— Если говорить о таком старом и жёстком мясе как я — то, пожалуй, тут ты не врёшь.

Алонсо был в своём репертуаре.

В самом деле, он был очень стар, но крепок. Рыбак никогда не жаловался на здоровье, а уж настрой у него такой, что молодые могли позавидовать. Эрид восхищался его спокойствием. Старик с шутками принимал все невзгоды, а то и вовсе их не замечал, как не замечал одиночества или голода. Впрочем, и то и другое пропало из его жизни, как только в ней появился оборотень — названный сын.

Теплота их отношений основывалась на простоте и грубости. Дракон прилетал на опушку с бараньей тушей в когтях, менял облик и входил в избу без стука. Он швырял добычу на потемневший от времени стол, а если тот был завален сетями или опилками — бросал прямо на пол. Вместо благодарности старик говорил закрыть дверь, и они замолкали. Тишина могла тянуться в продолжении часа, но потом непременно завязывался чей-то монолог. Каждый готов был слушать другого, и не тяготился этим. И был в этом такой покой, какого Эрид никогда прежде не знал. Здесь, среди нищеты и хлама, вдали от дворцовых, всегда открытых для него дверей, он нашёл себе отчий дом.

Рыбак поддерживал морально. Когда дракон был не в духе, Алонсо просто доставал вино или рассказывал что-то примечательное из своей жизни — нередко что-нибудь забавное.

Настал день, и оборотня снова посетила болезнь. Страшная боль. Подкосились ноги и Эрид скорчился, упав на деревянный пол. Алонсо опустился рядом с ним на колени и позволил подержать себя за руку. Чуть позже выяснилось, что дракон вывихнул ему запястье. Рыбак не задавал вопросов. Оказалось, что он может быть более деликатным, чем вся придворная знать — когда хочет, конечно.

Союз королевского дракона и простолюдина в лохмотьях — много ли у них общего? Их судьбы пересеклись по чистой случайности. Жизнь в очередной раз дала сбой, а может быть, преподнесла урок: никогда не угадаешь, где ты окажешься завтра и кто будет рядом с тобой.

Тем больнее оказалось, когда судьба выложила очередную карту. Эта карта означала смерть.

Недостойную и незаслуженную.

Механическая сороконожка застряла в овраге. Железные конечности нелепо перебирали среди веток и комьев земли. Люди ругались.

— Вытаскивай.

— Умный больно, сам её тащи!

После продолжительной перепалки транспорт всё же достали и привели в относительно рабочее состояние. Однако было решено оставить многоножку пока здесь, чтобы не привлекать внимание шумом и дымом. Ведь кое-кто в этих лесах обладал острым зрением и слухом, и в начале операции лучше уж перестраховаться.

Дружные ребята, охотники за приключениями и лёгкой наживой, прознали о необыкновенной дружбе в маленькой лачуге. Они не раз видели, как пролетал над лесом дракон и опускался наземь в одном и том же месте, неподалёку от реки. Набравшись смелости, они начали проникать всё дальше по его следу и узнавали всё больше. Помимо туш упитанного скота, да кроликов, это страховидло — любимое простолюдинами словечко — не раз таскало ящики с вином. Да не абы какого, а заморского, самых дорогих сортов, какого не найти и в лучших столичных тавернах. Лишь в двух местах такое пили: в королевском дворце и в этом сарае.

Наконец подарки оборотня превзошли все ожидания. Линзы подзорных труб покрывали трещины, и двое храбрецов в первую минуту не были уверенны, что им не показалось: обратившись высоким, темноволосым человеком, змей поудобнее перехватил мешок, набитый чем-то мелким и тяжёлым. Холщовая ткань была ветхой, и на землю упало нечто блестящее. Дракон оглянулся через плечо, но не стал поднимать круглый предмет. Предмет, похожий на золотую монету — стопроцентное сходство. В этот самый момент оборотень будто почувствовал слежку, так как остановился и посмотрел прямо в ту сторону, где прятались наблюдатели. Он не выглядел злым или встревоженным, но в его глазах читалась угроза всему, что посмеет нарушить покой этой хижины. Длинные густые волосы и тёмная одежда создавали мрачный контраст с белой кожей. Глаза сияли неестественным блеском. Золотые — легенды не врали. Вот если бы выковырять их из глазниц, то можно устроить аукцион тысячелетия, но… Говорили, ни один человек не в состоянии тягаться с оборотнем, даже оружие бессильно против этих тварей. Двое друзей могли испугаться и навсегда покинуть это место. Они бы так и сделали при любых других обстоятельствах, но золотая монета, упавшая в грязь, придала им отваги. Деньги, которыми был набит мешок, могли решить все их проблемы, и понимание этого оказалось сильней инстинкта самосохранения.

Задержись они в тот день немного дольше, то увидели бы, как Эрид с досадой, подгоняемый упрёками старика, выволок полный сокровищ мешок из хижины и, спустившись к берегу реки, швырнул его в воду.

Дракон прилетал всегда в разное время. Иногда он отсутствовал неделю, а иной раз — заглядывал каждый день. Мог появиться с первыми лучами солнца, а мог внезапной тенью пронзить луну. Лишь в небольшой отрезок суток — с двух ночи и до шести утра, он ни разу не давал о себе знать. Видимо, старый хрыч спал в это время.

Заморачиваться с оружием приятели не стали. Просто подобрали с дороги камень потяжелее.

***

Эрид прилетел утром, около восьми. Птицы весело пели под лучами ласкового солнца. Весна была в самом разгаре и все, даже грозный дракон, радовались ей, юной и приветливой.

Опушка выглядела также, как всегда. Оборотень постоял в тени раскидистого дуба, любуясь простым и таким уже родным пейзажем. Внизу, поодаль от лачуги, весело шумел ручей, в котором Алонсо всеми правдами и неправдами добывал себе рыбу. Он не спускался своими ногами по крутому откосу, для этих целей старик где-то раздобыл механическую, дымящую как целый фосфорный завод, ступу. Прикрыв глаза, Эрид чему-то улыбнулся, а затем, перехватив поудобнее заячью тушку с мягкой бурой шерстью, вошёл в дом.

Стоило переступить порог и кинуть взгляд на лавку, служившую постелью рыбаку, как он понял: Алонсо не спит. Бурый заяц шмякнулся на бревенчатый пол, и мёртвым глазом укорял: его гибель оказалась напрасной.

Алонсо лежал с проломленной головой. Молодой человек бездумно схватил его за запястье, зная, что никакого пульса там нет, но всё равно отчаянно пытался обнаружить хоть искорку жизни. Бесполезно.

Судя по положению тела и всклоченной бороде, старик умер не во сне, а пытаясь защитить себя и свой дом. Его пожитки были разбросаны в беспорядке, а несколько фигурок животных, которые рыбак вырезал от скуки из дерева, валялись на полу. Эрид догадывался, что именно здесь искали грабители, и от этого камень на сердце тяжелел с каждой секундой: оборотень сам принёс сокровища в лачугу. И не важно, что он потом с ними сделал.

Мужчина опустился на пол, уткнулся головой в колени и сжал кулаки. Ярости не было. Появилась лишь цель: найти и истребить тех, кто это сделал. Не появилось также и слёз — лишь ощущение, что из сердца вырвали кусок мяса, и ничто уже не сможет заменить утерянный фрагмент. Здесь не получится пришить кусок железа, как это сделали с рукой лорд-адмирала.

Он сидел так какое-то время, не шевелясь и почти не дыша. Волосы закрыли лицо, сквозь них полосками просачивался тёплый утренний свет. Птицы продолжали щебетать. Мир для них ничуть не изменился.

Эрид собрался и встал на ноги. Предстояло многое сделать. Первым делом он уложил старика ровно, пригладил растрёпанные волосы и бороду. Из железного кувшина, в котором стояли сухие ветки, выбрал самую раскидистую дубовую ветвь с потемневшими листьями, и положил её на грудь Алонсо. Эрид не знал, каким образом его друг желал быть похороненным. Скорее всего, это его не заботило, как и многие вещи, которые другие привыкли считать важными. Люди имели обыкновение омывать и закапывать своих покойников, а между делом — читать молитвы и приглашать священника. Чем знатнее был мертвец, тем пышнее его провожали на кладбище или в фамильный склеп. Смерть драконов куда проще: они просто обращались камнем. Никто не отпевал их и не устраивал тризны.