Маг замялся. А потом, понимая, что делать в обители черного магистра больше нечего, спросил:

– Ильверс… Скажи, как ты теперь видишь силу? Помнишь, тогда… В озере – ты и теперь видишь ее так же?

Впервые за все время их встречи лицо Магистра дрогнуло, черты исказила болезненная судорога.

– Как я ее вижу? Варна, Варна… Поверь, лучше бы я ее и не видел вовсе. Я не заслуживал того, что со мной сделал твой учитель, но обратной дороги нет. Теперь – мне видна цветная сила дэйлор, хоть я и не могу ей воспользоваться… Людской магической силы я, как нелюдь, по-прежнему не вижу. Но повсюду она – черная, блестящая… То медленно, величественно текущая река, то сверкающие капли, выступающие на стенах моей башни, то липкая, мерзкая паутина, опутавшая небосвод… Но самое страшное…

Ильверс внезапно подался вперед, так, что его лицо оказалось на одном уровне с лицом Варны. Дэйлор невольно отшатнулся – ему показалось, что перед ним уже не соплеменник, а темное и, главное, не-живое существо…

– Я постоянно вижу то, что порождает Отражения, – выдохнул Магистр, – ведь ты, чисто теоретически, знаешь, что именно питает народ Зла?

…Утром стало теплее, небо затянуло бугристой пеленой туч, и пошел дождь. Ильверс вышел на балкон, что, подобно ласточкину гнезду, прилепился на самом верху главной башни. Он долго стоял, наслаждаясь ощущением холодных капель на лице, и смотрел на мутную линию горизонта. Туда, где находился Дэйлорон. Сила была ему послушна как никогда раньше, и, стекая липкими нитями вниз, с чистых граней небесного купола, позволяла увидеть все, что происходило в мире живых.

…Варна, погруженный в мрачные раздумья, сидит на ступенях дома Великого Магистра. В его руках – деревянный резной жезл Учителя, который теперь принадлежит ему; когда Варна явился к Магистру с докладом, на рассвете, старик уже давным-давно воссоединился с духами Предков, и смерть его, судя по застывшему выражению ужаса на лице, была страшной. В судорожно стиснутой руке Магистра нашли скомканный кусок пергамента, где тот указывал на Варну из дома д’Кташин как на своего единственно возможного преемника. И вот теперь Варна сидит и размышляет – о том, приложил ли к этому руку нынешний хозяин Черного города.

Ильверс усмехнулся и потянулся к Силе Отражения, текущей сквозь земли его отца. Он увидел, как Эвор, кормит печеным тамико серебристых карпов в пруду. Найли, замотав лицо шарфом, сидит на пороге ветхой хижины; рабы, проходя мимо, опасливо косятся на нее, но не потому, что она дочь Эвора, а потому, что в один вечер неизвестная болезнь до неузнаваемости обезобразила ее прекрасное лицо, сделав кожу такой же страшной и бородавчатой, как у болотного тритона.

Магистр Черного города прислушался к своим ощущениям. Теперь он мог избавиться от этих дэйлор так же легко, как и от Великого Магистра, успешно завершившего свой безумный опыт. Но месть уже утратила всю прелесть, как лепешка трехдневной давности, а потому Ильверс решил не торопиться – вдруг что-то еще проснется в душе? Не сейчас, как-нибудь потом…

Перед тем, как вернуться в башню, Ильверс все-таки не удержался и бросил взгляд на Золюшку. Мальчик спал, забавно шевеля губами во сне, и было непонятно – действительно ли ночью за ним гнался волк, или это была иллюзия.

А потом – всего одним глазком – на Лисицу Тиннат. Первую и единственную женщину, с которой он был близок. И отчего это не случилось, когда он таскал камни в имении своего родовитого отца? Ведь тогда бы все и сложилось по-иному… Тиннат сидела в неприбранной постели, подтянув к груди острые коленки и слепо глядя в пространство перед собой. Ее губы беззвучно шевелились, и Ильверс слегка удивился, расслышав свое имя.

Все. Дэйлор зевнул, окинул сонным взглядом просыпающийся город и нырнул в прохладную темень башни. Ему хотелось спать долго, без сновидений, как может спать дэйлор, у которого теперь есть время – и нет неотложных дел. Но уж кто-кто, а Ильверс знал, что без снов – уже не получится. До конца дней своих ему придется жить весьма неприятными видениями.

Он почувствовал прилив тусклой, бесцветной обиды на предшественника. Уж старик-то мог и сказать, какова истинная цена силы черного магистра.

– Останови-ка вон там! Да не здесь, олух, а там, вон, у дерева!

Повозка, последний раз скрипнув осью, стала. Уломара торопливо извлекла из кошеля зеркальце, поправила сбившуюся во время тряской езды вуаль; ее вышколенный кучер уже ждал, протягивая руку – и она, опершись на крепкие пальцы простолюдина, лихо спрыгнула на булыжную мостовую. Процедила:

– Жди здесь. И чтобы никуда, понял?

На площади было людно. Сновали туда-сюда торговки с корзинами на головах, патруль разъезжал, поблескивая латами в затянутом туманом утреннем свете, мимо, грохоча колесами, лихо пронесся открытый возок.

Уломара протолкалась сквозь это колышущееся людское море, поднялась по широким ступенькам крыльца и постучалась.

Тишина.

Магесса яростно ударила бронзовым молотком по дверям, еще и еще. Пока, наконец, ей не открыли.

На пороге мялся неопрятного вида юноша, долговязый, похожий на цаплю; Уломара без труда узнала в нем ученика Альхейма, Кролла.

– Я хочу видеть твоего учителя, – без предисловий сказала магесса, – надеюсь, он здоров?

Кролл отчего-то смутился, опустил глаза. Его подбородок, на котором только-только начала пробиваться первая борода, плаксиво задрожал.

– Что такое? – Уломара нахмурилась. Происходящее начинало откровенно не нравиться; уже то, что Альхейм не девал о себе знать в течение целого лунного круга, настораживало. Ведь даже о своем путешествии он счел нужным предупредить ее, а тут – на тебе…

– Э… Госпожа Уломара… Видите ли… учитель…

– Говори, болван! – гаркнула магесса. В голове крутилось самое страшное – но вместе с тем самое простое предположение.

– Э… он исчез.

– Исчез?!!

Оттолкнув в сторону юношу, она шагнула через порог, прикрыла за собой дверь.

– Что значит – исчез?

Кролл съежился под ее сердитым взглядом.

– Ну… пропал, то есть. Ушел и не вернулся больше.

И тут же заблеял:

– Прислуга разбежалась, пришлось отдать им все, что мы с Заметором собрали, а господин Альхейм все не появлялся…

Уломара не слушала. Решительно двинувшись вперед, она поднялась по лестнице в рабочий кабинет учителя, с которым было связано столько радостных воспоминаний. Тогда… Она была совсем еще девчонкой. И могла надеяться на то, что обретет мужа. Но это было до того, как вылазка в Черный город едва не отправила юную магессу в небесные сады Хаттара.

Все осталось по-прежнему. Даже казалось, что Альхейм вышел ненадолго, и вот-вот зазвучат по ступенькам его старческие, шаркающие шаги. В дверях снова появился Кролл, захныкал:

– Что же нам теперь делать, госпожа Уломара?

– Для начала – заткнуться и не мешать мне думать, – процедила она.

И Кролл испуганно замолк, хотя шмыгать носом не перестал.

А Магесса занялась осмотром кабинета. Ей все казалось, что столь предусмотрительный человек, как Альхейм, ни за что бы не предпринял ничего рискованного, не оставив об этом никаких пометок.

Предчувствие не обмануло; сперва Уломара из вазона с сухими розами добыла ключик, которым отперла бюро учителя, затем выудила из кипы старых свитков небольшую, сшитую из новеньких кусков пергамента, книжечку. Она хорошо помнила, как именно туда Альхейм записал: «сего дня отправляемся с моей ученицей Уломарой покорять Черный город», а потом, в течении долгих дней, дописывал: «Уломара при смерти», «состояние не изменяется» и, наконец, «моя ученица самостоятельно сидит».

На глаза навернулись непрошенные слезы, Уломара торопливо отерла их – не время для сентиментальных воспоминаний, ох, не время… Пролистав книжку до конца, магесса растерянно уставилась на последнюю запись, усаженную кляксами. Верно, у старика здорово тряслись руки…