— Ты в курсе, что сейчас разговариваешь сама с собой? — перебил оборотень. Девушка пожала плечами. Откуда вдруг это занудство? Вытащил из бара, следит за тем, чтобы она адекватно себя вела. Ада и сама мечтала поскорее уйти оттуда, и задерживалась только ради еды. Но кому какое дело? Это её параллель! Её эпоха, город, бар и квартира! И правила её, хотя бы до утра. Ведь не пойдут же они к Агате среди ночи, будь она хоть трижды принцессой.

Ада полезла в любимый рюкзак. Плешивой сумки сильно не хватало в призрачном быту, к некоторым вещам девушка испытывала по-настоящему тёплые чувства. Не то что к людям. Из бокового кармана явилась на свет фонарей гарнитура. Ада таскала её с собой просто так, предпочитая общаться непосредственно через телефон. Теперь для обделённого вниманием устройства настал звёздный час. Ада приладила его на ухо и с достоинством взглянула на Эрида.

— Вот, что решит нашу проблему, раз уж ты так беспокоишься. Это, э, волшебная штука, с помощью которой люди в говорят друг с другом, находясь на большом расстоянии.

Дракон посмотрел на неё как на дуру.

— Волшебная штука? А я-то думал, что в Йэррии с названиями туго.

Он ничуть не удивился. Эрид как-то рассказывал о телеграфах и голосовых сообщениях, летающих в железных тарелках. С зачатками технического прогресса в Паровой империи явно были знакомы. А более навороченные приспособления дракона пока не впечатлили: ни машины, ни плазма с трансляцией футбольного матча. Эрид с любопытством смотрел на эти вещи первые десять секунд, а потом отворачивался. Будто успел за это время разложить их по деталям и составить в голове чертежи. Вот и ребячливая попытка Ады поразить его воображение гарнитурой провалилась. Зато Тоша был счастлив. Усталость не позволяла ему засыпать девушку вопросами, но едва мальчишка выспится, он наверстает упущенное.

Ребёнок еле плёлся. Ада и сама была готова рухнуть на асфальт, с каждым шагом эта идея казалась всё более приемлемой. И всё равно прогуляться приятно. Прохладный воздух освежал кожу и наполнял лёгкие простором ночи. Собственные руки и ноги казались удивительным. Неужели их в самом деле можно обжечь или, к примеру, отрезать? Неужто теперь, после долгих недель в потусторонней реальности, она снова может заболеть, состариться, умереть? Как это волнительно — чувствовать себя человеком, со всеми его слабостями и нюансами.

Совсем скоро они доберутся до дома, а что будет потом, это всё сейчас совсем не важно. Завтра, через год, десять лет — а может вообще в других временах: всё случится нескоро. А значит, почти никогда.

Ада шла и дышала полной грудью, ей было хорошо. До некоторых пор.

Мальчик попросил сбавить скорость. Редкие автомобили рассекали проспект за их спинами. В этом удаляющемся рёве, погруженная в свои мысли и ощущения, Ада не сразу поняла, что дракон что-то говорит.

— …в головах ничего нет. Пустые разговоры о пустых людях и каких-то… как их? Сериалах? Они обсуждают всю эту муть, а ты слушаешь, гогочешь вместе с ними. И пьешь — надо сказать, больше, чем я мог ожидать. При всех своих недостатках Агата не дошла бы до таких "друзей".

— А?

Оборотень смотрел на неё со вселенской скорбью.

— Ты этим живёшь? Этой пустотой?

Она споткнулась.

— Пошёл нахрен.

— Не стану заострять внимание на твою грубость, хотя мало кому я спускаю подобное с рук. Спишем это на алкоголь, моральное истощение и издержки воспитания.

— Да не было у меня воспитания! Никто им не занимался!

Как неприятно, когда душевное равновесие портят. Девушка не представляла, какая муха ужалила Эрида, но он говорил, как разочарованный в своем чаде родитель. Лучше бы уж издевался, как всегда. Это ему к лицу.

— За твоей спиной тебя обсуждают точно так, как и тех, кого вы сегодня так высмеивали. У вас это называется дружбой?

Ада помолчала. Потом всё же ответила: ну да, называется. Что тут такого? И её не только обсуждают, но ещё и осуждают, и подтрунивают. И не только за спиной, но и в лицо! И ничего, она в долгу не остаётся. Ну так чего же ящур прицепился?

— Мне обидно!!! Ты понимаешь?

Девушка сорвала гарнитуру с уха, давая тем самым понять, что разговор окончен. Когда Ада злилась, то изменяла своей привычке не смотреть в глаза собеседнику. И если примется шипеть на пустоту справа от себя, то это будет выглядеть странно. Что её так задело, Ада не знала и сама. Эрид с недоумением смотрел на плоды своих замечаний. Его тихое "извини" пропало втуне.

Ада раздобыла на дне рюкзака наушники — большие, добротные, игровые. Поставила громкость на максимум. И через несколько песен чуть-чуть успокоилась.

Для блаженства много не надо. Грубая мелодика немецкого рока звучала словно дар небес. После стольких недель разлуки, индастриал принял девушку в свои объятия как лучший и единственный друг. Музыка — её подушка безопасности, её зона комфорта.

Они шагали в ночи, по покрытому кратерами асфальту и выбитой из родных берегов плитке. Иногда разруха сменялась лоском псевдо-столичной жизни, со всеми её огнями, вывесками, ухоженными газонами. Ада хорошо знала свой город, она любила бродить здесь одна, тем более, что пора студенчества давала для этого достаточно времени. Голова немного кружилась. Но агрессивная лирика в ушах придавала сил.

Двое духов не отставали, но и не мозолили глаза. Её больше не трогали, позволив наконец спокойно насладиться знакомой дорогой. Чувство одиночества вернулось снова. Ада опять была одна, кто бы там рядом ни шёл. Куда она их приведёт, этих невидимок? К себе домой — смешно, право слово. В квартиру, где живёт отец, пишет умные книги, а сама она клеит макеты или курит на кухне. И жрёт по ночам какую-то дрянь. Ну что им там делать? Безумие.

Ладно. Всё равно.

Она сама уже не призрак. Но как была, так и останется никем не замечаемой. Ни отцом, ни друзьями, ни матерью — этой лживой сбежавшей принцессой. Но разве раньше Ада жаловалась? Нет. Уходила в подполье, где её либо связывали крепкими, ажурными узлами и бросали висеть под потолком, либо накачивали алкоголем. Или сидела по углам и рисовала картинки. Она справлялась. Так что ж теперь так тоскливо?

Близился дом. В окне отцовского кабинета свет не горел, и девушка разволновалась: что если папы там нет? Вдруг отец куда-то делся, исчез из пространства и времени — также, как и Ада этим вечером? Но он не может пропасть! Пусть между ними пропасть с давних лет, плевать. Они не виделись слишком долго.

Лифт не работал. Пришлось подниматься пешком.

Ребёнок был один и обижен. Это читалось в его движениях и в лице. Шагал он с показной бодростью, усиленно чеканя шажки и норовя посильнее бить подошвами по земле.

Лет семь или шесть. Одет то ли дурно, то ли здесь так принято. Темноволосый, кареглазый и очень грустный. Не по-детски выразительные брови, как две дуги. Почему он один? Мальчик выглядел проворным и любознательным. Наверное, даже умным. Ходил бы с няньками или друзьями, тем более, что место пустынное и отдалённое. Легко потеряться и испугаться, если тебе шесть лет отроду, и ты всего лишь человек.

Он украдкой потёр лицо кулаком. На щеке остались грязные разводы. Уже в таком возрасте люди учатся стыдиться своих слёз.

С детьми Эрид никогда и не общался. Странный, маленький народ, достаточно визгливый. Королевские дети, с которыми ему по роду службы приходилось иногда видеться, не в счёт — они всегда окружены гувернантками, слугами и собственными чудовищами, которыми помыкали как хотели. Тем более Агата. Но ей ребёнком быть не позволяли, с пелёнок приучая держать осанку и повелительный взгляд.

Мальчик спускался с холма. Унылое, по-своему живописное, место. Так, скучный и неприметный человек иной раз может показаться интересным. Дойдя до самого низа, малец потащился через обширный пустырь к лесополосе. Когда-то здесь наверняка был роскошный лес, а теперь из земли торчало несколько удручённых деревьев. Спустя несколько минут упорной ходьбы по оврагам и осколкам камней, ребёнок остановился. И очень, очень странно стал смотреть в одну точку у себя под ногами. Эрид проследил за его взглядом и ему стало не по себе: он ничего там не увидел, но почувствовал. Не хорошее, не плохое — а очень неправильное. То, чего здесь нет, не должно быть, но вскоре появится. И мальчик тоже это знал. Он не просто так пришёл один на это место: ему было страшно. Почему-то в расстроенных чувствах мы нередко отправляемся туда, куда в нормальном состоянии не пойдём ни за что. Кто-то сильно обидел ребёнка, и он предпочёл оказаться здесь, а не в любом другом месте, где его, кто-то ждёт, и может даже любит.