О чём думала Сиена в эту минуту? Девочка не умела расшифровывать лица, не понимала истинных чувств. Вдруг та улыбка была следствием нервной дрожи, сдерживаемой ненависти?

Ответом ей послужила резкая боль в правой щеке. Не теряя самообладания, королева ударила дочь тыльной стороной руки.

Пунцовое пятно расползалось по лицу. Агате влепили пощёчину на виду у всех. Наверняка это было умышленно: принцесса навлекла на себя побои при свидетелях, и тем самым Сиена дала понять, что покуда она у руля, никто не остаётся безнаказанным. Агата боялась пошевелиться, боялась дотронуться до пылающей щеки. Все моральные силы уходили на то, чтобы не дать себе расплакаться. Тогда бы унижение стало несовместимым с жизнью.

— Думаю, на этом вопрос исчерпан.

Отвернувшись от дочери, Сиена возобновила прерванные появлением Агаты «переговоры». Но скельтров не устраивал такой поворот. Стараясь не переходить и так уже нарушенные грани дозволенного, Баар с пылающими глазами снова затянул волынку об островах. Он хотел получить их, хотя бы заручиться гарантиями — сейчас же, немедленно! В противном случае скельтры перекроют морские и воздушные пути фьолам, и те не смогут ни торговать, ни беспрепятственно покидать свои владения. И никто не сможет прийти к ним на помощь. Эти пути считались нейтральными территориями, но по старым, никем не упразднённым законам, скельтры имели на них все права. Когда неприятель ослабеет, его останется просто-напросто добить — на это они и рассчитывали.

До сих пор державшиеся довольно скромно фьёлы взвыли о справедливости.

— Мы простые ремесленники! Наши отцы и деды жили на этих островах! Мы не имеем склонности вести кровавых войн и не присваиваем чужого! Если маленькая королева взяла у кагана эссенцию, то фьёлы тут не при чём. Да ведь она сама изволила сказать об этом.

Они окружили Сиену и голосили наперебой. Та терпеливо внимала. Цветные рукава и ленты смешивались между собой, запах благовоний кружил голову. Баар и его свита презрительно скалились на фьёлов, а Агата не знала, куда ей деться. Про неё как будто забыли. Отвесив ей оплеуху, королева не удосужилась прогнать дочь или хотя бы сказать отойти в дальний угол. Принцесса так и осталась стоять столбом на прежнем месте. Щека болела. Собака тявкала.

— Ваша династия живёт за счёт давних побед. Время, когда скельтры преклонялись перед Йэром вот-вот пройдёт. А знаешь, госпожа? Твоё место не на троне, а в башне без дверей и окон. Весь ваш род следовало истребить, ведь он оставил мою страну без того, что принадлежит ей по праву!

Дипломатом Баар был плохим. Тяжёлый, неповоротливый в своей шубе, жестокий и черноглазый. Как только каган убедился в тщетности своих попыток, то потерял самообладание. Каган едва не лез в драку и говорил королеве такие слова, за которые простого смертного, не разбираясь бы, казнили.

— И драконам твоим самое место на живодёрне!

Наверное, он заметил принцессу, которая тростинкой стояла позади трона.

— Да нет, — задумчиво протянул каган. — Истреблять вас надобность уже отпала. Твоя дочь развалит твоё королевство без посторонней помощи.

В ярости, Сиена направилась к Баару, словно и его хотела ударить. Но передумала. Она взглянула в сторону Нердала, и тот понял, что ему развязали руки.

— Ты думаешь, что смог бы отправить меня на живодёрню, как обычного скота. А скот может сделать вот так?

С этими словами он схватил Баара за запястье. Сначала Агата не поняла, отчего каган зашипел и захрипел одновременно — все её мысли вертелись вокруг собственного положения. А потом она догадалась: Нердал жёг скельтру руку. Кожа драконов могла становиться нестерпимо горячей, если они того хотели. Эрид, управляющий молниями, так не умел. Его кожа всегда была ледяной, хотя электрические разряды оставляли после себя и дым, и гарь и боль.

Баар пытался вырваться, но тщетно. Ему хотелось ударить дракона, разбить ему лицо, но он не смел. Агата почуяла запах горелого мяса.

— Хватит.

Сиена посчитала, что воспитательный манёвр можно завершить. Нердал придерживался другой точки зрения. Получал удовольствие или думал, что надо продолжить экзекуцию, дабы выучить кагана хорошим манерам? Агата снова представила Эрида на месте Старшего дракона. Он бы красовался и любовался тем, как всемогущий скельтр кривит лицо и пытается освободиться. Эрид мог становться прямо-таки художественно жесток, чему было свидетельством прокушенное плечо адмирала. Он бы прожёг плоть на руке Баара до самых костей. Но такого оборотень не умел, и потому просто шарахнул бы кагана током.

— Хватит, я сказала! Отпусти его.

Нердал послушно отступил назад. Наверное, Сиена отдала приказ на ментальном уровне, а может ему хватило простого окрика. Баар, изрыгая проклятия на незнакомом принцессе диалекте, широким и быстрым шагом направился к двери. Желание скандалить у него как-то пропало. Прощаться он тоже не стал.

Агата уже собиралась перевести дух, как произошла ещё одна катастрофа — маленькая, по сравнению с тем, что происходило сегодня, но не менее ужасная.

Тофи, болонка королевы, привлечённая запахом, или просто радостная от того, что эти страшные люди в шубах наконец уходят от хозяйки, бросилась их провожать, заливаясь счастливым и мерзким лаем. Примерно также она выглядела, когда тявкала на оборотней, когда те меняли облик человека на драконий. И их она, к слову, совершенно не боялась.

И без того взбешённые скельтры косились на собаку, но продолжали свой путь. Лишь у тёмных дверей, косяки которых покрывали золотые руны, Баар резко остановился. Тофи, почуяв недоброе, попятилась назад. Если бы не природная надменность, псине удалось бы спастись. Всего-то надо было поджать хвост и убежать как можно скорее. Возможно, характер болонки был приобретённым: в качестве королевской фаворитки она поднялась на недосягаемую высоту, а ведь появилась при дворе, как утверждали очевидцы, вполне милым щенком.

Баар вскинул посох. Из набалдашника вырвался бирюзовый сгусток энергии. Агата не знала, что эссенция, часть которой она сегодня заполучила в свои руки, на такое способна. Человека этот заряд не убил бы — только больно ударил, может, оставил пару волдырей. Но собака не человек. Болонка в последний раз взвизгнула и упала лапами вверх. Остренькие клыки с укором белели из слегка разинутой пасти. На белой шерсти бирюза смешалась с кровью. Не до конца осознав, что произошло, принцесса отвлечённо подумала, что с эстетической точки зрения это красиво. Она смотрела на шестерёнку с тремя алмазами — длинношерстной собаке была необходима заколка. Сама Сиена не любила украшений, но для своей питомицы не поскупилась. Агата, чувствуя, как пульс разрывает ей вены, медленно повернула голову в сторону королевы. Мать никогда ещё не выглядела такой потрясённой. Она стояла с таким лицом, что девочке захотелось упасть, свернуться калачиком и навсегда слиться с каменной плитой — лишь бы только не видеть этого! Она не имела той сакральной связи с королевой, какая была у Нердала, но тоже чувствовала её боль. Сам дракон нахмурился и поджал губы. Массивная челюсть выступила вперёд. Ему передалось настроение торитт, и тоже сделалось дурно.

— Тофи!..

Впервые в жизни Агата слышала, как мать отчаянно кричит. Вопль, полный ужаса. С ним королева подлетела к болонке и опустилась рядом с ней на колени. Женщина не плакала. И больше не издавала ни звука. В одном вырвавшемся крике с лихвой уместилась боль утраты. В отличии от дочери, Сиена сразу осознала, что произошло: единственное существо, к которому она испытывала такие нежные чувства, теперь коченело на каменном полу. Она гладила рукой шерсть и молчала.

«Тофи, бедная Тофи». Агата в один миг забыла о неприязни, которую она — да и все вокруг — питала к этому животному. В конце концов, собака была предана своей хозяйке, а это самое главное. Маленькая склочная болонка являла миру чудо, на которое никто другой не способен: заставляла королеву искренне улыбаться.

Скельтры спешно покинули помещение. Баар был доволен своей выходкой, но понимал, что задерживаться и дальше в Малом зале для него уже небезопасно.