— И что мне с этим делать?

— Для начала, не пораниться.

Дракон с сомнением на неё посмотрел. Если ядовитые шипы не ранили её открытую грудь, то как они справятся с прочной чешуёй? И всё же было в этом цветке что-то тяжёлое, предупреждающее. Самое место ему расти подле тюремных стен, а не на полях жизнерадостных фьёлов.

— А теперь можешь бросить его в огонь. Или носить возле самого сердца, как я.

Она смеялась. Драконше было по душе недоумение на «лице» клыкастой твари. Кто, кроме неё, мог вызвать такие эмоции у Эрида, который не далее, как пять минут назад устроил пожар в центре королевской резиденции? Настроение у Варги хорошее, да и когда оно бывало другим.

Красные лепестки кричали в чёрной лапе. Но не от боли — это был вызов. Дракон полюбовался ядовитым шедевром природы, а затем швырнул цветок в пламя. Огонь вспыхнул кровавой пляской и несколько крупных искр взвились на высоту двух метров, как фейерверк. Оставшиеся зеваки охнули и шарахнулись ещё дальше прежних позиций. Нердал недовольно посмотрел на парочку, которая играла на людских нервах, и погрозил им пальцем.

— Тебе лучше покуда покинуть замок. А ты — он кивнул Варге и сухо улыбнулся, — просто не мешайся под ногами и не мозоль глаза.

И Нердал их оставил. Высокий, жилистый человек, в неприметной чёрной одежде. Вечно нахмуренный лоб, густые брови, массивная челюсть. Он не был так привлекателен, как остальные оборотни, рано начал седеть, хотя с драконами это, как правило, происходило только когда они доживали до весьма преклонных лет. Что-то тревожило его и вынуждало ещё больше походить на людей. В этот раз он не хотел запугивать и читать нотации. Нердал сделал то, что почитал нужным: напомнил Эриду его место — подальше от дворца. А, увидев, что тот ничего не имеет против, сразу возвратился к государственным делам.

Два молодых оборотня смотрели ему в след. Они тоже собирались расстаться, без всяких слов Варга поняла, что пока их с Эридом дороги расходятся: он улетает ловить попутные ветра и злиться. Она же снова примется дразнить людей — и за себя, и за него. Вдвойне работы! И будет недоверчиво наблюдать за тем, как солнечную страну, в которой так затейливо переплетались судьбы монстров и королей, окутывает мрак.

Где он был, летал, кого видел? Эрид почти и не помнил. Это походило на пьяный угар, а порой им и было. Чужие города, далёкие страны, там люди до сих пор ездили на верблюдах или слонах, и никогда не слышали о драконах. В одних землях мужчины носили длинные одежды, а женщины прятали лица, а в других — покрывали всё тело татуировками и сражались плечо к плечу с соседними племенами, не разбирая ни пола, ни возраста.

Ни один край так и не смог превзойти по красоте горы и долины Йэррии. Но многое поражало воображение размахом и разнообразием. Эрид слушал рассказы и предания, кивая в такт повествованию. Как хорошо, что почти все народы говорили на государственном йэрском языке, даже если и не входили в состав империи. Хотя некоторые диалекты оборотень был вынужден подучить. Он старался не выдавать правды, что и сам является частью ожившей легенды — той, в которой драконы обращались людьми, служили своим торитт и своей королеве.

Ему говорили о вечных снегах, некогда покрывавших землю, но как он не искал — так и не нашёл следов ледяной пустыни. Самым холодным местом был север каганата скельтров, а самым недоступным — Чёрные острова. Там находилась Агата, туда дракон старался не подлетать ближе чем на расстояние целого города.

Иногда он непреднамеренно пугал людей, по необходимости или по просьбе открывая им свою природу. Но как правило, этого удавалось избегать. Эрид отдавался на растерзание нравам и обычаям тех или иных народов, тонул в чужих жизнях, пытаясь не думать о собственной. Руки мужчин, на головах которых были тюрбаны, жестами приглашали сесть рядом и протягивали мундштуки кальянов. Руки женщин — женщин с горящими, подведёнными сурьмой глазами, — стягивали с него одежду. Змеями извивались разноцветные шланги, угли дымились в чашах, а на подносах чьи-то унизанные перстнями пальцы рассыпали сладости. Иногда на месте сладостей оказывался порошок, и давал он такое наслаждение, что люди сходили с ума, и были готовы на всё, чтобы получить хотя бы унцию. Даже на дракона это снадобье возымело сильное действие, хоть и не вызвало привычки. Всего он мог получить вдоволь. Люди видели деньги, властность и необыкновенные глаза, они понимали, что это не заурядный искатель приключений, хоть он и путешествует в одиночку. Порой их всё-таки пугала и безупречная красота и неестественная сила, но всё это объяснялось просто: чужестранец. И хозяева старались не обмануть надежд загадочного гостя, потакая даже тем желаниям, которых он не выражал.

Это был ад, был дурман, Эрида тошнило от самого себя, и это его устраивало. Иногда, глядя на созвездия с плоских крыш изразцовых дворцов, он не мог вспомнить, в какой такой стране когда-то видел золотой, пронизывающий воздух и камень свет? В каких горах ветра сталкиваются друг с другом? Некое слово порой вспыхивало в голове не хуже раздуваемых углей. Являло образы золотых же волос.

Астор — что или кого обозначают пять букв? От них веет болью и злостью.

Рано или поздно дракону пришлось бы вырваться из этого дурмана, и он надеялся на второе. Но, как и всегда, всё обернулось не так, как этого ожидали.

В запасе у Эрида оставалось около двух лет. А может быть и трёх — он не считал. Но в том, что Агата до сих пор должна находиться в ссылке, называемой всеми «обучением», не могло быть сомнений.

Девчонка не давала знать о себе. В первое время до дракона доходили отголоски ярости и душевных метаний, которые одолевали принцессу, но потом стихли и они. Успокоилась и смирилась, или колдуны Чёрных островов научили Агату блокировать ментальную связь. Как бы то ни было, ничто не беспокоило Эрида. Это могло показаться ему подозрительным, если бы оборотень чаще отрывался от заморских снадобий и напитков.

Но забвение было сладким. Он таял в дыму, отдаваясь гибким рукам. Раскосые глаза сжигали, чужие губы вливали терпкое вино ему в рот. Мужчина не воспринимал этих существ как людей, не понимал, какого они пола, и уже не придавал этому никакого значения. Главное, что умели доставлять удовольствие — быстро, долго, нежно или с примесью боли. Безликие и изобретательные. Он видел демонов, которые извивались вокруг него и били в литавры. Смех и песни под мандолину растлевали душу и пожирали время.

А ему всё казалось, что времени ещё полно.

Однако однажды утром Эрид обнаружил, что в голове у него ясно и свежо, несмотря на предыдущую — какой бы она ни была — ночь. Он открыл глаза и уставился в геометрические тканные узоры — сбоку, наверху и на полу. Дракон сел и оглядел юрту. Было достаточно тепло, но на разноцветном ковре он спал в одежде: поверх собственной чёрной рубашки накинут чей-то полосатый, шерстяной халат с пятном на рукаве. Кто-то тяжело дышал рядом, но Эрид, не оборачиваясь, встал и выбрался наружу.

Пред его глазами разверзся горизонт, прямой линией накрывая степь. Лошади щипали чахлую траву, а из тут и там устроившихся юрт валил дымок. Час был ранний и ни один человек не давал о себе знать. По некоторым признакам Эрид догадался, что люди ещё долго не встанут: несколько дней в степи проходили схватки двух одичалых кавалерий — с визгами, криками, руганью на непонятных языках. Это продолжалось бы и дольше, не заполучи одно из племён себе в союзники дракона. Что только он нашёл в этих людях с необычными, узкими глазами и татуировками на лбах? Они размахивали саблями и стреляли из лука. Чтобы одолеть врага им бы хватило парочки револьверов, но дракон захотел размять крылья.

Прошлой ночью у больших костров отмечали победу. Странные гортанные звуки растягивались в удивительные песни. Из кожаных мехов лилось крепкое пиво на меду и полыни.

Эрид стоял на свежем воздухе и ясно понимал, что ему здесь больше не место.