— А я никогда и не претендовал на совершенство, Лорана, — сказал он тихо.
Серебряная и алая луны выплыли в небо; ни та ни другая не были полны, но светили достаточно ярко, и Танис разглядел слезы в лучистых глазах Лораны. Он потянулся обнять девушку, но она отшатнулась.
— Верно, не претендовал! — выговорила она с презрением. — Но как тебе льстит, когда другие считают тебя таковым!
И, словно не видя его протянутых рук, она выхватила из стенной скобы факел и скрылась во тьме, лежавшей за Вратами Торбардина. Танис проводил ее взглядом. Он видел, как играл свет факела в ее волосах цвета меда, видел, как она уходила, похожая на колеблемую ветром стройную осинку их общей родины — Квалинести…
Он смотрел ей вслед и скреб пятерней густую рыжеватую бороду, которая нипочем не росла ни у одного эльфа на Кринне. Он хотел поразмыслить над последними словами Лораны, но в памяти неизвестно почему всплыла Китиара. Возникли перед глазами ее коротко подстриженные, вьющиеся черные волосы, ее очаровательная, лукавая улыбка, ее огненный, неуправляемый нрав… и чувственное, сильное тело, тело опытной воительницы…
Но, к своему изумлению, он обнаружил, что образ Китиары расплывался, бледнел, истаивал в сиянии спокойных и чистых, чуть раскосых, лучезарных эльфийских глаз…
Из недр горы докатился раскат грома, и стержень, двигавший каменные Врата, шевельнулся. Танис проследил за медленным движением неподъемной громады и вдруг решил не идти внутрь. «Закопаться живьем в могилу…» Он улыбнулся, припомнив слова Стурма, но душа невольно содрогнулась. Он долго стоял перед Вратами, несокрушимой преградой воздвигшимися между ним и Лораной. Вот наконец они с глухим грохотом встали на место. Склон горы был пуст, холоден и угрюм.
Со вздохом поправил Танис плащ на плечах и зашагал к лесу. Даже в снегу было приятнее спать, чем под землей, и потом, пора было начинать себя приучать: ведь Пыльные Равнины, которые им предстояло пересечь на пути в Тарсис, скорее всего были завалены снегом, хотя зима едва началась.
Подумав о предстоявшем путешествии, Танис поднял голову к небу. Ночное небо, усеянное звездами, было прекрасно. Но красоту эту непоправимо портили две зияющие пустые дыры. Два отсутствующих созвездия, о которых без устали твердил Рейстлин.
Дыры в небе… Дыры в нем самом…
После стычки с Лораной Танис почти радовался новому походу. Все его спутники согласились идти с ним; Танис знал, что они так толком и не прижились среди беглецов.
Подготовка к путешествию отнимала у него все время, так что не надо было особенно кривить душой, убеждая себя — ему-де не было дела, что Лорана стала его избегать. Да и сам поход обещал поначалу быть чистым удовольствием. Ни дать ни взять вернулись золотые осенние дни: солнце ярко сияло, согревая воздух. Один только Рейстлин выбрал для себя плащ потеплее.
И даже разговоры между спутниками, пока они пересекали северную часть Равнин, были полны веселья и добродушного подшучивания — каждый вспоминал счастливые и беззаботные денечки, вместе прожитые когда-то в Утехе. Никто не заговаривал о том темном и страшном, с которым им пришлось совсем недавно столкнуться. Каждый хотел ждать от будущего только добра и пытался хотя бы на время выкинуть из памяти дурное.
По вечерам Элистан объяснял им учение древних Богов, почерпнутое из Дисков Мишакаль, которые он нес с собою. Рассказы его наполняли миром их души и укрепляли их веру. И даже Танис, который провел всю жизнь в поисках чего-то, во что можно было бы верить, а теперь, когда вера была обретена, взирал на нее со скепсисом — даже он в глубине души чувствовал ее справедливость. Ему хотелось уверовать, но что-то сдерживало его, и, глядя на Лорану, он сознавал, что именно. Пока он не разрешит своих внутренних противоречий, не примирит свою человеческую половину с эльфийской — душевного спокойствия ему не видать.
Только Рейстлин не принимал участия ни в веселом подтрунивании, ни в вечерних беседах у походного костра. Целыми днями маг изучал свою книгу заклинаний и только рычал на всякого, кто осмеливался оторвать его от занятий. После ужина — а ел он по-прежнему очень мало — он сидел в одиночестве, глядя в ночное небо с двумя зияющими дырами в звездном ковре, которое, казалось, отражали его бездонные зрачки, похожие на песочные часы.
Но через несколько дней путешествия настроение спутников начало меркнуть. Тучи затянули солнце, с севера задули холодные ветры. Пошел такой густой снег, что однажды они вообще не смогли продвинуться вперед и были вынуждены укрыться в пещере, пережидая, пока выдохнется буран. По ночам же они выставляли двойную стражу, хотя почему именно, никто не взялся бы объяснять — только то, что в воздухе витало все возрастающее ощущение опасности и угрозы. Речной Ветер недовольно поглядывал на след, остававшийся за ними в снегу. Как выразился Флинт, их без труда выследил бы даже слепой овражный гном. Все чувствовали угрозу, каждому мерещились подглядывающие глаза, подслушивающие уши…
Но кто мог угрожать им здесь, посреди Пыльных Равнин, где вот уже триста лет не жили ни люди, ни звери?..
Дракон и его хозяин. Безрадостное путешествие
Дракон со вздохом подогнул громадные крылья и выволок свое тяжелое тело из ласковых вод горячего источника. Ему понадобилось усилие, чтобы заставить себя шагнуть из облака клубящегося пара в морозный воздух, от которого разом защипало нежные ноздри и запершило в горле. Болезненно сглотнув, дракон все-таки поборол искушение вернуться в теплый пруд и полез на высокий скальный карниз, высившийся над головой.
Он раздраженно царапал когтями обледенелые камни: пар, поднимавшийся над источниками, почти немедленно оседал на морозе кристаллами скользкого инея. Камни трещали и крошились под его тяжелыми лапами и, подпрыгивая, скатывались вниз, в долину.
Один раз он поскользнулся и на какой-то миг потерял равновесие. Мигом развернув широкие крылья, он легко удержался на склоне, но, конечно, настроение его от этого отнюдь не улучшилось.
Утреннее солнце, заливавшее вершины гор, коснулось его боков. По синим чешуям побежали золотые блики, но теплее дракону не сделалось. Он встряхнулся, топая лапами по мерзлой земле. Нет, синие драконы не были созданы ни для морозных зим, ни для путешествий по таким вот Богами забытым местам…
С этой мыслью — а она, правду сказать, не покидала его в течение всей бесконечно долгой, зябкой ночи — дракон по имени Скай огляделся по сторонам в поисках хозяина.
Повелитель Драконов стоял на выступе скалы — внушительная фигура в рогатом драконьем шлеме и латах, повторявших узор чешуи синих драконов. Плащ его развевался и хлопал на стылом ветру. Повелитель с пристальным интересом разглядывал что-то на беспредельных плоских равнинах, раскинувшихся далеко внизу.
— Поди лучше погрейся в палатке, — сказал Скай, а про себя добавил: и меня отпусти поваляться в теплом пруду. — Ишь, какой ветер! Студит до костей. И что ты тут торчишь?
В самом деле, впору было предположить, что Повелитель составляет план битвы, предначертывая движение армий и удары драконьих стай. Однако в этом нынче не было нужды. Захват Тарсиса был предопределен давным-давно, и к тому же другим Повелителем, ибо в этих местах распоряжались алые драконы.
«Нам, синим, и нашему Повелителю хватает дел и на севере, — раздраженно думал Скай. — И вот поди же ты, мерзну здесь неизвестно зачем, и вместе со мной — целая стая синих драконов…»
Слегка повернув голову, он покосился на своих соплеменников, — те расправляли крылья спросонья и радовались теплому пару источников, отогревавшему озябшие сухожилия.
«Дурни!.. — фыркнул про себя Скай. — Все, чего им надо для счастья, — это взмах руки Повелителя, который бросит их в атаку. Озарять своими смертоносными молниями небеса, жечь города — вот и вся их жизнь. Они безоговорочно и слепо верят своему Повелителю. И, вообще говоря, правильно делают, — добавил про себя Скай. — Кто, скажите на милость, ведет нас от победы к победе и притом умудрился до сих пор не потерять ни одного дракона?.. Они предоставляют мне задавать все вопросы — ведь это я ношу Повелителя на своей спине, кому же, дескать, если не мне… Что ж, пускай будет так. Мы с Повелителем отлично понимаем друг друга…»