Богомолов широко улыбнулся, встал с кровати и вышел за дверь, оставив Восьмого наедине со своими мыслями.

Кастет и Худя стояли по сторонам от входа в комнату: руки за спиной, ноги на ширине плеч.

– Глаз с него не спускать, – сказал Богомолов, плотно притворив дверь. – Через неделю поедете с ним в Москву. Заметите что-либо странное в его поведении, немедленно ликвидируйте, только сделайте это тайком от моей дочери.

– А как же… – начал Худя, но босс не дал ему закончить:

– Насчет этого не волнуйтесь. Я придумаю, что ей сказать.

Слова лаборанта не прошли мимо ушей Игоря Михайловича. Он опасался последствий неудачной коррекции памяти, потому и взял неделю для наблюдений за Восьмым. Трухин говорил, что воспоминания возвращались примерно через месяц после манипуляций с «каштаном». У Богомолова не было столько времени в запасе, поэтому он решил подождать всего несколько дней. Он рассудил так: если память о последних событиях стерли не полностью, то результат будет виден практически сразу. Значит – нечего тянуть резину. К тому же «зятек» отправится в Москву не один, так что нет смысла особо волноваться насчет возможных проблем с его мозгами. Там будет кому за ним присмотреть и, в случае чего, принять соответствующие меры.

Поводом для фактического содержания Восьмого под домашним арестом стала придуманная Богомоловым легенда. Вечером того же дня, когда манекен очнулся в чужой комнате после медикаментозного сна, Игорь Михайлович привел к нему лаборанта и Худю. Оба были в белых халатах и старательно изображали из себя докторов.

Трухин поставил на тумбочку чемоданчик, как две капли воды похожий на те, с которыми он приходил в пыточную, открыл его и померил давление, уровень насыщения крови кислородом и температуру тела взятыми из отдела заготовок полуавтоматическим тонометром, пульсоксиметром и электронным термометром. Полученные данные продиктовал Худе. Тот записал их в блокнот. Потом посветил в глаз Восьмого фонариком, покивал с умным видом и повторил недавно услышанные от Богомолова слова:

– Прогноз позитивный. Организм молодой, восстановление после сложных и многочисленных операций проходит в пределах нормы, но если соблюдать постельный режим и принимать витамины, срок восстановления можно сократить до недели. Вы согласны, коллега?

Худя свел брови к переносице, выпятил нижнюю губу и важно произнес:

– Да.

Трухин достал из чемоданчика пузырек с красочной этикеткой и поставил на тумбочку. Внутри лежали составные капсулы розового цвета. Незадолго до визита к «пациенту», он высыпал из них БАД и заполнил смесью слабого снотворного с порошком аскорбиновой кислоты.

– Принимайте по одной капсуле два раза в день после еды и постарайтесь побольше спать. В вашем случае сон – лучшее лекарство.

Лаборант сложил приборы в чемоданчик и щелкнул замками.

– Завтра мы снова придем к вам. До свидания. – Он повернулся к Худе: – Пойдемте, коллега, не будем мешать.

Худя кивнул и следом за «доктором» покинул комнату.

– Слушай рекомендации врачей, Ефим, и все будет хорошо, – улыбнулся Богомолов, похлопал «зятя» по руке и тоже вышел за дверь.

– Молодцы! Отлично справились с ролью, – похвалил он «докторов», когда догнал их в коридоре. – Вроде бы он поверил. Что ты дал ему? – спросил он лаборанта.

– Снотворное с аскорбинкой, чтоб по вкусу на витамины было похоже. Я подумал, чем больше он спит, тем меньше у нас проблем.

– Ты мне все больше нравишься. Продолжай в том же духе, я в долгу не останусь: и деньги будут, и карьера в гору пойдет.

– Босс, – позвал Худя.

– Чего тебе?

– А мне обязательно завтра приходить?

– Обязательно. Он должен к тебе привыкнуть как к доктору, тогда у него будет меньше вопросов, когда ты полетишь с ним в Москву.

– А как же Кастет? На его счет у Восьмого не будет вопросов? Или он здесь останется?

– Нет. Он отправится с вами в качестве телохранителя и слуги. И вот еще что, обращайся к Восьмому «Ефим Соломонович» и никак иначе. Не хватало еще на таком пустяке проколоться.

Лиза проснулась около одиннадцати утра и поняла, что больше не сомкнет глаз. Она встала с кровати, подошла к шкафу-купе с зеркальными дверцами и посмотрела на себя в отражении. Коротконогая женщина с непропорционально большой головой относительно маленького, похожего на бочонок тела. Прямые темные волосы длинными космами ниспадают по бокам одутловатого лица. Глазки крохотные, губы пухлые, нос картошкой, брови – два широких полукруга. Лиза просунула коротенькие толстые пальчики под бретельки ночной сорочки. Светлый шелк с шорохом соскользнул на пол, обнажая полные груди размером с дыни-переростки и дряблую кожу рыхлого живота, тремя толстыми складками нависающую над розовыми трусиками с забавными белыми медвежатами. Подняла полные руки над головой, встала на носочки и покрутилась перед зеркалом, разглядывая себя со всех сторон.

Зеркало не обмануть. Оно не способно по желанию наблюдателя подкорректировать фигуру, как тот же фоторедактор, но Лизе этого и не надо. Ни отвислый зад, ни целлюлит на бедрах, ни звездочки лопнувших сосудов на ногах не смущали ее. Она считала себя красавицей, ведь в ее понимании красота женщины измерялась килограммами: чем худее – тем уродливее. Поэтому для нее не существовало такого понятия, как лишний вес.

Лиза подмигнула отражению и, как была в одних трусиках, побежала в ванную. Там она разделась, залезла в душевую кабинку и приняла контрастный душ, напевая невпопад все, что лезло в голову. Ей давно не было так хорошо.

С тех пор как Лиза узнала о возвращении Зоны в занятые «Чернобыль Лэндом» земли, она как будто и не жила вовсе. Да, она регулярно встречалась с подругами, бывала на светских вечеринках, но все это как будто происходило не с ней, а с кем-то другим. Она улыбалась, отвечала на вопросы, если ее о чем-либо спрашивали, танцевала и пила коктейли. Бывало, что смеялась над удачными и не очень шутками окружающих, но делала это автоматически, как будто выполняла кем-то заложенную в нее программу. Ей казалось, что на самом деле она – спящая внутри кокона бабочка и вся эта мишура вокруг нее нужна лишь для того, чтобы помочь ей скоротать время до той поры, когда она сможет выбраться на волю, расправить крылья и снова почувствовать себя счастливой.

Сегодня она проснулась в предвкушении скорых перемен. Почти неделю назад она разговаривала с отцом. Тот сказал, Ефимчик нашелся и проходит курс восстановления после выпавших на его долю тяжелых испытаний. Из слов папули она поняла, что на это уйдет не так много времени. Может быть, со дня на день они опять будут вместе?

По-прежнему негромко мурлыкая песни под нос, Лиза выключила воду, вышла из кабинки и стянула с полки одно из уложенных в стопки махровых полотенец. Сперва она чуть подсушила волосы, потом насухо вытерлась и завернулась в мягкую ткань от подмышек до середины бедер, благо длина полотенца это позволяла.

Предчувствия не обманули ее. Спустя три минуты после того, как она, шлепая босыми ногами по паркету, вернулась в комнату, в дверь постучали.

– Входи! – разрешила Лиза, думая, что это пришла Марина. Она позвала ее, позвонив по стилизованному под аппараты тридцатых годов прошлого века вычурному телефону с трубкой из чистого золота и украшенным бриллиантами корпусом, когда надела нижнее белье и накинула на себя халат. Особняк был слишком велик, чтобы крикнуть прислугу или звякнуть колокольчиком.

Судьба свела ее с Мариной в одном из салонов красоты, где та работала рядовым мастером. Лизе понравилось, как она легко и непринужденно управляется с ее волосами и как ловко и профессионально делает макияж. После нескольких посещений «Афродиты», так называлось заведение, Лиза предложила девушке стать ее личным парикмахером и стилистом. Правда, ради этого требовалось переехать в особняк.

Лиза опасалась, что Марина откажется, и была готова пойти на уступки, но та согласилась не раздумывая. Она полгода назад приехала из Воронежа, снимала на пару с коллегой по «Афродите» однушку на окраине Москвы, отдавая за нее чуть ли не половину зарплаты, и была не прочь не только сэкономить, но и переселиться поближе к центру столицы. Ее не смущало, что жить придется в комнате для прислуги и, помимо непосредственных обязанностей, выполнять работу горничной. Вот уж чего-чего, а работы она не боялась, да и вознаграждение за труды ей пообещали больше, чем платила хозяйка салона за двадцать восьмичасовых смен в месяц.