Королева продолжала ласково гладить шерсть убитой болонки. Никто не смел к ним приблизиться.

Гранит и мрамор разъедала тьма. Покоряясь воле человека, электричество и огонь слабели, и также отступали перед мраком. Только луна и звёзды омывали замок светом, будто в серебряной купели.

Агата не спала. Фрейлины за её дверью долго шептались и ворочались, но наконец умолкли и они, проверив перед этим запоры на дверях. Почти сутки прошли после той страшной ночи, в которую принцесса одним махом умудрилась обокрасть, опозориться, а также убить человека и собаку. И пусть последние деяния свершила не её рука, но именно Агата несла за них ответственность.

Прошлым утром делегации скельтров и фьёлов покинули двор. Баар остался ни с чем, но вовсю лелеял планы мести. Расправа над Тофи не в счёт — мимолётная отдушина для униженного кагана, крохотный нож в спину королеве. Нет, теперь у него в голове прочно засела мысль о войне за острова, а в будущем — кто знает? — и за господство во всей империи. Со скельтров станется пойти против Йэрии, и даже огненные чудовища им не помеха.

Королева посетила самые неотложные мероприятия и больше не подавала признаков жизни. Она удалилась в излюбленную башню, окна которой выходили на горы, и что она там делала, никто не знал. В башне находился небольшой читальный зал, кабинет и несколько полупустых комнат в окружении круглых стен. Там не было ни одного мягкого предмета мебели, и всё носило печать аскетизма. Идеально место для политических заключённых или тех, кому по какой-то причине запретили свободу, но не имели право отказать в просторе и минимальном комфорте.

Несколько встреч Сиена отложила, обедать и ужинать не пожелала. Прошлой ночью Агата сама не помнила, как покинула Малый зал, Последнее, что запечатлелось в памяти — королева на коленях пред болонкой. А вокруг них — кровь, эссенция, шокированные взгляды… Теперь на руках Сиены должны остаться волдыри от соприкосновения с белой шерстью. Для её величества вечер оказался богат на происшествия: присяга, торжественный приём, предательство дочери. И, мнимое или нет, нарушение этой самой присяги. И всё в рекордный срок! Но Сиену вывела из строя именно смерть Тофи. Остальное она выдержала с каменным лицом.

В ушах ещё звучал короткий крик, а перед глазами, стоило их только закрыть, возникал образ сломленной Железной королевы.

Девочка не могла больше оставаться здесь. Знает ли весь замок о том, что она сделала? А вся столица? На то, чтобы оповестить королевство, потребуется немногим больше суток. Фьёлы уж точно растрезвонят на своих островах, как вероломно их подставила наследная принцесса. Скельры же наоборот — даже не заикнутся. Они до последнего будут утверждать, что фьёлы нарушили клятву и предприняли попытку навредить своим врагам. Не важно. Сама Агата знала, какой позор навлекла на себя, и этого было достаточно, чтобы пожалеть о своём существовании.

Той ночью она вернулась в покои в полном одиночестве. Мира встретила её бурно и встревожено, но по лицу воспитанницы догадалась, что произошло нечто ужасное. Гувернантка не стала терзать её вопросами. Надо отдать должное её выдержке, ведь женщина так любопытна и болтлива. Стоило только Агате позволить уложить себя спать, как первые лучи рассвета заглянули в стрельчатое окно. Как всегда, нежные и золотистые — как волосы и глаза девочки. Её не стали поднимать слишком рано, но сомкнуть глаз она так и не смогла. Просто лежала, забившись в угол как раненый зверь. Потом принесли поесть. От ритуала с кровью и водой на этот раз решили воздержаться. Фрейлины смотрели как-то иначе, чем обычно, более отчуждённо. Принцесса не спрашивала. Покопалась в тарелке и снова уселась в углу кровати. Так прошло время до обеда. Занятий не было в честь выходного дня и минувшего праздника. Только в одном из внутренних двориков Агату должен был ждать учитель фехтования, а после обеда в расписании стоял урок танцев. Но балетмейстер давно привык, что принцесса прогуливает каждое второе его занятие, и с радостью поощрял такое разгильдяйство, а фехтовальщику придётся попросту теряться в догадках. Кроме того, изначально Агата планировала заглянуть в библиотеку. Но теперь при одном только воспоминании об этом месте принцессу замутило, и страх вцепился в позвоночник и желудок. Впрочем, это мог быть попросту голод: к ужину девочка не притронулась, как и к обеду, и уговаривать её, вопреки обыкновению, никто не стал. Мира исчезла с поля зрения, но на выходные гувернантку и раньше отпускали к родне.

И снова темнота вступила в свои права, а Агата всё лежала одетой и смотрела то в потолок, то на окно. Перед тем как уснуть, одна из фрейлины заглянули к ней и спросила, не желает ли её высочество переодеться. Вопрос был формальным. Чего бы там не желала Агата, строго в определённое время ей приносили еду, поднимали и укладывали спать. Нынешний день отличался небольшими поблажками, и если бы девочка молча покачала головой — сегодня она общалась преимущественно этим способом — то возможно, её бы оставили в покое. Но она не догадалась. Агата позволила себя переодеть, а потом терпеливо ждала, когда возня за дверью смолкнет. И, как только это случилось, самостоятельно сменила ночную рубашку на простое, выцветшее платье, в котором ей не давали выходить дальше собственных покоев. Пришлось повозиться с пуговицами на спине, но Агата справилась, чуть не вывернув себе руки, застёгивая пуговицы вкривь и вкось.

Полная луна находилась ровно по центру стрельчатого окна, почти врезаясь в его острое завершение. Платиновый, идеальной формы апельсин. Принцесса подумала об Эриде. Цитрусы — яд для драконов, а она заставила его это есть. Мало того, принудила украсть, ненароком убить и перескочить в параллель — мир, опасности которого им неизвестны. Просто так — потому что захотелось. В свете последних событий оборотень, наверное, возненавидел торитт, а ведь ещё недавно они вместе гуляли по крыше, и девочка видела, что он готов стать ей настоящим и верным другом. Даже после всего, что наворотила наследница, Эрид предлагал показать ей весь мир, чтобы развеять печаль принцессы.

Раскаивалась ли Агата за то, как поступила с драконом? Она и сама не знала. Часть её готова была плакать от осознания того, что сделанного не вернуть, но другой части было плевать. Это заявило о себе мёртвое озеро в сердце принцессы: если в него что-то попадало, то отравлялось безразличием. Ясно только одно: отныне лучше не тревожить Эрида. Никогда. Пусть скитается вольным ветром по всей громадной империи, пусть забудет о том, что когда-то был драконом королевской дочери.

Исчезнуть из его жизни, исчезнуть из воспоминаний гранитных и мраморных стен. Мать не простит её, а если бы и простила — от стыда Агате не скрыться. Она просто не могла сидеть и ждать, пока её отправят в темницу, или накажут каким-либо другим способом. А потом всю жизнь станут напоминать об этом позоре, даже если она в самом деле взойдёт на трон. Лучше уж самой себя наказать, не откладывая. Ничего лучше девочка просто не могла придумать.

Раньше она никогда не задумывалась о самоубийстве. Только представляла, как по той или иной причине умирает в расцвете лет. Каким будет её гроб, насколько пышную устроят церемонию? Уронит ли королева хоть одну слезу, а отец оторвётся от своих минералов? Может даже Пьера уколола бы совесть за все насмешки, которыми он осыпал сестру. А Эрид… нет, реакцию оборотня не предугадать.

И вот настал тот час, принцесса смотрела на платиновый апельсин луны. Что она собиралась делать, неужто правда сводить счёты с жизнью? Девочка опять-таки не представляла. Наследница, которая ничего не знает — это может аукнуться ещё большим презрением к её персоне. А в целом, что может быть лучше такого искупления? Для начала Агате хотелось просто подняться наверх — так высоко, как только получится. И там, где ветер и дожди полируют гранит — она решит, шагнуть ли вниз. Если, конечно, не оступится и не упадёт, разрешив тем самым все вопросы.