась на площадь.

А там… происходило нечто любопытное.

Ильверс остался жив. Он стоял на коленях, возложив руки на грудь Золюшке; вокруг его ладоней вспыхивали и гасли кровавые искры, впитываясь в тело мальчика. У магессы похолодело в груди – что еще этот нелюдь делает с ребенком?!! И она огляделась в поисках возможного пути вниз – но на беду, совершенно не помнила, как очутилась на крыше.

– Ах ты, проклятый ублюдок, – бормотала она, – только посмей что-нибудь сделать с Золюшкой! Я не посмотрю на то, что ты живешь в Черном городе, клянусь оком Хаттара!.. Да еще и Альхейма тебе припомню!

Наконец Уломаре удалось спуститься на карниз – и тут она поняла, что застряла. Не было никакой возможности спуститься на землю – и теперь уже она не смогла бы вернуться обратно на крышу. Хорошо еще, что с площади ее не было видно – но с другой стороны, и она не могла видеть того, что происходило Золюшкой и Тиннат.

Уломара припомнила те словечки, что почерпнула из словарного запаса Лисицы Тиннат, и помянула всю родню того, кто заставил ее невесть как влезть на крышу.

– Никогда не слышал, чтобы женщины так ругались.

Она вздрогнула и судорожно вцепилась в мраморные зубцы. Сердце заколотилось о ребра, грозя выпрыгнуть; далекая мостовая закрутилась перед глазами… Чтобы не свалиться, Уломара крепко зажмурилась.

– Если вы дадите мне руку, я помогу вам спуститься, – заметили откуда-то сверху. О, этот голос… Похоже, он долго будет преследовать ее в кошмарных снах…

«Но я не покажу ему, что боюсь», – Уломара решительно сжала зубы, – «в конце концов, я не простолюдинка какая-нибудь, а магесса. Да, магесса!»

И она, повернувшись, взглянула наверх.

На крыше сидел темный нелюдь, вампир. Тот самый, которого она приняла за раненного дэйлор, тот, что заставил ее спасти Ильверса… Легкий ветерок играл его седыми волосами, в лунном свете похожими на тончайшие нити перламутра. Ярко горели сапфировые глаза. И только пятна крови на рубахе тонкого полотна говорили о том, что он был тяжело ранен.

– Мерзавец, – беззлобно сказала Уломара, – это из-за тебя я здесь очутилась?

– Нет, – он серьезно посмотрел на нее, – ты сама залезла сюда, потому как именно здесь ты могла испортить подготовленную ловушку.

– Но я вовсе не хотела спасать Ильверса. К тому же, он убил моего старого учителя, Альхейма…

– А теперь он расправился еще и с магами Алларена.

– Проклятье!..

– Но лучше не пытаться убить Ильверса. То, что вам это не удалось – это просто прекрасно… Для вас же самих. К слову, как это вам удалось так ловко вживить компоненты в тела женщины и ребенка, да так, что они еще некоторое время оставались живы? И кто надоумил построить именно ловушку, а не действовать чистыми преобразованиями Силы?

Уломара обреченно вздохнула. Было похоже на то, что вампир пользовался ее положением и решил устроить небольшой допрос.

– Это все Эльмер, из Дэйлорона, – зло бросила она, – он научил моих коллег…

– Ах, Эльмер! Да еще из Дэйлорона… – задумчиво протянул нелюдь, – что ж… все сходится… так ты дашь мне руку, или будешь сидеть здесь до утра? Пока не прибежит кто-нибудь с длинной лестницей, чтобы снять единственную магессу этого города?

– Я наберу себе учеников, – огрызнулась Уломара, – и не буду единственной.

Но руку все же протянула, вздрогнув, когда запястья коснулись горячие пальцы нелюди. Раз – и она оказалась снова на крыше.

Уломара бросила взгляд на площадь – Ильверс уже исчез.

– Он отправился в башню, – тихо пояснил вампир, – и я скоро присоединюсь к нему, чтобы дать кое-какие рекомендации.