– Тогда – добро пожаловать.

Поющее Озеро молчало. Порой Селлинору д’Кташин начинало казаться, что все легенды, когда-либо слышанные им об озере – чистая правда, и что оно, зная истину, на самом деле лишило своей доброй воли и короля, взошедшего на трон по мертвому телу кровного родича, и само королевство.

Даже лунный цветок, как мерещилось Селлинору, не светился так же ярко, как во время правления законного монарха, Кейлора д’Амес.

И сердито, будто осуждающе, шептались между собой гиганты-ели, что спускались почти вплотную к черному зеркалу воды.

Селлинор захлопнул окно – да так, что разноцветные стеклышки испуганно звякнули в раме, прошелся по кабинету, раздраженно теребя жемчужную запонку.

…Никто не знал, что случилось на Озере в ту ночь, когда дэйлор, явившийся голым в свою страну и объявивший себя наследником дома д’Амес, должен был пройти Испытание. Селлинор не сомневался в своем министре, не сомневался он и в тех мерзавцах, которых лорд Каннеус избрал для выполнения столь ответственного мероприятия – и что в итоге? Мальчишка, живой или мертвый, исчез. Остались только два бездыханных тела у воды, принадлежащих тем самым дэйлор, которые должны были лишить Шениора жизни.

Теперь… Если Шениор был жив, то по-прежнему своим существованием грозил власти д’Кташин, а, соответственно, и тому, на что решился король.

Если же он был мертв…

Так или иначе, оставался нерешенным вопрос – куда исчезло тело и кто (и с какой целью?) его похитил.

Селлинор терялся в догадках. Он даже подумал о том, а не отправить ли гонца в Гнездо куниц с требованием выдать самозванца, хоть и был бы этот ход подобен тыканью копьем в стог сена, в котором может быть кто-то спрятался, но вовремя опомнился. Норл д’Эвери, при всем его могуществе, никогда не вмешивался в дворцовые интриги, предпочитая нянчиться со способными дэйлор, из которых получались отличные воины, слуги Дэйлорона. Требование о выдаче мальчишки могло оскорбить Старшего, а Селлинор подозревал, что этого лучше не делать. Кто знает, на что способен взбешенный n’tahe?

Каннеус, конечно же, предпочел выслать несколько отрядов в погоню с приказом «живых не брать», но – все безрезультатно.

Шениор д’Амес словно в воду канул.

«Почему ты молчишь? Где мальчишка?» – без конца вопрошал король у своей земли, но голос Дэйлорона молчал.

Каннеус же раздражающе бубнил, что, мол, нет большой беды в том, что Шениор исчез. Даже если он и жив, корона, мол, уже принадлежит Селлинору.

«Как ты не понимаешь, дурак», – процедил тогда владыка Дэйлорона, – «король должен быть один! Когда появляется второй король, власть первого уже не та, что раньше… Зачем мне нужно столь шаткое равновесие? Этот дэйлор должен умереть, будь он король или сумасшедший! Но я – тьма мне на голову – для меня было так важно знать правду!»

…Двенадцать министров сидели за столом Совета – двенадцать стариков, сморщенных, как сушеные грибы. Содержимое их черепов, по мнению Императора, находилось примерно в том же состоянии, что и тела. Квентис ничуть не удивился бы, если бы, заглянув в ухо одному из своих преданных помощников в трудном деле правления, увидел бы там раскинувшего свои невесомые сети паука-крестовика. Самый младший из министров, граф Энкский, был всего лишь на пятнадцать лет старше отца Квентиса, уже упокоившегося в садах Хаттара. Самый старший… Император боялся даже предположить, сколько лет топчет старик коридоры дворца. Ходили упорные слухи, что герцог Ашалий служил еще деду Квентиса. Годы и болезни сделали министра скрюченным и сухим, как лист, который дерево забыло стряхнуть по осени, и который чудом продержался на ветке до весны. И не торопился Хаттар Всеобъемлющий призвать к себе это жалкое подобие человека, и продолжал министр бодро шаркать мягкими туфлями по мраморному полу императорского дворца.

«В то время как отец мой давно покинул этот мир», – мрачно подумал Квентис, окидывая взглядом своих министров, собравшихся на совет.

Двенадцать пар выцветших и близоруких глаз настороженно следили за ним. Они казались Квентису липкими и неприятными, как паутина, да, к тому же, еще и неприязненными. Иной раз ему казалось, что министры просто-напросто завидуют ему, такому молодому и сильному, тогда как их время осталось в далеком прошлом. Но прикажи он министрам закрывать глаза во время Совета – в тот же день всему двору станет известно, что Император сошел с ума. Посему Квентис только скрежетал зубами и старался избавиться от мерзкого ощущения липнущей к коже паутины.

– Итак, мои верные подданные, что вы скажете? – он улыбнулся, внимательно наблюдая за лицами стариков.

А на их сморщенных физиономиях застыло презабавнейшее выражение, словно они только что разжевали какую-то кисло-горькую гадость, которую и выплюнуть нельзя – и проглотить невозможно.

Первым, как ни странно, опомнился герцог Ашалий. Он пожевал сморщенными губами, собираясь с мыслями, а затем рек:

– Что ж… Ваше Величество… Видит Хаттар, мы всего лишь Ваши министры, коих оставил вам ваш венценосный отец, дабы мы, со своим опытом, уберегли вас от… мм… необдуманных поступков. Еще скажу, что начинал я служить Вашему деду, совсем еще желторотым юнцом, и служил отцу Вашему, когда он стал Императором. Он был по молодости такой же непоседа, Ваше Величество, как и Вы. Но он смолоду был мудрым – потому что прислушивался к тому, что говорили ему мы, министры. Я от всего сердца желал бы, чтобы вы последовали по стопам своего отца…

– Я бы хотел услышать что-нибудь более конкретное, – перебил Квентис, – я огласил свое решение, и хочу услышать от вас слова одобрения. И вовсе не желаю слушать проповеди! Для этого есть жрецы Хаттара, и я, как праведный сын Неба, каждые семь дней посещаю Храм.

Герцог Ашалий закрыл рот и, с видом оскорбленного достоинства, уставился в стол, будто вдруг увидел там нечто интересное.

Вторым слово взял… Квентис даже не помнил, как звали этого неприметного лысого старикана в извечно серых тряпках.

– Ваше Величество, – он поднялся, – Ваше Величество… Но это, как мне кажется, неразумный шаг. Уверен, что любой из нас придерживается такого же мнения! Гнать армию в Дэйлорон… Разве не знакомы вы с теми страшными историями, которые записаны были еще у истоков Империи? Разве не помните вы те страшные битвы, где таяли людские армии в неравной борьбе с проклятой нелюдью? Сама земля помогает им! Иначе – как еще возможно было внезапное появление и исчезновение тысяч воинов дэйлор?

– Я изучал хроники, – усмехнулся Квентис, – люди потерпели поражение, потому что вошли в лес. Если разбить армию Дэйлорона на открытой местности и заставить их короля подписать капитуляцию, то земли за Эйкарнасом присоединятся к Империи.

– Да, но… – это сказал уже самый молодой министр, граф Энкский, – они никогда не примут бой вне своих лесов!

Старики зашептались, стараясь незаметно поглядывать на Императора, и Квентису отчего-то стало смешно. Открыть им свои планы? Поразить стратегическим талантом?.. Он ухмыльнулся и покачал головой. Нет, конечно же нет. Зачем ему рассказывать обо всех своих секретах болтливым и бестолковым старикам, которым давно уже пора направиться в сады Хаттара? Он прибережет свои маленькие тайны при себе. Остальным вовсе необязательно знать подробности.

– Хаттар милостив, – жестко сказал Квентис, – я твердо уверен в том, что армия Дэйлорона примет решающее сражение. В этом наша удача, и в этом наша победа. Кроме того, я считаю, что нет нужды отправлять к Дэйлорону все войско – только лучшие легионы.

Он поднялся, расправил плечи.

– А теперь, мои верные подданные, я вас оставляю. Свое решение я объявил, и оспорить вы его уже не можете.

…Гнездо куниц разместилось в толще древней горы. Это была мешанина коридоров, залов, лестниц и келий будущих воинов Дэйлорона, хитросплетение лабиринтов: заблудишься – и до конца жизни будешь бродить среди безмолвных каменных стен.