«Не вторгайся в запретное!» — предостерегла я себя.

— Ты, как я догадываюсь, выросла здесь?

— Недалеко отсюда. Мне нравится этот район. Тишина, патриархальщина. Люди открыты друг другу.

— Подожди, приползет бульдозер!

— Будет жалко. На каком-нибудь девятом этаже, между небом и землей, я буду еще более одинока.

— Ты слишком часто винишь себя. Права ли ты?

— Я давно уже ни в чем себя не виню, но мне от этого не легче. На замужество, как вы знаете, я уже не надеюсь.

Я остановилась, заметив, что сильно его смущаю.

— Как я вам надоела с сетованиями этими! Вы ведь не проблемы пришли сюда решать.

— Не проблемы, — согласился он. — Я хотел просто раскрепоститься… Знаешь, что я буду обдумывать дорогой?

— Вы будете укорять себя за… за… — Я все же не сказала о той боли, которую он оставил во мне.

— Человек и ЭВМ — вот моя проблема. Чего ждать от этого симбиоза? Сегодня — миллион операций в секунду, миллион подсказок, завтра — миллиард. Послезавтра?

«Боже мой! — чуть не вскрикнула я. Все во мне разом оборвалось. — О чем он? Мы люди, я женщина наконец. Почему его мысли — не обо мне? Чудовище!»

— Не удивляйся! ЭВМ будут теснить человека — не сейчас, но скоро. Они вытеснят его из производства, начнут поставлять идеи. ЭВМ будут все знать, а отсюда один шаг к тому, чтобы все уметь. Они начнут конструировать машины и роботы, потом возьмут на себя их производство. Потом — с помощью роботов, еще поумнев, начнут воспроизводить самое себя. И что тогда останется человеку?

— Прекратите, пожалуйста, — тихо сказала я и поежилась.

Я словно подтолкнула его. Он сделал робкий шаг к двери, и я сказала:

— До свидания, Борис Борисович!

Я держалась отлично, но была в страшном отчаянии. Мною опять пренебрегли, и опять жаловаться было некому. Эта сказка о завтрашнем засилье кибернетики и роботов вместо того… Вместо того чтобы…

Ночь была кошмарная, и если бы грянул сильный подземный толчок и стены с потолком обрушились на меня, я была бы довольна. Под утро я забылась, а когда встала и привела себя в порядок, поняла, что должна немедленно идти к Константину, требовать от него человеческого отношения к Инне. О нашей вчерашней встрече с Борей я старалась не думать. Я еще не знала, что скажу Константину и каким будет наше объяснение, но была тверда в намерении внести ясность в их отношения. Я хорошо понимала, что встревала не в свое дело. Но ведь я помогала, и это давало мне силы и укрепляло волю. Я спешила и запыхалась, но на звонок нажала не сразу. Переводя дыхание, я различила за дверью веселую скороговорку Леонида и сладкое щебетанье Инны. Да, про нее нельзя сказать, что она несчастна! Я вошла, мило улыбаясь, и каждому сказала что-то приятное.

— Брось, Вера! Будь проще! — воскликнул Леонид.

Лицо его озарилось только на мгновение, но я успела это мгновение увидеть и запомнить. И сразу стало легко дышать.

— Я говорю то, что думаю, и, если я ошибаюсь, меня легко поправить, — сказала я. — С праздником!

— Поцелуемся? — предложил Леонид.

— Только с тобой!

Я шагнула к нему, обняла и поцеловала. Он опешил. Ага! На меня таращили глаза. Не ожидали? Прочь с наезженной колеи! Да здравствует теплый ветер в лицо, напитанный ароматами лугов и лесов, и тайнами дальних стран, и тайнами еще более непонятными! Как хорошо, ура-ура-ура! Я всех раскрутила, растормошила, заставила прыгать и радоваться.

— Какие вы сегодня красивые! — ликовала я, и мое настроение передавалось всем. Я вдруг остановилась, посерьезнела и, сделав глубокий вдох, объявила: — Здесь пахнет свадьбой!

— Верка, ты гений! — Инна стала тискать меня.

Я сияла. Пусть всем будет хорошо сегодня и всегда!

— Ты угадала мое желание! — щебетала Инна. — Я хотела, чтобы ты была здесь, и ты пришла, да еще в таком настроении! Поделись, откуда оно?

— Я соскучилась, — сказала я. — Рада вас видеть. Рада быть с вами. Это и есть настроение. — Я опять одарила улыбкой компанию. Не такая уж я тут лишняя! Ах, как я высекала искры из пола, выкаблучивалась!

— Братцы, кушать подано! — пригласил Константин.

Я села рядом с Леонидом и терпеливо ждала момента, когда можно будет поговорить с Константином. Леонид, против ожидания, не раздражал меня. Вот Боря, если бы присутствовал рядом… Мне стало не по себе. И как это у него вчера повернулся язык. «ЭВМ потеснят человека!» Прийти к женщине и… Но не надо сегодня никого осуждать. Сегодня праздник, и пусть он придет ко всем.

Стол отвечал скромному нашему достатку: винегрет, тертая редька, селедка с лучком и свеклой, колбаса, заливное из толстолобика, пиво… Новенькое женское личико. Прелестница, определила я. Инна очень старалась показать себя — не видит ли она в ней соперницу? Я последила за новенькой, Константином и Инной. Косте не терпелось узнать новенькую поближе, но Инна была настороже. Она затмевала сегодня всех. А новенькая чувствовала некоторую растерянность и что-то выжидала.

— Фокс! — провозгласил Константин. — Вера, покажем класс?

Магнитофон выдал нам старинный фокстрот «Три поросенка».

— Этот танец я посвящаю Инне Альбертовне! — сказала я и шагнула к Константину.

В его глазах трепетала смешинка. Нам захлопали. Мы танцевали не игривый фокстрот, а черт знает что.

— Все — в круг! — зазывала я. И всех увлекла, даже новенькую.

— Костик, есть разговор! — шепнула я, когда на нас перестали обращать внимание.

— Я несерьезный человек для серьезных разговоров, — отшутился он. — Что-нибудь нужно?

— Мне — нет.

— Спасибо, что беспокоишься обо мне…

Мы ускользнули в лоджию, и только Инна проследила за нами. Я кивнула ей, и она поняла меня.

— Ну, и что случилось? — спросил Константин.

— Отвлекись на минуту от суеты, и давай заглянем в завтрашний день, — сказала я.

— Замечательное предложение! Давай мечтать. Когда-то я это очень любил. Ты не знаешь, почему так мало сбывается из задуманного?

— Знаю. Мы получаем на руки ровно столько, сколько заработали.

— От земли идешь. Это надежно.

— Но не впечатляет. Ты это имел в виду.

— Отчасти. Теперь бери быка за рога.

Я посмотрела ему в глаза и сказала:

— Почему бы тебе не жениться? Она очень тебе предана.

— Но что изменилось бы, будь мы женаты?

— Многое. Ты бы изменился.

— В лучшую сторону?

— Хочу думать, что да.

— И думай, думай! Люблю, когда обо мне думают хорошо. Тогда и во мне уважение к себе просыпается. Вот я, маленький человек, вот мои недостатки — их перечень, как ты понимаешь, длинен, — но для кого-то я и такой хорош и пригож. Да ведь это замечательно!

— Не паясничай, пожалуйста.

У него пропало желание оправдываться.

— Тебе надо поставить красный телефон, — сказал он. — Чтобы все, кому плохо, звонили тебе и излагали свои обстоятельства. Ты бы накладывала им на души обезболивающие повязки. Получив облегчение, они бы забывали о тебе, а ты не сердилась бы. Ведь так?

— Так, — согласилась я.

— Разреши мне подумать?

— Только не уподобляйся индюку, который за долгодумье удостоился чести оказаться в супе.

— Спасибо за предостережение. Скажи, а будут ли у меня когда-нибудь друзья, готовые в лепешку расшибиться ради моего счастья?

— Будут, — предположила я. — Но только тогда, когда и ты проявишь готовность разбиться ради них в лепешку.

— Да-а, одиночество не проходит для тебя впустую. Ты становишься мыслителем. Скоро тебе потребуется кафедра.

— Я — сторонница индивидуальной работы, — улыбнулась я. — Ты пойми: Инна на людях красива и беззаботна, а на душе у нее пасмурно. Зажги для нее свечу. И ты увидишь, как это возвысит и твою жизнь.

— Я должен пойти на это ради себя?

— Именно, Костя.

— Это мне понятно. Хочешь, я спрячу тебя в нашей комнате, а с Инной поговорю так, как ты со мной говорила?

— Подсматривать и подслушивать не привыкла.