— А можно? Попробовать…

Лира тем временем ходила вокруг кровавого кубка, который принцесса не торопилась осушить. Случилось то, что Агата почитала невозможным — кто-то захотел по доброй воле отведать это жуткое пойло. Ну как есть — дикарка. Так почему бы нет, ведь Мира отлучилась, а фрейлины разбрелись по лазарету кто куда, поверив байке, что в комнате принцессы должно находиться как можно меньше людей, чтобы воздух лучше циркулировал.

— А давай.

Лира осторожно, но с азартом в глазах приблизилась к кубку. Поколебавшись с минуту, она решительно сунула туда палец, а потом облизала его.

— Да что ты, можешь выпить всё.

Агата подняла бровь так, как это часто делал Эрид, когда ирония выплёскивалась через край.

— Нет уж. Пейте сами, ваше высочество!

Принцесса вздохнула. Она не рассчитывала, что кто-то в самом деле захочет помочь ей разделить эту трапезу. Но не успела она поднести кубок к губам, как горничная крикнула: «Постой-постой!»

Конопатой было невыносимо видеть страдания скривившийся над алой жутью подруги. Она решительно выхватила кубок и потащила его к ближайшему комнатному цветку.

— Что ты сделала?

— Тебе же не хотелось!

Где была эта бестия раньше? Сейчас Агата только ошарашено улыбалась, а раньше понеслась бы вместе с Лирой разрушать дворец, ломать механических зайцев, изводить менторов. Теперь настроение безобразничать куда-то делось. Оно и понятно: каждый раз, когда принцессе становилось весело, и она начинала смеяться, в памяти тут же вспыхивал тот позор, который она навлекла на свою голову. И, конечно, то самое "лучше бы она умерла".

Однажды Агата обнаружила, что готова рассказать Лира обо всём. Глупо было открываться служанке, но на глупостях принцесса собаку съела. Циркачка внимательно выслушала и сразу вынесла вердикт.

— Ну ты и в самом деле сумасшедшая. Но матери смогла признаться — уже что-то. Дальше постарайся не воротить такого, вот и всё. Чего переживать?

Конопатая не сильно удивилась рассказу Агаты. Бродячие артисты не удивляются. Как жаль, что очень скоро она покинет дворец, о чём не знал никто, кроме принцессы. Даже Мира не подозревала, что горничная собирается оставить работу. Лира не сообщила ей по той простой причине, что боялась потерять часть жалования: с такими неблагодарными выскочками, которые не ценят своего счастья, никто не будет снисходительным. Если кто-то увольнялся, то получал едва ли половину того, что он заработал.

Тем не менее, Лира смогла оказать неоценимую поддержку. Она была уверена, что когда-нибудь из Агаты выйдет отличная королева. Хоть и со своими странностями.

— Я не уверена, что хочу этого. Мне нравится замок, а вот я тем, кто здесь обитает, нравлюсь не очень. От меня требуют многого, я и с половиной не справляюсь.

— Сколько языков ты знаешь?

— Пять. И ещё четыре диалекта.

— Ну и с чем таким ты не можешь справиться?!

Агата заколебалась. Как объяснить, если сам толком не понимаешь? "С ответственностью" — наконец нашлась она. "Я не хочу нести ответственность за целое королевство. Мне бы лучше поступить в академию и изучать механику".

— Ой, да поступай на здоровье! Ты же принцесса. Тебе можно всё!

— Я принцесса, мне ничего нельзя!

Каждый шаг следовало продумывать заранее. Неусыпное наблюдение давило на нервы. Зачем всё это нужно, если мать простила, но окончательно разочаровалась в ней? Лира пыталась утешить: война не началась, а королева заведёт новую собачку. Да и зачем вообще ей собака, когда в её распоряжении настоящий дракон?

Жизнь была для Лиры простой: хочешь — делай, если это никому не повредит. А если повредит — ну что ж, подумай дважды.

Сначала Агата не придавала этому значения. Просто у служанки своя блажь. Но спустя пару дней принцесса сама задумалась над тем, какие перспективы могут быть у наследницы, сбежавшей с цирком. Не радужные, это понятно. Ну а если с ним сбежит никому неизвестная девочка? На неё всем будет плевать.

Если бы удалось сокрыть свою личность… В кои-то веки Агата желала совершить безрассудный поступок не ради удовольствия или бунтарства. Она хотела не мешать: королеве не нужна такая наследница. Но сделать что-либо с этим Сиена не может: прямая линия наследования никогда не прерывалась, ни одну принцессу не объявили сумасшедшей, и ни одна не смела сама отказаться от трона. Случались убийства, но не матери травили дочерей. На это не пойдёт даже Сиена. Тем более, если учесть, что за подобные деяния на империю обрушатся бедствия — такой уж рок династии. Несколько веков назад пытались провернуть подобное: братья казнили сестру, королеву, тем самым приведя в действие проклятие драконов и повергнув империю в хаос. Вот Нердал бы с радостью высыпал в кубок принцессы яд, но до такой самодеятельности он никогда не опустится.

— А твой дракон тебя найти не сможет?

Агата призадумалась. Таких подробностей она не знала. Хотя это в любом случае не должно доставить много хлопот: если у Эрида и есть какое-то девятое чувство, то он вполне может им не воспользоваться. Раз уж торитт по душе таскаться по миру с бродячим театром — пусть её. Лишь бы снова не разбивала себе кости, не развязывала войны, а его оставила в покое. Сиене он подчинялся неохотно. Вполне возможно, что Эрид согласится держаться как можно дальше от дворца, который он терпеть не мог, и тогда королеве окажется не под силу схватить его и заточить в темницу, чтобы тем самым вернуть Агату на законное место. Сначала она будет злиться, ну а после вздохнёт спокойно: трон перейдёт к следующей дочери, более достойной кандидатуре.

В последний раз Сиена навесила её в лазарете за день до официального выздоровления принцессы. Чуть позже подошёл её муж. Он и не сомневался, что дочь поправился, отец даже не задумывался, какая опасность угрожала жизни Агаты. Фернан подарил роскошную корзину со сладостями. Точнее говоря, приволок и водрузил её на стол слуга, но по инициативе его величества, консорта-короля. Сиена снисходительно покосилась на подарок. Наследные принцессы редко получали сладости, а вырастая, привыкали к простой и здоровой пище. "Вы можете идти" — отпустила Сиена слугу. Лира, в этот момент усердно изображавшая скромную горничную, стояла столбом в дальнем углу. Она не знала, что следует делать, но королева стальным тоном разрешила все сомнения.

— И вы тоже.

Лира сделала реверанс, чуть не запутавшись в собственных ногах, и покинула лазарет. Мать ко всем обращалась на "вы", и за это её уважали. На то что эта вежливость только газовой тканью прикрывала настоящее отношение Сиены к людям, предпочитали не обращать внимания. Слуги были для неё как муравьи у подошвы сапог. Она не видела в них ничего, что заслуживало бы внимания. И надо сказать, королева относилась подобным образом не только к слугам.

Втроём они заняли кресла, обитые кожей цвета морской воды. Матовые заклёпки на подлокотниках и спинке. Отец расспрашивал о прошедшем дне и щебетал о погоде. Единственное место на земле, где Фернану по-настоящему хорошо — его кабинет, но увидеть улыбку этой девочки, которой он дал жизнь, было ему приятно. Когда разговор о погоде изжил себя, Сиена взяла слово. Странно: она была какая-то рассеянная.

Агата проглотила ком в горле и подалась вперёд. Голос девочки не дрожал, но раздражал: слишком слабый, хотя мямлей Агата никогда не была. Ей бы просто не позволили.

— Ваше величество. Я осознаю, как недостойно поступила. Я прошу меня… меня простить.

Она уже говорила нечто подобное, но вышло совсем уж плохо.

Отец выглядел слегка растерянным. Сиена рассказала ему обо всём, что натворил их ребёнок. Ни о чём не умолчала; у этой четы не было никаких секретов друг от друга.

Женщина смотрела на Агату бесстрастно, будто прослушала сейчас фразу из надоевшей церемонии. Может она и не слышала даже?

— Вы сможете простить? — пробормотала Агата. Сиена не менялась в лице: маска и никаких чувств. Неужели это она держала её за руку, когда принцессе была у порога вечности?