— При… пришли.

— Куда? Здесь никого нет!

— Да во-он, под камнями.

И в самом деле. Груда замшелых валунов приютила у своего подножия чьё-то неподвижное тело. Бурые, красные, пятнистые листья лежали на белых руках. На чёрной кожаной куртке остались капли утреннего дождя. Тоша подошёл к телу и уселся рядом. «Это мой д. друг» — расплылся он в добродушной улыбке, изогнутые брови радостно взлетели вверх. «У меня для тебя плохие новости» — мрачно подумала Ада.

— Слушай, Тоша. Он это, по-моему… Помер.

Девушка приготовилась к истерике, но её не последовало. Мальчик только захихикал и уверил её, что Эрид — какое странное, всё-таки, имя — живее всех живых. Но Ада всё же сомневалась. Этот человек лежал неподвижно уже длительный срок, так долго, что листья соткали на нём ковёр. Кожа казалась мертвенно-бледной, а грудь не вздымалась. Ада приблизилась к нему, стараясь разглядеть хоть какие-то признаки жизни. И когда она почти уверилась в своём первоначальном вердикте, то заметила, как на тонкой шее слегка пульсирует вена — вяло, но непрерывно. Девушка скользнула взглядом выше. Сколько ему лет? От двадцати восьми до тридцати шести? Скорее всего, где-то посередине. Верхние пуговицы чёрной рубашки расстёгнуты и обнажают ключицу — мужчина, пожалуй, слишком худ, и даже истощён. Хотя сложен на зависть… Ада стала пристально разглядывать его лицо. О закрытых глазах можно было сказать только то, что они большие и с ресницами. Ну, ресницы как ресницы. Тонкий нос с горбинкой, тонкие, мертвецки бледные, губы, красивые волосы до плеч. Всё это напоминало мрачно-романтическую картину. Готический принц. Рок-музыкант, сторчавшийся на героине.

А потом она его узнала. И все прочие мысли сменились гневом.

— Что т-ты дь…делаешь?!

После относительно вежливых попыток растолкать незнакомца, девушка перешла к более радикальным методам и пару раз ударила его по щекам.

— Парочка вопросов есть к товарищу.

Когда все попытки разбудить мужчину потерпели провал, Ада всё-таки убедилась, что Тоша не выдумывает: этот сон не из тех, что можно легко нарушить. Она выдохлась и села на землю, бесцеремонно отпихнув чужие, укомплектованные стильными сапогами ноги.

— Последнее, что я видела перед тем как попасть сюда — этот человек. Он был в том баре, где я находилась в тот вечер, когда перенеслась в прошлое. Стоял рядом, и даже говорил со мной. Кажется, что-то обидное, не помню точно.

— Г-где ты находилась? — не понял Тоша.

— Ну, э, в кафе.

— А-а-а, — протянул недоверчиво мальчик.

— Вся эта дьявольщина как-то с ним связана. Я точно в этом уверена.

Ада кивнула на… то бишь, как его? Эрида. Тот по-прежнему спал непробудным сном, а на левой щеке появилась чуть заметная краснота. Наверное, девушка погорячилась с побоями. Хорошо, что они не произвели эффект, а то бы ей стало неловко.

Было тихо, только ветер шуршал листьями. Несмотря на сырость и не понятно откуда взявшийся запах гари, окружение казалось очень уютным. Аде всегда нравилось сидеть на одном месте и наблюдать за еле уловимыми изменениями погоды. Она бы и сейчас с радостью бы ушла в себя, но в планы Тоши это не входило. Он принялся скакать из стороны в сторону, и что-то тихо напевал.

— Эй! У меня от тебя в глазах рябит.

Мальчишка засмеялся и принялся галопировать пуще прежнего. Он всё поглядывал на неё, будто желая узнать, насколько хватит терпения Ады, и когда ему решительно скажут убираться с поляны или вести себя спокойно.

Девушка пока что не решалась прогонять своего единственного собеседника — а то снова пропадёт на несколько дней. Невольно наблюдая за ним, она заметила странное сооружение из веток. Оказалось, это шалаш. Ада подошла ближе и широко распахнула глаза.

— Кто автор этой стоянки первобытного человека? — спросила она, неумело скрывая радость. В детстве она мечтала о шалаше или каком-нибудь тайном убежище. Но соорудить подобное самостоятельно не хватало умений, а подходящая для этой цели компания так и не подвернулась.

— Летом тут иг-играли дети с зелё… с зелё…ного двора. Это они, — пискнул Тоша, засовывая палец в рот.

Что ещё за «зелёный двор» Ада уточнять не стала. До инженеров дела ей не было, а вот шалаш получился на загляденье, хотя осенние ливни основательно его подпортили. Большой, высокий — настоящий шатёр военачальника. Девушка откинула с глаз непослушную, кудрявую чёлку, забралась внутрь и огляделась.

— Можно приходить сюда чаще, заодно не провороним пробуждение твоего друга. И вообще, смена обстановки вроде как хорошо, — она махнула рукой на попытки быть серьёзной и рассмеялась. — Эх, да я же всегда мечтала о таком! Чего ты раньше не показывал его?

Тоша хихикнул, сел на землю и зарылся в груду прелой, ароматной листвы. Ада подняла голову, через тёмные ветки проникал свет. Наверное, летом он крапинками прыгал по загорелым и чумазым детским лицам, а осенью рассеивался в холоде. И делал бледную кожу девушки почти такой же белой, как у человека на камнях.

Студёная капля сорвалась и полетела вниз, змейкой прокатилась по лбу и носу. Ада улыбнулась и потрепала Тошу по голове.

Её мир разделился на три части. В первой Ада по-прежнему была одинока и всеми невидима. Ходила по чужим дворам, бродила по дому, который уже привыкла считать своим, хоть он таковым не являлся. Ей и не хотелось, чтобы её видели. Дожди на улице и пыль в коридорах принимали, растворяли в себе, приближали к пустоте космоса и дыханию вечности. Там не было ничего, и в тоже время там заключалось всё самое важное. Пелена туманов и запах прелых листьев помогали не теряться и не пугаться как маленькая девочка в мегаполисе. Они успокаивали, убаюкивали, обволакивали пряной осенней грустью, как саваном из шёлковых паутинок. Девушке никто не был нужен, она любила такое одиночество, находя в нём покой и отраду. Смаковала это чувство как дегустатор бокал элитного вина, по маленьким глоткам. Никто не смел нарушить её замкнутый мирок, да и попросту не мог.

Девушка была далеко. Была здесь, повсюду и нигде. Она чувствовала себя изумрудным мхом и капелькой росы на тонкой былинке. Превращалась в слух и ощущение ветра, в поток бесконечных, бесформенных мыслей. Не человек, не призрак — что-то совсем уже иное.

В такие моменты, проходящие мимо коты начинали дико выть, а куры чуть не падали без чувств.

Она могла видеть свои руки и ноги, встречала своё отражение на гладких поверхностях и думала, что это неправда. Всё видимое — ложь, грубая оболочка для того, что происходит во вселенной. Люди не смогли бы долго находиться в таком состоянии, они сойдут с ума, потеряв свою личность. Ада боялась этого немного. Она ничуть не ценила то, что представляла из себя как человек во всех аспектах. Но малодушно не хотела навсегда с этим расстаться.

Ада не смогла бы точно объяснить, какие мысли занимали её. Это как грозовое облако, которое лишь иногда обретает смутно знакомые черты: например, ящерицы. Часто девушка с отрешённым удивлением ловила себя на том, что думает о рептилиях, некогда так ею любимых. Потом ящерицы пропадали и спустя какое-то время появлялись новые образы: молодой мужчина и одинокий, всеми брошенный мальчик. Глаза одного закрыты, а у другого смеются, не смотря ни на что. Два важных для Ады человека, хотя она и понимала, что совсем не знает их, а до недавнего времени даже не догадывалась об их существовании. Ведь были другие, близкие люди, но их лица упрямо не хотели всплывать в памяти. Пыль, дождь и вселенная неумолимы: чужой ребёнок, незнакомый мужчина — эти двое важны для Ады как никто другой. А все остальные так, мимолётные попутчики. И она этим двоим нужна не меньше, чем они ей. Это — ещё одна причина, по которой ей бы не хотелось навсегда сливаться с пустотой.

Одиночество и надежда на что-то после него — такова была треть её мира.

В другую его часть Ада переходила постепенно, как бы пробуждаясь от глубокого сна — целебного, но затянувшегося. Она вяло оглядывалась по сторонам, моргала и обнаруживала себя на полу пустой комнаты. Иной раз она сидела на очередном чердаке в компании вёдер, лопат, тяпок и кос, покрытых комьями земли. По крыше барабанил дождь, орали заплутавшие коты среди стропил. А иногда девушка сидела на краю леса, зябко обняв колени, словно могла как раньше чувствовать холод. Дважды Ада с неудовольствием замечала, что над душой у неё стоит мальчишка и что-то нервно лопочет. Тоша смотрел на открытые глаза девушки, но понимал, что она его не видит, а пребывает в каких-то далёких отсюда местах. И всё равно он пытался её растормошить. В отличии от Эрида, который беспробудно спал среди камней в чаще леса, она отключалась от реальности ненадолго, но как-то слишком уж жутко. К великому огорчению мальчика, после пробуждения Ада не горела желанием ни говорить, ни играть. Она неопределённо махала на него рукой и брела к деревянному дому, в котором все с утра и до ночи кричат. Тоша не любил этот дом и не понимал, почему же ей туда так нужно. Он опускал голову и шёл в другую сторону, утешаясь тем, что прогресс достигнут, и Ада пришла в себя, а значит рано или поздно снизойдёт и до него. А в оцепенении она его пугала своим стеклянным взглядом в одну точку. Мальчик старался не смотреть в жёлтые глаза: боялся, что они могут убить.