— Скажи Ариакасу, что я невиновна, Тарг! — молила Китиара. — Скажи, что я смогу доказать это! Если только он придет увидеться со мной…

Тарг захлопнул дверь и повернул в замке ключ.

Одна, в кромешной темноте, Китиара слышала, как когти базака царапают каменный пол.

Затем наступила тишина.

Сердце ее громко билось, и каждый удар тонул в тишине, словно песчинки в часах, отсчитывающих секунды до ее смерти. Китиара прислушивалась к своему сердцебиению, пока звук этот не сделался таким громким, что ей начало казаться, будто стены темницы раздвигаются и сжимаются ему в такт.

Первый раз за всю жизнь Кит сходила с ума от страха.

Ей доводилось видеть, как людей вешают, топят, четвертуют. Потрошение было самой страшной казнью. Она знала ветеранов, которые, не в силах вынести жуткого зрелища, отворачивались или закрывали глаза. Вначале ее повесят, но не до смерти, а лишь до того момента, когда она потеряет сознание. Потом распластают на земле. Палач будет вырывать органы из еще живого тела, а она будет извиваться и кричать в страшной агонии, наблюдая, как ее внутренности бросают в огонь. Ее оставят умирать медленной смертью, истекая кровью. А перед самым концом ей отсекут конечности и голову. Части ее тела наденут на пики у храмовых ворот.

Китиара представила себе, как холодная сталь вонзается ей в шею. Представила исступленные крики толпы, жаждущей крови, которые, хоть и будут громкими, все же не заглушат ее воплей. Холодный пот заструился по ее лицу и шее. У нее подвело живот, руки начали дрожать. Женщина не могла сглотнуть, не могла дышать. Она сделала судорожный вдох и вскочила на ноги, охваченная безумным желанием размозжить себе голову о каменную стену, чтобы разом покончить с этим кошмаром.

Но разум возобладал. Страх чуть не лишил ее рассудка, и все же она заставила себя обдумать ситуацию. Было позднее утро. В ее распоряжении оставался почти весь день и целая ночь, чтобы придумать план побега.

И что тогда? Что, если она сумеет убежать?

Китиара опустилась на стул. Она останется жить, и это кое-чего стоило, но до самой смерти она будет в бегах. Китиара, которая была Повелительницей Драконов, предводительницей армий, завоевательницей народов, принуждена будет скрываться в лесах, спать в пещерах, воровством добывать свой хлеб. Позор и бесчестье такого жалкого существования будет вынести тяжелее, нежели несколько часов мучительной казни.

Китиара уронила голову на руки. Единственная слеза обожгла ей щеку, и Кит со злостью смахнула ее. Никогда еще не испытывала она такого отчаяния, никогда еще не была в столь безвыходной ситуации. Ей нужно попытаться вступить в сделку с Ариакасом, но предложить было нечего.

Сделка.

Китиара подняла голову и вперила взгляд в темноту. Да, она может вступить в сделку, но не с Ариакасом. Кит не знала, сработает ли это. Одна половина ее существа надеялась, другая — нет. И все же попробовать стоило.

Никогда в жизни не просила она о милости, ни разу не произносила молитвы. Она даже не знала, как это делается. Жрецы и священники опускались на колени, унижались перед своими Богами. Китиара не думала, что Богам это особенно нравилось, особенно такой, могущественной Богине, как Такхизис, Богине, осмелившейся начать войну на земле и на небе.

Китиара встала. Сжав кулаки, она выкрикнула:

— Королева Такхизис! Тебе нужен Лорд Сот! Я могу привести его под твои знамена. Я — единственная из твоих Повелителей, у кого хватит мужества и сил противостоять Рыцарю Смерти и убедить его послужить нашему делу. Помоги мне сегодня убежать из этой тюрьмы, а я сделаю остальное.

Темная Госпожа умолкла. Она ждала чего-то, правда и сама не знала, чего именно. Какого-то знака, что Богиня услышала ее, приняла ее условия. Она видела, что жрецы получают подобные знамения, или, во всяком случае, утверждают это. Пламя нисходит на алтарь, камень начинает кровоточить. Она-то всегда полагала, что это простые фокусы. Ее маленький братец, Рейстлин, объяснял ей, как это делается.

Китиара не верила в чудеса и все же просила о чуде.

Возможно, потому-то знамения ей дано и не было. Тьма осталась такой же непроницаемой. Она не услышала голоса, вообще ничего, кроме биения собственного сердца. Она почувствовала себя глупо, но на нее снизошло спокойствие. Спокойствие отчаяния.

Ей оставалось только ждать смерти.

День, начавшийся для Китиары столь отчаянно, оказался более счастливым для ее соперницы. Лорана упросила грифонов доставить их в Ледяной Предел, и они исполнили желание принцессы, хотя и отказались подлетать близко к Ледяному Замку, объяснив, что там обитает драконица. Они уверили эльфийку, что не боятся драконов, но не смогут сражаться с всадниками на спинах.

Грифоны сказали Лоране, что ей и ее спутникам понадобится помощь, если они собираются остаться в Ледяном Пределе. Без укрытия, еды и теплой одежды им не выжить. В этих местах обитали кочевники, или ледяной народ. Друзья могли рассчитывать на их гостеприимство, если местных жителей удастся убедить, что пришельцы не причинят им зла.

Когда они пролетели над морем и оказались над ледяной пустыней, несколько грифонов отделились от группы, чтобы разведать, где драконица, и поискать поселение ледяного народа. Разведчики скоро вернулись, сообщив, что нашли стоянку кочевников. Грифоны приземлились на некотором расстоянии от лагеря, опасаясь, что, увидев огромных крылатых зверей, люди обратятся против их седоков.

„Ледяной народ не питает ни малейшей любви к Феал-хасу, — на прощание сообщили Лоране грифоны, — поскольку чародей и верные ему таной уже несколько месяцев ведут с ними войну“.

Грифоны поднялись в воздух, еще раз посоветовав Лоране подружиться с местными жителями. Они были отважными воинами и могли оказаться ценными союзниками.

После того как грифоны улетели, друзья нашли укрытие под разбитой и перевернутой лодкой. Никогда раньше им не приходилось видеть такой лодки, поскольку предназначалась она для того, чтобы скользить по льду, а не по воде, и к ее днищу были приделаны острые полозья.

Лодка, в какой-то мере спасала от пронизывающего ветра, но не от пробирающего до костей мороза. Друзья стали обсуждать, как лучше обратиться к местным жителям. Грифоны сообщили им, что большинство кочевников говорят на общем языке, поскольку летом, когда бывает хороший улов, они продают рыбу на рынках Ригитта. Элистан предложил послать к ним Лорану, как искусного дипломата. На это Дерек возразил, что они не знают, как ледяной народ относится к эльфам, и вообще доводилось ли кочевникам их видеть.

Прижавшись друг к другу под обломками лодки, они обсуждали различные возможности или, вернее, пытались обсуждать, поскольку из-за чудовищного холода едва могли шевелить губами. Внезапно их спор был прерван рычанием, доносившимся снаружи. Какое-то животное ревело от боли. Дерек и остальные рыцари вышли посмотреть, что происходит. Тассельхоф немедленно увязался за ними. Стурм отправился вслед за Тасом, а Флинт пошел за Стурмом. Гилтанас, сказав, что не доверяет Дереку, двинулся за остальными вместе с Элистаном, который решил, что может оказаться полезен. У Лораны не было ни малейшего желания оставаться в одиночестве, и так вся группа последовала за рыцарем, что привело его в бешенство.

Они увидели огромного белого медведя, которого кололи копьями два драконида-капака. Медведь стоял на задних лапах и, рыча, отбивался могучими лапами. Красная кровь струилась по белому меху. Лорана удивилась, почему медведь просто не убежит, и тут увидела, что он пытается защитить двух детенышей, съежившихся у него за спиной.

— Так, значит, эти гнусные слизняки добрались и сюда, — мрачно проговорил Флинт.

Он потянулся за своим топором, висевшим в чехле за спиной. Но руки гнома онемели от холода, несмотря на перчатки, и он уронил топор, который со звоном ударился о лед.