— Тоже мне соглядатай! — сказал наконец Верминаард. — Это же недоумок! Только и может, что разевать рот, словно рыба на песке!..

— Насколько я понял, он глух и нем. Повелитель… — Тоэд обливался потом.

Верминаард невольно сморщил нос: даже драконий шлем не мог спасти от зловония, источаемого потеющим хобгоблином.

— Итак, ты пленил овражного гнома и шпиона, лишенного слуха и языка, — ядовито заметил Верминаард. — Молодец, Тоэд. Может, ты мне еще букетик цветов соберешь?

— Как будет угодно Повелителю… — Тоэд почтительно поклонился.

Верминаард неслышно засмеялся под шлемом. Все-таки Тоэд был забавен; какая жалость, что его так и не удалось приучить хотя бы изредка мыться, Верминаард махнул рукой:

— Убери их. И сам убирайся.

— Как поступить с пленниками. Повелитель?

— Овражного гнома — скормить Углю нынче же вечером. Шпиона — в рудник. Да вели не спускать с него глаз — он очень, очень опасен! — И Повелитель Драконов расхохотался.

Пирос скрипнул зубами и про себя обозвал Верминаарда идиотом.

Тоэд вновь поклонился.

— Шагай, ты!.. — рявкнул он, дергая цепь, и мужчина, спотыкаясь, поплелся за ним. — Вставай! — Тоэд пнул Сестана ногой. Бесполезно: овражный гном, услышавший, что его собираются скормить дракону, рухнул без чувств. Пришлось звать драконида, который и выволок его вон.

Верминаард сошел с трона и, вернувшись к столу, скатал свои карты в толстый рулон.

— Отправь к войску крылана — пусть доставит приказы, — велел он Пиросу. — Завтра утром вылетаем жечь Квалинести. Будь готов, когда я позову!

Когда за Верминаардом захлопнулись золоченые створки, Пирос — все еще в человеческом обличье — поднялся из-за стола и лихорадочно зашагал по комнате.

Из-за входной двери снова послышалось царапанье.

— Повелитель Верминаард удалился к себе! — крикнул Пирос, разгневанный тем, что кто-то посмел прервать его размышления.

Дверь чуть-чуть приоткрылась.

— Я хотел бы видеть только тебя, о Царственный, — прошептал в щелку драконид.

— Войди, — разрешил Пирос. — Только будь краток!

— Предатель преуспел, о Царственный, — тихо доложил драконид. — Правда, ему удалось отлучиться лишь ненадолго, дабы не навлечь на себя подозрений. Но он привел жрицу…

— Да провались она в Бездну, эта жрица! — зарычал Пирос. — Кому она нужна, кроме Верминаарда? Ступай сообщи ему… хотя нет, погоди.

Драконид, уже шагнувший к двери, остановился.

— Я пришел к тебе первому, как ты и велел, — сказал он извиняющимся тоном, готовясь спешно откланяться.

— Нет, не ходи к нему, — вскидывая руку, распорядился дракон. — В конце концов, для меня эти новости тоже представляют некоторый интерес… Нет, я не про жрицу — тут пахнет кое-чем покрупнее. Вот что: я должен встретиться с нашим вероломным дружком. Приведешь его вечером ко мне в логово, да смотри не говори Повелителю Верминаарду… пока. Он может нам помешать… — Мысль Пироса мчалась стремительно: его планы готовы были осуществиться. — Верминаарду, — сказал он, — хватит дела и в Квалинести.

Драконид поклонился и вышел из тронного зала. Пирос же снова заходил взад и вперед, потирая ладони и улыбаясь.

— Оставь эти штучки, нахал! — нарочито тонким голосом пропищал Карамон и шлепнул Эбена по руке, проникшей было под его юбку.

Женщин, сидевших в комнате, до того рассмешила эта выходка двоих воинов, что Танис нервно оглянулся на дверь — уж не заподозрили ли чего стражники-дракониды?

От Маритты не укрылся его встревоженный взгляд.

— Насчет них можно не волноваться, — сказала она ему. — На нашем этаже стражников всего двое, да и те большей частью пьянствуют, особенно теперь, когда армия выступила в поход… — Подняв голову от шитья, она обвела глазами подруг и тихо сказала: — Пускай посмеются, бедняжки. Последнее время нам не часто удавалось повеселиться…

В камере обитало тридцать четыре женщины, и, по словам Маритты, в соседнем помещении содержалось еще шестьдесят. Условия здесь были таковы, что закаленные трудностями путешественники и те содрогнулись. Пол покрывали грубые соломенные циновки. Женщины не располагали никаким имуществом, кроме одежды. Раз в день, по утрам, их выпускали наружу для короткой прогулки, а все остальное время заставляли шить военную форму для драконидов. Еда же была такова, что всего за несколько недель заточения женщины превратились в худые и бледные тени.

Слова Маритты несколько успокоили Таниса. Он познакомился с нею всего несколько часов назад, но уже привык доверять ее мнению. Это ведь она сумела мигом утихомирить перепуганных подруг, когда спутники ввалились к ним в камеру. А потом, узнав об их намерениях, первая согласилась, что все может получиться.

— Наши мужики будут с вами заодно, — сказала она Танису. — Если кто и напакостит, так разве только Высокие Искатели…

— Высокие Искатели? — переспросил Танис изумленно. — Ты говоришь о Совете? Они тоже в плену?..

Маритта, хмурясь, кивнула:

— Они поверили черному жрецу и поплатились за это. И они нипочем не захотят бежать — и то сказать, для чего бы? В шахту их не посылают — сам драконий Повелитель об этом распорядился. Но мы — с вами! — И она обвела взглядом подруг те твердо кивнули. — Только при одном условии: дети должны быть вне опасности…

— Этого я, к сожалению, обещать не могу, — сказал Танис. — Чтобы вызволить их, возможно, придется биться с драконицей и…

— С Пламенеющей? Фу ты! — Маритта смотрела на него с искренним недоумением. — Да зачем же обижать нашу бедняжечку? Скажу тебе даже больше: только троньте ее, и сейчас же на вас налетит половина детей. Они так ее любят!

— Любят? Драконицу?.. — спросила Золотая Луна. — Она что, заколдовала их?

— Нет. Я думаю, Пламенеющая давным-давно разучилась колдовать, если когда и умела. — Маритта грустно улыбнулась. — Она, понимаете ли, не шибко нынче соображает. Ее выводок некогда погиб в какой-то ужасной войне, и теперь она путает наших ребятишек со своими. Не знаю уж, где выискал старушку Повелитель, да только жестоко это — так с нею поступать, и, надеюсь, он когда-нибудь за это ответит! — И она сердито оборвала нитку, а потом, видя беспокойство полуэльфа, добавила: — Детей выпустить будет не трудно — Пламенеющая всегда допоздна спит по утрам. Мы кормим детей завтраком, выводим их погулять — а она и ухом себе не ведет. Она ничего не заметит, пока не проснется…

Впервые обретя надежду, женщины принялись перекраивать старую одежду для мужчин, и все шло хорошо, пока не добрались до примерки.

— Что? Бриться?!. - взревел Стурм с такой яростью, что женщины шарахнулись прочь. Гордый рыцарь был отнюдь не в восторге от затеи с переодеванием; если он вообще на это пошел, то лишь потому, что обширное открытое пространство между крепостью и рудником иначе было не пересечь. Однако он скорее согласился бы принять от руки Повелителя сотню жутких смертей, нежели расстаться с усами. Он успокоился лишь после того, как Танис предложил ему закутать лицо шарфом.

Стоило, впрочем, преодолеть эту загвоздку, как тотчас же возникла другая. Речной Ветер наотрез отказался рядиться женщиной и никаких доводов слушать не желал. В конце концов Золотая Луна отозвала Таниса в сторону и объяснила: в их племени было принято, чтобы воин, запятнавший себя трусостью в битве, ходил в женском платье, покамест не искупит вины. Танису осталось только развести руками; что до Маритты, она и так не знала, во что одевать рослого варвара.

После жарких споров было решено, что Речной Ветер закутается в широкий плащ, сгорбится и обопрется на клюку, изображая древнюю бабку.

Лорана подошла к Танису — тот примерял платок, надеясь спрятать в нем бороду.

— А ты почему не побреешься? — спросила она. — Или в самом деле кичишься своей человеческой половиной, как говорит Гилтанас?

— Зачем же кичиться, — ответил он ровным голосом. — Просто надоело делать вид, будто ее нет, — вот и все… — Набрал полную грудь воздуха и решительно произнес: — Лорана, я должен попросить у тебя прощения за те мои слова… в Сла-Мори. Я не имел никакого права…