Чтобы рассказать о том, как мы были несведущи во многих вопросах, вспомню случай, происшедший с нами, когда в школу привезли оборудование для физического и химического кабинетов.

Мы с Эйвазом разбирали ящики, чтобы записать в особую тетрадь все, что получили.

Из очередного ящика я вынул сосуд странной формы и показал Эйвазу.

— Пиши: стеклянная посуда — пять штук.

— Так тут во всех ящиках стеклянная посуда; каждая, очевидно, имеет свое название.

— Ты химик, ты и называй!

— А для чего тогда ты стоишь?

— Хорошо, пиши: стеклянная посуда, широкая, высокая, края горлышка загнутые.

Эйваз засмеялся:

— У них у всех края горлышка загнутые!

Решили вообще ничего не писать, пока не узнаем, как что называется.

Зато мы не испытывали трудностей на уроках по сельскому хозяйству. Наши ученики знали все не хуже, чем мы.

Никогда не забуду инспектора Народного комиссариата просвещения Али Джабара Исмайлова, который, приезжая из Баку в Лачин, обязательно заезжал к нам в Кубатлы. Несмотря на преклонный возраст, он активно помогал школе своими советами. Очень болел за молодых педагогов, старался, чтобы они учились сами, прежде чем передавать знания деревенским ребятишкам. Ему уже было не по возрасту садиться на коня, но он не стеснялся этого. Его не страшили ни холод, ни зной, когда нужно было поехать в отдаленное село, где нуждались в его помощи учителя.

Однажды в Кубатлы была созвана учительская конференция, на ней присутствовал Али Джабар Исмайлов. Меня избрали в секретариат конференции. Когда я записывал очередное выступление, Али Джабар подошел ко мне и заглянул через мое плечо в протокол. Не сказав ни слова, он сел на свое место, внимательно слушая выступления учителей.

Когда слово предоставили Али Джабару, он начал с того, что призвал всех учителей стремиться говорить правильно и грамотно, тогда и ученики будут следовать их примеру.

— Очень часто у псевдокультурных знатоков нового времени наблюдается манерничанье в стиле старолитературного османского языка. Зачем нам слова, принесенные османскими эфенди? Или еще пример. — Али Джабар подошел к доске и написал слово «ярдым» («помощь») латинскими буквами, а потом это же слово написал по-арабски — «ианэ». — Почему мы не можем использовать слова, существующие в нашем языке, уже давно вошедшие в наш обиход, а прибегаем к тем, которым принесли нам арабские завоеватели? Запомните мои слова, дорогие учителя! Защищать и беречь чистоту родного языка задача не только учителей, но и всего нашего народа!

Вечером, после окончания конференции, мы собрались в доме у Эйваза Ахундова. И конечно, был приглашен Али Джабар Исмайлов.

Мы ели, пили чай, но никто не взял в рот ни капли спиртного. И не только потому, что стеснялись это делать в присутствии старшего, уважаемого человека, но просто ни у кого из нас не было потребности в каких-либо напитках, кроме чая.

На партийной ячейке в Кубатлы лежали важные обязанности. Мы руководили работой всех волостных организаций: проводили общие собрания, обсуждали заявления и просьбы трудящихся, старались помочь нуждам сельских тружеников.

Особое значение придавалось вступлению в партию новых членов и работе с молодыми коммунистами.

Председатель сельсовета Байрамов вступил в партию в двадцатом году. Это был малограмотный, но способный и трудолюбивый человек. Так мне, во всяком случае, казалось. И вот однажды я вдруг узнал, что на него работает батрак.

— Знаешь ли ты, — спросил я Байрамова, — что коммунисты борются с миром эксплуатации и угнетения?

— Почему же не знаю? Но какое это имеет отношение ко мне? — Он искренне не понимал моего вопроса.

— А почему же ты сам эксплуатируешь людей?

— Кого я эксплуатирую?

— Ты держишь батрака, который работает на тебя!

— Он работает на себя… ведь я плачу ему деньги…

— Коммунист не должен держать батрака.

— А кто же будет смотреть за скотом?

— У тебя две дочери и сын. Все они уже выросли.

— Они учатся в школе.

— Тогда жена.

— Жена будет пасти скот? Тебе не кажется это странным?

— Тогда сам паси.

— А кто же будет заниматься делами сельсовета?

— Батрак, который сейчас пасет твой скот!

— Слушай, сразу бы начал с того, что мое место кому-то понадобилось! Мой батрак приходится тебе родственником? Так бы и сказал!

— Да не родственник он мне! Предупреждаю тебя: если и дальше будешь держать батрака, то заключи с ним трудовой договор.

— Для чего?

— Повторяю: если не заключишь с ним договор, тебя исключат из партии! Есть батрак — плати налог государству за использование рабочей силы!

— Не ты меня принимал в партию, — возразил он со злостью, — и не тебе меня исключать!

— Я тебя предупредил! В течение трех дней отметь свой договорил комитете бедноты.

— Послушай! А записано где-нибудь то, что ты мне приказываешь сделать, или это ты сам придумал? — Его мясистое лицо покраснело, он сердито попыхивал дымящейся папиросой, вставленной в мундштук.

Я ничего ему не ответил и ушел в школу.

— Была бы луна со мной, а без звезд я как-нибудь обойдусь! — услышал я слова Байрамова, брошенные мне вдогонку.

Партийная ячейка дважды в месяц выпускала стенгазету. В ней мы помещали сообщения из окрестных сел. В одном из номеров опубликовали письмо под названием «Назикляру необходима вода!». Копию письма отослали Рахмату Джумазаде. Спустя три дня в Кубатлы приехал инженер и обследовал окрестности Назикляра. Вернувшись в Кубатлы, он зашел в партячейку и рассказал, как обстоят дела с пресной водой. Оказывается, нет резона бурить на пробу скальную породу в Назикляре, затраты будут большие, а результат неизвестен. Лучше расширить и расчистить действующий родник и установить водонапорный кран. Он подробно мне объяснил, Что и как делать.

Партийная ячейка призвала население Назикляра провести субботник. Все откликнулись на этот призыв. С водой в Назикляре стало лучше.

Вскоре в Назикляр с инспекцией приехал Ханлар Баркушатлы. Я не удержался, чтобы не похвастаться перед ним, как работают курсы по ликвидации неграмотности.

— Ты молодец, Будаг! — сказал он, ознакомившись с постановкой дела. — Научить грамоте пятьдесят человек — это большое дело! Почему ты раньше не говорил, что занимаешься с таким количеством людей?

— Я справлялся.

Он с пристрастием проверял грамотность моих учеников. А когда окончившим курда вручал удостоверения, сказал:

— Не забывайте трудов своего учителя Будага!

Я напомнил Ханлару Баркушатлы, что мы просили открыть в Назикляре школу, так как детям тяжело ежедневно ходить в Кубатлы.

Спустя неделю после его отъезда из лачинского наробраза мне прислали зарплату за два года работы на курсах по ликвидации неграмотности и письменную благодарность от укома партии.

Кроме повседневных дел много времени отнимала у меня подготовка к проведению выборов в сельские Советы. Партийная ячейка должна была лишить кулаков и их прихлебателей избирательных прав. Мы, по примеру других волостей, создали «группу бедноты», чтобы опираться на нее в предвыборной кампании. Самые большие затруднения были связаны с тем, что часто в сознании самих бедняков еще цепко держались представления и привычки прошлого: бедняки порой не смели или не хотели выступать против богатеев, старались сохранять добрососедские отношения со всеми сельчанами, вовсе не задумываясь о классовой принадлежности родственника или соседа.

Членам партийной ячейки приходилось ездить по селам и разъяснять беднякам их права и обязанности. Даже в самом Кубатлы можно было услышать такой разговор:

— Те, кто держит батраков, лишаются голоса?

— Да, конечно.

— Но батрак за свою работу получает кров, пищу, деньги… Почему его хозяина нужно лишать избирательных прав? Какая разница, где работать?

Но самое удивительное произошло с тем батраком, о котором я неустанно пекся, — с батраком председателя сельсовета Байрамовым. На предвыборном собрании он поднялся и обратился ко мне с такими словами: