Её всегда называли безрассудной. Как это, всё-таки, верно!

Подоконник был высоким и холодным. Ладони упирались в тёмно-серый камень, он приятно остужал их. Совсем рядом — только высунься в окно — маячил один из ярусов кровли. Небольшой черепичный скат прикрывал одну из галерей. Если как следует потянуться и крепко ухватиться за дыру, оставленную выпавшим гранитным блоком…

Принцесса карабкалась по стене вверх и наискосок. Сердце у неё пропускало удары, а разум ревел белугой о том, что следует вернуться, пока она не забралась непоправимо высоко. Агата его не слушала. Единственное, что всерьёз беспокоило принцессу, это то, что несмотря на прохладу ночи, от страха её руки вспотели. Что может быть проще, чем соскользнуть вниз, в пропасть садовых дорожек, обрамлённых геометрическими кустами? На земле они выглядят прелестным дополнением дворцового ансамбля, местом отдыха для тела и для глаз. Но отсюда кажутся бездной. Каменным пластом, который раздробит человеческие кости. Воображение девочки услужливо подкидывало картины, в которых судорожно перебирающие пальцы скользят, скользят — и вот уже последний миллиметр отделяет её от падения. Да, в какой-то степени она до сих пор собиралась прыгнуть вниз. Но не так — не глупо, не из-за предательски потных ладоней. Агате нужно добраться до конька крыши. Это всё, что она знала.

Черепица упиралась в круглый водосток. Он был надёжнее камней. Девочка карабкалась всё дальше и дальше, ещё немного, и она сможет ухватиться за него. Страх не позволял ни передохнуть, ни оглянуться, ни повернуть назад или посмотреть на далёкую землю. Появилась новая проблема: пальцы одеревенели от чрезмерного напряжения. Принцесса не была акробаткой, но, как и все женщины в их роду, отличалась силой и выносливостью. Окажись на её месте другой ребёнок, он не проделал бы и половину этого пути. Эта мысль ободрила Агату. Пальцы нащупали водосток.

Подтянувшись на руках и зацепившись ногой, девочка перекинула весь свой вес на черепицу. Теперь можно и отдохнуть. Тут, где конструкция позволяла просто лежать, не напрягая каждый мускул, Агата наконец почувствовала, как болит всё тело. Распластавшись на животе, она не смела взглянуть на собственные руки, на которых кожа содралась, а из пары ссадин вытекало что-то тёплое и тёмное. Частицы золота, которые содержались в её крови, слегка мерцали при лунном свете. Завораживающее зрелище, но не при таких обстоятельствах. Платье сильно мешало: не смотря на простую юбку, эта одежда не предусматривала таких прогулок. Глупая оплошность. Как минимум два костюма мужского покроя хранилось у принцессы в сундуке — в них она выезжала на охоту и иногда гуляла. Но теперь приходилось довольствоваться тем, что есть. Да и какая разница, если она всё-таки решит прыгнуть?

Отдышавшись, она поднялась. Ноги подчинялись плохо и неохотно. Шаг. Ещё. Одна из черепиц не выдержала удара ботинком и с тарахтеньем покатилась вниз, застряв на водостоке. Девочка проводила её взглядом, пошатнулась, и чуть не отправилась следом. Да, теперь возвращаться уже поздно. Здравый смысл самоустранился, не дожидаясь, пока остальные составляющие Агаты не отправятся в смертельный полёт. Ещё шаг. Черепицу покрывал налёт от дождевой воды, а между швами засели паутинки грязи. И снова кусочек керамики откололся и поспешил за собратом. Но на этот раз он миновал все безопасные участки и подбитой птицей полетел на встречу с землёй. Девочка напрягла все силы, чтобы услышать звук падения — то, как разбиваются кусочки её дворца. Но ничего не вышло: только ветер и её собственное дыхание нарушали тишину. Да ещё неподалёку развевался флаг, а где-то внизу выдыхала пар самоходная коляска. Кто приехал на ней, или же решил покинуть замок? Ночь полна тысячью звуков, а нужного не отыскать.

До конька осталось немного. Принцесса догадалась помогать себе руками. И сразу пожалела об этом: стало только хуже. Уже лишённая всяких чувств и эмоций, девочка достигла своей цели. Даже страх почти притупился. С горем пополам сделав завершающий рывок, Агата взобралась на вершину крыши и там села, позволяя безмерной усталости вгрызться в каждую связку и жилку.

Больно. Боль притупляет стыд. А пока принцесса сюда лезла, то почти забыла зачем она это делает! Не лучший способ снять стресс, но действенный уж точно: всего-то и потребовалось сменить источник страха.

Агата прикрыла глаза. Ветер был приятным, не тёплым и не холодным. Только лёгкая примесь дыма портила впечатление. Но столичные трубы давно уже стали естественной частью жизни.

Навалившаяся усталость навевала мысли о сне. Но здесь уснуть нельзя, иначе свалишься вниз. Но и спуститься уже не получится. Выход остался один — прыжок, и золотистая кровь на камнях.

Внезапно с очередным порывом ветра пришло озарение. Если девочка сейчас отдаст приказ у себя в голове, сможет как следует направить энергию мысли, то Эрид услышит её призыв и прилетит сюда. А уж забрать с крыша замка человеческое недоразумение, которое досталось ему в качестве торитт — дело плёвое. Только вот Агате не хотелось ни мыслить, ни приказывать. Странное головокружение, которое поначалу пряталось за сонливостью, сковало её, не позволяло даже пошевелиться. Всё-таки тут хорошо. Здесь не было ни Баара, ни мёртвой собачки, ни осуждающих взглядов. И не было зеркал, в которых Агата видела красивое юное лицо, которое не хотела бы ни сама видеть, ни другим показывать.

Постепенно все звуки смешались в одно гудение, а сидеть стало проще — Агата уже не цеплялась мёртвой хваткой за черепицу. Вселенная сжалась в одну точку, а девочка стала большой-пребольшой, потеряла свою личность и стала чем-то другим. На секунду они со вселенной поменялись местами и было это, пожалуй, что здорово. И могло продолжаться бесконечно, если бы не резкий шорох — такой, будто посреди лестницы опрокинули ящик глиняной утвари.

Агата поняла, что это звук её падения с крыши.

***

Боль не хотела уступать. Она вела страшную битву за тело и жизнь принцессы. Иногда сознание разрывало окутавшую его пелену и позволяло Агате составить хотя бы примерное представление о том, что произошло, и что происходит. Из смутных голосов, силуэтов и собственных ощущений складывалась нерадостная картина.

Она упала на балкон. Он находился с противоположной той, по которой девочка совершила своё восхождение, стороны. Его могло тут и не быть, но зодчие украшали замок как могли. Этот архитектурный нюанс спас жизнь принцессы, но нещадно покалечил её тело.

Руки, ноги и позвоночник — пострадало всё, кроме головы, и это удивительно. Лёгкое сотрясение мозга не в счёт, ведь череп мог расколоться как дыня, а разум — не вернуться в норму.

Она не знала, кто и когда её нашёл. Наверное, это случилось достаточно быстро, потому что нельзя же целую вечность валяться на обагрённом собственной кровью камне. То и дело рядом возникали силуэты лекарей и их странных приспособлений. Самое диковинное из них перебегало с одного вывихнутого сустава на другой, перебирало лапками, заставляя кости срастаться так, как нужно. Механические сороконожки, чудо техники, гордость медицины. Если бы девочка не испытывала приглушённой, но не прекращающейся боли каждый раз, как приходила в себя, она бы сказала, что эти точечные прикосновения благородного металла щекочут её. Золото в своём составе имеет целебные элементы, поэтому многие врачебные машинки были сделаны именно из него. Во дворце было вдоволь золота — настоящего, мнимого, на любой вкус. Странно, что при этом замок не казался вычурным. Сусальная позолота, слитки — всё это разбавлял камень и не позволял роскоши взять верх над величием. В самом организме девочки, как у её матери, брата и сестёр, содержались частицы этого вещества — отсюда цвет глаз и волос. Если бы не оно, то выздоровление могло затянуться ещё больше, а может, оказалось бы невозможным.

Зрение скрывало правду о том, какое время суток за окном. Агата даже сомневалась, что здесь были окна. Ей представлялось, что вокруг нескончаемая ночь и свечи вместе с тусклыми жёлтыми лампами еле-еле разгоняют мрак. Возможно, у неё сбился какой-то ритм, и девочка приходила в себя только когда солнце исчезало. Да и свет, вполне вероятно, специально приглушали чтобы не раздражать нервы больной.