— Нам лучше уйти отсюда, — сказал Кэз. — Здесь неподходящее место для ночлега. Дух смерти обязательно приведет сюда кого-нибудь. Рыцарь, я предпочел бы отправиться в путь сейчас же.
Хума все еще смотрел назад, туда, откуда послышался вой. Он кивнул, обрадованный предложением Кэза:
— Да, пойдем сейчас же.
В знак дружбы он дотронулся до руки минотавра:
— Кэз, будем друзьями. Меня зовут Хума. Минотавр пожал протянутую руку так, что у рыцаря едва не затрещали кости.
— Хума. Мужественное имя. Имя воина.
Рыцарь быстро сложил вещи.
Кэз ошибался. Мужественный воин! Хума чувствовал: под доспехами его тело дрожит мелкой дрожью. Он попытался представить на своем месте Беннета, рыцаря решительного, рожденного быть командиром. Это еще больше расстроило его, так как он знал, что Беннету были чужды какие-либо сомнения.
Они покинули лагерь гоблинов, мельком взглянув на догорающий костер и трупы, и молча пошли на север. Позади снова послышался вой — слава богам, не ближе, чем в первый раз.
Глава 3
Оба странника понимали, что не в состоянии совершить длительный переход без передышки. Хума еще не оправился от сотрясения мозга, а Кэз был слаб, ведь в плену его кормили отравленной пищей.
— Все получилось так глупо! Они схватили меня спящего сном младенца и связали по рукам и ногам. Сопротивляться было бесполезно — два копья, приставленные к телу, тут же пригвоздили бы меня к земле. Тут даже гоблины не промахнулись бы!
Сказав это, Кэз рассмеялся, хотя Хума не увидел в его словах ничего смешного.
Они решили остановиться у небольшого холма, тот в случае чего послужил бы им защитой. К сожалению, место это было слишком похоже на первый лагерь гоблинов. Но все же здесь было надежнее, чем на открытой равнине.
Хума лишь молил богов, чтобы не уснуть до того часа, когда нужно будет разбудить Кэза на дежурство.
Выбрав место для ночлега, они поначалу некоторое время разговаривали — так они пытались бороться со сном. Хума рассказывал о рыцарстве, его организации, рыцарских законах. Минотавра особенно заинтересовали рассказы об идеалах чести и благородства.
Кэз в свою очередь рассказал много любопытного о своем народе. Минотавры были некогда искусными моряками, были свободолюбивы, но теперь ими повелевали людоеды. У них еще сохранились турниры благородства, но теперь и при проведении турниров людоеды стали диктовать свои правила. Людоеды возненавидели Кэза еще до убийства капитана. Порабощение своего народа Кэз считал худшей из всех возможных бед.
Выслушав рассказы Кэза, рыцарь обеспокоился. Он уже видел, каким свирепым может быть минотавр. Хума никогда не смог бы сломать шею противнику с такой ненавистью и радостью, как это сделал Кэз. Но каждому слову Кэза можно было вполне верить…
Мысли в мозгу Хумы мешались, он чувствовал себя очень усталым и, разбудив минотавра на дежурство, тотчас уснул.
Ночь прошла спокойно, так же как и утро. Они поели то, что было у Хумы. Из грязных сумок гоблинов они не взяли ничего, к тому же их еда могла быть отравленной.
День выдался ненастный. Порывами налетал холодный ветер, и Хума был рад, что надел под доспехи теплую толстую поддевку. Однако Кэза холодная погода, видимо, не беспокоила. Его сородичи были путешественниками, моряками, воинами; в их стране нередко бывало очень холодно. Минотавры ходили по пояс голыми, обувь не носили. Если бы Хума решился пойти босиком, ноги его тотчас были бы изодраны в кровь. Земля здесь была твердой, жесткой.
Около полудня Хума заметил вдали всадников. Они проехали стороной и вскоре скрылись из вида. Хума надеялся: это рыцари Соламнии; он полагал, что колонна или часть ее где-то поблизости.
Кэз, напротив, был настроен скептически. Здесь можно встретить кого угодно, а отнюдь не одних только рыцарей.
— Да, это, без сомнения, люди. Но они, возможно, сторонники Такхизис. Вы никогда не видели Черную гвардию, отборные войска военного министра? Среди них, кажется, есть и ренегаты.
Минотавр употребил непонятное рыцарю слово.
— А кто такие ренегаты? — спросил Хума.
— Колдуны-недоучки, сошедшие с ума маги. Все они были в ордене магов, но вышли из него. Не все они злы. Говорят, что один из них противостоит даже самой Владычице Тьмы, так что она одно время не надеялась на победу в войне и стала остерегаться своей собственной Черной мантии.
Магия…
Хума знал о ней больше, чем многие из его товарищей. Магией еще в юности увлекся его лучший, единственный друг — Магиус. Однажды, как раз в то время Хума решил стать рыцарем — мать считала, что это его призвание, — Магиус сказал Хуме, что через несколько, дней он станет великим и могущественным волшебником.
Воспоминание о Магиусе потянуло за собой вереницу мыслей о годах молодости, когда он узнал много горестей и несправедливостей, тем не менее он с нежностью в сердце вспомнил это время.
Он не видел Магиуса уже несколько лет — с тех пор как его друг закончил учебу и уединился для проведения опытов; это уединение должно было решить: будет он магом или нет. А Хума тогда же подал просьбу о вступлении в орден рыцарей Соламнии.
Да, воспоминания разбередили душу Хумы…
Они пошли дальше. Кэз все время озирался, чувствовалось — он плохо знаком с этой местностью. Наконец он повернулся к Хуме и спросил:
— Все земли людей похожи на эту?
— А вы никогда не видели землю людей?
— Я видел только самую плохую землю. Какие еще земли могли выделить нам людоеды, кроме самых плохих? Нас они тиранят сильнее, чем гоблины. Они не доверяют ни нам, ни гоблинам, но знают, что гоблинов они могут заставить слушаться, а мы — народ непокорный.
Хума понимающе кивнул. Помолчав, он сказал:
— Есть еще земли, не тронутые войной, но их становится все меньше и меньше. Там, где был мой дом, теперь пустая земля вроде этой.
Сказанное пробудило в душе Хумы новые горькие воспоминания. Он заставил себя думать только о предстоящем пути. Что же, прошлое оно и есть прошлое, оно осталось позади.
Минотавр наклонил голову вперед:
— Вижу повозки.
Рыцарь быстро поднял голову. Им навстречу ехали люди, более трех дюжин. «Оставшиеся в живых жители какой-нибудь деревни», — подумал Хума. Беженцы сидели в двух разбитых повозках, их везли совершенно измученные лошади. Управлявшие лошадьми мужчины выглядели не лучше животных. В повозках были женщины и дети. Беженцы, когда они подъехали ближе, во все глаза стали пялиться на минотавра. Что можно было сейчас прочесть в глазах людей — это Кэза совершенно не беспокоило.
— Нам надо быть осторожными, Кэз.
— Разве они чем-нибудь нам угрожают? Не беспокойтесь. В таком случае я с ними мигом расправлюсь.
Кэз начал доставать секиру, но Хума тотчас схватил его за руку.
— Нет! — прошептал он. — Не убивай их.
Рыцарь, действующий в бою решительно, сейчас был полон сомнений. Минотавр сомнений не знал. Кэз просто видел сейчас угрозу. Людей было более чем достаточно, чтобы одолеть его, значит, он должен напасть первым. Победить или умереть. Иного не дано. Хума задумался. Он не хотел поссориться с Кэзом, но он также не мог позволить минотавру напасть на беженцев.
Хотя Кэз опустил руку, выглядел он воинственно. Беженцы видели только монстра, и тот угрожал им. Они вспомнили свои разрушенные дома, убитых друзей и родственников. Чувство злобы нарастало и нарастало.
И сейчас минотавр, олицетворявший все зло, все их страдания, стоял на их пути.
Шумная толпа мужчин и женщин, шаркая ногами, рванулась вперед. Толпа бедных, испуганных людей, охваченная паническим страхом. Они знали лишь одно — успеть, прежде чем погибнуть, вступить в бои. Умереть, сражаясь.
Хума ужаснулся, увидев бегущих к ним людей, похожих на живых мертвецов. Вместо настоящего оружия они сжимали в руках вилы, ножи, веревки, всякую домашнюю утварь. Кэз стоял словно вросший в землю. Он бросил на Хуму быстрый взгляд: