На радостях Гена и думать забыл об утренних неприятностях и о том, что не так давно говорил Березкину в адрес начальника. Летчик спрыгнул с верхней ступеньки раздвижной лестницы и, окрыленный внезапным счастьем, побежал к воротам, с трудом сдерживая в себе радостные вопли.

– ПДА взять не забудь! – крикнул вдогонку Семен Карлович. – Я на него всю необходимую информацию сброшу!

– Хорошо! – Гена помахал поднятой над головой ладонью и выскочил из ангара.

Сазан брел куда глаза глядят, лишь бы оказаться подальше от места расправы над ничего не подозревающим Балаболом. Так паршиво сталкер себя не чувствовал с тех пор, как погиб его сын. На душе было противно. Он пытался найти себе оправдание, но все придуманные им отговорки звучали фальшиво и не стоили выеденного яйца.

Проводник ощущал себя предателем и подлецом, и от этого ему было хуже всего. Если бы нечто подобное о нем сказал кто-то другой, Сазан рассмеялся бы этому человеку в лицо, ну или дал бы в глаз, чтобы тот думал, прежде чем молоть языком. Но с самим собой-то такой номер не пройдет. Голос совести кулаками не заглушить. Тут могли помочь либо водка, либо пуля в голову. Только вот ни пить до одури, ни, тем более, стреляться он не хотел.

Дважды Сазан пробовал вернуться, чтобы отдать Балаболу принадлежащую ему по праву вещь, повиниться и попросить помощи, но всякий раз его что-то останавливало. Сперва ему казалось, что старый друг не простит его и, как только уникальный бронекостюм снова окажется на нем, расправится с обидчиком в два счета, мстя за поруганную веру в крепкую мужскую дружбу. Четверть часа спустя Сазан пришел к выводу, что если он решится на такой поступок, события вряд ли примут криминальный уклон. Опыт прошлых лет привел его к мысли, что давний приятель не обладает неуемной жаждой мести и тягой к убийствам. Скорее тот оставил бы предателя один на один с нерешенной проблемой, так сказать, в наказание за свершенный проступок, чем решился бы на кровавую расправу.

Сазан прекрасно понимал, что время оставляет отпечатки не только на внешности, но и на характере любого человека. Балабол мог измениться за прошедшие годы, причем далеко не в лучшую сторону.

Но люди все же чаще всего судят о делах других, основываясь на собственном опыте. Проводник не был исключением и напрямую переносил на Дмитрия личные переживания. Сам Сазан, конечно, достаточно сильно изменился после выпавших на его долю испытаний, но не настолько кардинально, как того можно было бы ожидать.

Он не стал хладнокровным убийцей или расчетливым преступником, например, и сохранил достаточную толику уважения к чужой жизни. Будь это не так, вряд ли бы он ограничился ударом приклада по затылку и парой тычков кулаком в лицо. Грохнул бы Балабола, и дело с концом. Кто ему мешал пристрелить валяющегося без чувств человека? То-то и оно, что никто, кроме себя самого. Раз он, несмотря на все потрясения и зигзаги судьбы, сохранил в себе хотя бы часть того лучшего, что в нем было, значит, и с характером Балабола за эти годы ничего запредельного, скорее всего, не произошло.

И все же вернуться к избитому и ограбленному приятелю Сазану помешало осознание того факта, что он не сможет смотреть старому другу в глаза, если придет сейчас с повинной. Это была его вендетта. Ради нее он пошел на моральное преступление против себя и верившего ему бывшего напарника, и он не имел права возвращаться без победы. Зато в случае удачной расправы над Кастетом и Худей у него появилось бы неоспоримое преимущество в предстоящем непростом разговоре с приятелем. Дескать, без бронекостюма шансов выйти победителем из сложной ситуации у него не было, а втягивать друга в чужую разборку он не посмел, понимая, что в таком случае рисковать жизнью будут оба, а не только он один.

Как бы сильно ни взъелся на него Балабол после всего, что с ним произошло по воле Сазана, он вряд ли оспорит его мотивацию. Понимание движущих человеком сил нередко приводит если не к примирению, так хотя бы к нейтралитету, что само по себе неплохо. Сазан не очень-то нуждался в дружбе с Балаболом, но и плодить число врагов не хотел. И без того в жизни хватало проблем.

После долгих размышлений и мысленных бесед с самим собой проводник закрыл тему нравственных сомнений и сосредоточился на решении насущной проблемы. До встречи с братками оставалось чуть больше двух суток. Ему надо было где-то скоротать время, причем сделать это вдали от любопытных глаз.

Сазан надеялся, что потерпевший не станет подавать на него официальную жалобу. Прямых доказательств у Балабола не было, а исчезновение костюма и проводника могли быть не связанными событиями. Но даже если предположить, что Дмитрий напишет заявление в службу безопасности парка и даст делу ход, это не означало, что Сазан автоматически станет персоной нон грата на оставленных Зоной землях.

Презумпцию невиновности никто не отменял, а в парке и раньше фиксировались нападения на гостей и проводников. Бандиты окольными путями проникали на закрытую от посторонних лиц территорию и обирали как липку богатеньких буратин, избивая персонал «Чернобыль Лэнда» за дело и просто так. Сотрудники службы безопасности вполне логично могут предположить, что столкнулись с подобным случаем и спустят дело на тормозах, но они же и навестят Сазана, стоит ему засветиться в одном из людных мест парка.

Еще в свою бытность сталкером Сазан присмотрел домик в заброшенной деревне, где и устроил в подвале неприметный тайник. Когда судьба снова привела его на некогда занятую Зоной территорию и сделала проводником парка развлечений, он улучил время и проверил знакомые места.

Тайник находился там же, где сталкер оставил его много лет назад, и даже оказался в целости и сохранности. Правда, бинты превратились в труху, срок годности лекарств в аптечке истек, а банки с тушенкой покрылись ржавчиной, паутиной и толстым слоем пыли.

Сазан побоялся вскрывать жестянки и выкинул их от греха подальше, равно как и остальное пришедшее в негодность имущество. В течение месяца он на всякий случай по новой заполнил тайник и время от времени наведывался в деревеньку, проверяя, все ли в порядке с его запасом на черный день.

– Вот и пригодился мой тайничок, – пробормотал Сазан, беря курс на заброшенную деревню. Там он намеревался отсидеться два дня, поедая запасы тушенки и попивая воду из фляжки. Конечно, литра жидкости вряд ли хватило бы, но он давно заприметил на опушке жмущегося к деревушке леса говорливый родник с кристально чистой водой. – Главное, пересидеть вдали от всех, а там уж я решу проблему раз и навсегда.

Идея расправиться с Кастетом и Худей с помощью чудо-костюма пришла в голову Сазана спонтанно. Поначалу он действительно собирался передать отморозкам бронекомбинезон в качестве откупных. Все поменялось, когда он увидел суперпушку в действии. Было бы глупо отдавать за просто так уникальную вещь, если с ее помощью можно решить проблему практически не напрягаясь.

Оставалось уладить вопрос с Балаболом. Сазан сделал это, как умел: грубо и бесхитростно, даже не подумав просить у друга помощи. Все потому, что сам он никогда не впрягался за других, искренне считая, что каждый в ответе за свои проступки.

– Если ты накосячил, почему я должен за тебя разруливать? – говорил он всем в ответ на любую просьбу помочь деньгами или делом.

Постепенно Сазан настроил против себя практически всех работников парка развлечений. Он привык надеяться только на себя, понимая, что на любую просьбу ему ответят его же словами. Проще говоря, пошлют куда подальше.

Сазан рассчитывал грохнуть Кастета и Худю из засады, вернуться в деревню и спрятать костюм в одном из полуразрушенных домов подальше от его тайника. После чего кинуть на ПДА Балабола весточку с координатами нычки и словами благодарности: мол, спасибо, друг, за помощь, без твоей экипировки ничего бы не вышло.

Поговорить с приятелем с глазу на глаз и извиниться перед ним он планировал только после того, как тот забрал бы костюм. Сазан справедливо полагал, что так у него будет больше шансов донести до ограбленного им приятеля основной императив проступка и, следовательно, сгладить остроту инцидента.