Герматия лишь более жестоко повторила мысль, что жгла его сердце. Ситас подошел к ней так близко, что между ними осталось лишь несколько дюймов и до него доносился аромат розовой воды, в которой она купалась.
— Ты пытаешься меня спровоцировать? — спросил Ситас, глядя жене прямо в глаза.
— Да.
Он почувствовал на лице ее дыхание.
— Я пытаюсь заставить тебя стать принцем, а не каким-то монахом из благородного семейства!
Ситас отпрянул:
— Ты, как всегда, полна очарования, госпожа. Оставь меня, мне нужно успокоиться. Не хочу слушать твои советы, в них нет нужды.
Герматия не тронулась с места.
— Я нужна тебе, — настаивала она. — Всегда была нужна, но ты слишком упрям, чтобы признать это.
Ситас, взмахнув рукой, затушил единственную свечу, освещавшую келью. Комнатка погрузилась в темноту, и лишь узкий луч света пробивался сквозь неплотно прикрытую дверь. Он ощущал присутствие Герматии, тепло ее тела. Она стояла спиной к двери, и он слышал ее учащенное дыхание.
— Когда я был ребенком, меня отослали в этот храм учиться терпению и мудрости. Первые три дня, проведенные здесь, я непрерывно рыдал, потому что меня разлучили с Китом. Я мог перенести разлуку с отцом и матерью, но не видеть Кита… Я чувствовал себя так, словно у меня отрезали кусок сердца.
Герматия промолчала. В скудном свете из коридора алмазы в ее ушах мерцали, словно искорки.
— Позднее, когда мы стали взрослыми, мне позволили раз в месяц на несколько дней возвращаться домой, во дворец. Кит вечно занимался чем-то увлекательным: учился ездить верхом, драться на мечах, стрелять из лука. Он всегда был лучше меня, — сознался Ситас с ноткой покорности в голосе.
— У тебя есть то, чего нет у него, — утешила мужа Герматия, пытаясь нащупать в темноте его руку.
— И что же это?
— Я.
Ситас коротко, ядовито усмехнулся:
— Осмелюсь заметить, что, пожелай Кит, он мог бы заполучить и тебя!
Она выдернула у него руку и, сильно размахнувшись, больно ударила его по щеке. Забыв свою выдержку, принц грубо схватил жену и притянул к себе, так что их лица оказались совсем рядом. Даже в темноте он ясно различал черты ее бледного лица, и она тоже видела его. В отчаянии Герматия воскликнула:
— Я твоя жена!
— Ты все еще любишь Кит-Канана? — Несмотря на то, что между ними не было страсти, он дрожал, ожидая ее ответа.
— Нет, — яростно прошептала Герматия. — Я его ненавижу. Я ненавижу все, что заставляет тебя гневаться.
— Как это трогательно, какая забота. Что-то я раньше не слышал ничего подобного, — издевательски заметил Ситас.
— Да, признаюсь, мне казалось, что я по-прежнему люблю его, — прошептала жена, — но, встретив его, я поняла, что это не так.
Тело Герматии сотрясла дрожь, и она страстно воскликнула:
— Ты мой муж! Я хочу, чтобы Кит-Канан снова исчез, чтобы он больше никогда не смог унизить тебя!
— Он и не пытался меня унизить, — возразил Ситас.
— А что будет, если он полностью завоюет любовь вашего отца? — парировала она. — Пророк может объявить Кит-Канана своим наследником, если он почувствует, что младший сын лучше подходит для управления государством.
— Отец никогда не сделает этого!
Губы Герматии шевелились у самого его уха. Она прижалась щекой к его щеке и почувствовала, как ослабла его железная хватка. Женщина торопливо заговорила:
— Милиции нужен главнокомандующий. Кто же лучше подходит для этого, чем Кит-Канан? У него есть необходимые навыки, опыт. Занятый охраной этих огромных территорий, он десятилетиями не сможет появляться дома.
Ситас отвернулся, и Герматия поняла, что он обдумывает ее слова. На губах ее показалась легкая торжествующая усмешка.
— К тому времени, как он вернется, — пробормотала она, — у нас появится сын, и Кит уже никогда не преградит тебе путь к престолу.
Принц ничего не ответил, но Герматия умела ждать. Вместо того чтобы подстрекать его дальше, она положила голову ему на грудь. Биение его сердца сильно отдавалось в ее ушах. Прошло несколько минут, и Ситас, подняв руку, медленно погладил ее медно-золотистые волосы.
25
На следующее утро
Важная новость распространилась но Сильваносту так быстро, как будто гигантский город был скромной деревушкой.
На следующее утро весть о предварительном соглашении между Пророком и представителями Эргота и Торбардина достигла каждого уголка столицы. Казалось, город, да и весь эльфийский народ разом вздохнули с облегчением. В сознании всех царил страх перед войной, смешанный с опасениями, что в город снова хлынут толпы беженцев, преследуемые по пятам разбойниками.
Когда наступил рассвет следующего дня, несмотря на затянутое облаками небо и приближающийся дождь, жители Сильваноста вели себя, словно пришел солнечный, теплый день. Аристократов, жрецов и мастеров гильдий, проезжавших по улицам в носилках, приветствовали криками.
Этим утром Кит-Канан выехал в город верхом в сопровождении лорда Дунбарта. Сегодня принцу в первый раз со дня возвращения довелось увидеть Сильваност. Желание видеть город усилилось, когда они с гномом обедали в Харчевне Золотого Желудя. Там, за отличной едой и напитками, тронутый напевами бардов и звуками лиры, Кит-Канан с новой силой почувствовал любовь к своему городу, уснувшую на время его пребывания в лесах.
Они с Дунбартом проезжали по переполненным улицам квартала, где обитала большая часть горожан. Дома здесь были не такими великолепными, как жилища ремесленников и жрецов, но они имитировали башни богачей. Прекрасные здания поднимались лишь на три-четыре этажа. Перед каждым домом располагались небольшие зеленые участки, которые поддерживались в цвету с помощью магии; здесь неистовствовали алые, желтые и фиолетовые цветы; кусты окаймляли извивающиеся, словно реки, тропинки, деревья склонялись друг к другу, словно жених и невеста. Почти каждый дом, независимо от размера, был выстроен наподобие жилищ знати, вокруг внутреннего дворика, где располагался маленький садик семьи.
— Я и не понимал, как сильно я тосковал по нему, — признался Кит-Канан, объезжая телегу, полную весенних дынь.
— Тосковал по чему именно, благородный принц? — переспросил Дунбарт.
— По городу. Хотя лес стал мне домом, здесь осталась часть моего сердца. Я увидел Сильваност словно в первый раз!
И эльф, и гном были одеты непритязательно, без тонких вышивок, золота, драгоценных камней и прочих внешних знаков их положения. Даже сбруя на их лошадях была самая простая. Чтобы его не смогли узнать, Кит-Канан надел широкополую шляпу, какие носят рыбаки. Они хотели осмотреть город, а не собирать вокруг себя толпы народа.
Вместе они свернули с Улицы Феникса и поехали по узкой аллее. Кит-Канан ощутил усиливающийся запах речной воды. Выехав на старую Рыночную площадь, разрушенную во время великого мятежа, где сейчас шли восстановительные работы, Кит-Канан придержал лошадь и огляделся вокруг. Вся Рыночная площадь, от того места, где он стоял, до берегов Тон-Таласа, была разрушена до основания. Группы эльфов Каганести сновали туда-сюда, пилили бревна, тащили камни, мешали строительный раствор. Кое-где попадались жрецы Эли, руководившие работами.
При сооружении больших зданий, например высоких башен, чтобы вырубить и поднять каменные глыбы и скрепить их вместе без цемента, эльфы применяли магию. Для светских построек Рынка использовали обычные методы строительства.
— Откуда взялись все эти рабочие? — вслух подивился Кит-Канан.
— Насколько я понимаю, это рабы с севера и запада, принадлежащие жрецам Эли, — ровным голосом ответил Дунбарт.
— Рабы? Но Пророк строго ограничил число рабов, которыми может владеть гражданин.
Дунбарт погладил курчавую бороду:
— Я знаю, что это может шокировать тебя, Высочайший, но за пределами Сильваноста законы Пророка соблюдаются не всегда. Законы легко обойти, когда речь идет о нуждах богатых и могущественных эльфов.