Подобно золоту и алмазам!

Ладно, скорее всего, это, конечно, не золото и не алмаз, а нечто иное, название чего знают только гномы.

Кендер сунул камень в один из своих кошельков, сел на корточки и взглянул на блики лунного света, скользившие по поверхности воды. Позади него залаяла в кустах лисица. Ночная хищная птица — наверное, сова — закричала где-то невысоко в небе, кролик в панике юркнул в свою нору.

Сухие листья непрестанно шуршали под ногами обитателей леса, кого-то преследующих и от кого-то спасающихся.

"Интересно, — подумал кендер, — почему это говорят: "тихий, как ночной лес"? Да в ночном лесу шумно, как на ярмарке!"

Лавим тихонько засмеялся. Что-то в последнее время он начал частенько разговаривать сам с собой.

"Возможно, старею, — подумал он. — Люди считают, что старик говорит сам с собой потому, что знает: он сам и есть тот единственный, кто даст ему правильный ответ на все вопросы".

Лавим уселся поудобнее и стал наблюдать за ночным лесом, освещенным лунным светом.

"Нет, — подумал он, — я ведь размышляю, а не просто беседую сам с собой, значит, я вовсе не так уж и стар. Шестьдесят лет — разве же это возраст? Может, мои глаза и стали видеть хуже, чем. раньше, но разве не я помог молодому Станаху спастись от драконидов?!"

Он улыбнулся: "Верно. И поскольку мы рассуждаем о Станахе…"

О, как хотелось Лавиму вновь — совсем ненадолго — взять в свои руки флейту мага. Но Станах берег ее и не спускал с нее глаз.

"Все, чего я хочу, — говорил сам себе Лавим, — это взять флейту на минутку или две… Я понимаю, она дорога ему, потому что Музыкант был его другом, и таким хорошим другом! Бедный Станах. Ему, наверное, так одиноко без Музыканта! Особенно сейчас, вдали от дома родного. Хотя он и будет безумно счастлив, если ему удастся принести Меч в Торбардин. Да, о чем это я? Ага, правильно, о флейте. Станах должен будет ужасно обрадоваться, когда найдет ее снова, — ну если я всетаки сумею взять у него на время флейту".

Лавим усмехнулся, глядя на красную и серебристую луны. Он не сомневался, что сумеет заполучить флейту, — это всего лишь вопрос времени.

Флейта не выходила из головы кендера с той минуты, как он впервые увидел ее. Он сумел извлечь из нее всего две или три ноты, прежде чем Станах отобрал ее у него. Теперь Лавиму нестерпимо хотелось знать: какого рода заклинания живут в магической флейте? Может быть, те заклинания, которые научат хорошо петь?

Лавим обхватил согнутые колени руками. Да, заклинания, которые учат хорошо петь… Он ничего не понимал ни в песнях, ни вообще в музыке, но он уже знал, как должен играть на флейте мага, если снова возьмет ее в руки.

Кендер поднялся на ноги; Время шло, земля уже стала совсем холодной, а он еще не поймал никакой дичи на завтрак. Правда, ему этого и не поручали.

Он скользнул в лес, думая о флейте, кроликах и о куропатке, принесенной Тьорлом.

Поднимавшийся от горки углей дымок благоухал жареной куропаткой. Станах смотрел сверху на стоянку и удивлялся: когда же кендеры спят? Лавима нигде не было видно. У костра спала Кельда. Тьорл спал под кустом боярышника сидя, положив голову на согнутые колени.

Станах стал спускаться с холма к стоянке. Теперь дежурить должен Тьорл. И все, что Станах сейчас хотел, — немножко погреться у огня, а потом найти не слишком каменистое место и поспать.

Деревья отбрасывали слегка колеблющиеся в свете костра черные тени. Станах посмотрел на Меч Бури, лежавший под согнутой рукой Кельды, и увидел отблеск огня на стали. Клинок был наполовину обнажен, и Станах тихонько, чтобы не разбудить Кельду, вложил его обратно в ножны.

Вот его рука коснулась неровности на рукояти… Он как раз собирался сгладить ее, на мгновение отвернулся от Меча, и тут пламя вспыхнуло в его глазах, и он, прежде чем свалился без чувств на каменный пол кузницы, ощутил, как течет по шее кровь.

Пульсировавший сейчас в стали темно-красный свет не был отражением огня. Подумав минутку, Станах вынул Меч Бури из ножен — вынул так осторожно, что Кельда не проснулась и не забеспокоилась во сне. Он медленно встал и шагнул в сторону. Меч Бури кузнец держал на вытянутых руках.

Киан умер за этот Меч. И маг тоже.

"Слуги Рилгара, конечно, искали мага, когда он исчез. И конечно, они видели пирамиду. Мне не следовало ее строить", — думал Станах. Он встряхнул головой. Нет, тейварцы все равно рано или поздно обнаружили бы тело Музыканта. По карканью ворон. Станах вздрогнул.

"Делай то, что ты должен делать". Это были последние слова мага, сказанные ему.

"Я и делаю то, что должен", — подумал Станах.

Что он хотел сделать? Найти Музыканта, взять Меч у Кельды, и идти к Хорнфелу, и оставить своих спутников умирать: ведь их, конечно, схватят тейварцы. А ему-то что за дело?!

Станах взглянул на Кельду. Читать в ее сердце ему было так легко! Но когда же она сама поймет, что по уши влюбилась в бродягу, отдавшего ей Меч?!

"Поймет, когда узнает, что он мертв", — прошептал Станах.

Он посмотрел на Королевский Меч, лежавший сейчас на его ладонях. Конечно, ему надо было забрать Меч в первую же ночь в Квалинести. Он должен был с легким сердцем оставить и Кельду, и Тьорла, и Лавима в лесу и немедленно отправиться в Торбардин. Поскольку он тогда этого не сделал, то теперь поступил так, как ему казалось наилучшим: позволил Кельде самой нести Меч в Торбардин. Он позволил ей любить мертвого человека. "Прости меня", — сказала Кельда, когда он сидел у тела друга. Она положила на его руку свою, без слов говоря, что по крайней мере в этот момент он не одинок. Она утешала его, как родственная душа, как сестра. Нет, он никак не может сейчас уйти от своих товарищей, оставить их тейварцам. Станах встал на колени возле Кельды и вновь вложил Меч Бури в ножны.

"Ну что же, — думал Станах, — понимаешь ли ты меня? Ты тоже одинока, потеряла родных и друзей. Да, ты понимаешь меня, моя маленькая сестра". Он потуже затянул тесемки на ножнах и пошел будить Тьорла.

Финн взглянул на свой окровавленный нож — он только что прирезал драконида. Он быстро выдернул нож, пока лезвие не застряло в каменеющем теле мертвого врага. Как всегда, к горлу подступила тошнота. Финн ненавидел этих ублюдков живыми и испытывал отвращение к ним мертвым. Дракониды убили его жену и сына. Сколько он их ни убивал — все мало!

Пахло потом, кровью, гарью. Дым от подожженных фургонов поднимался к вершинам высоких сосен и потом, уносимый холодным утренним ветром, скользил вниз, к пойме реки. Еще до рассвета Финн и его парни напали на патруль драконидов, охранявших три фургона с армейским имуществом.

"До рассвета и на рассвете, — думал Финн, — они видели свой последний сон, и сон этот был страшен".

Ни один из его ребят не был убит, но, правда, некоторые были ранены. Финн улыбнулся и огляделся вокруг — увидев в дальнем конце вырубки Лера, он окликнул его и призывно помахал рукой. Легкий ветерок лениво лохматил темные волосы Лера; тот кивнул и, огибая обгоревшие фургоны и легко перепрыгивая через окаменевшие тела драконидов, поспешил к своему командиру.

— Больше нигде драконидов не видно?

Лер отрицательно покачал головой.

— Только эти, вождь. Я недавно поднимался на гору — оттуда далеко видно. — Никого, одни вороны, и они очень удивлены, что после такой драки им ничего не досталось на завтрак! — Глаза Лера озорно сверкнули. — Бедные птицы! Что же им достанется на обед?! Даже уже и не камни, а просто пыль.

Финн задумчиво хмыкнул.

— Лагерь будет у реки, Лер. Когда твой брат перевяжет раненых, оба приходите ко мне.

— Да, вождь. — Но ответ Лера прозвучал вопросительно.

Финн, однако же, промолчал, и Лер, пожав плечами, пошел искать брата. Вождь вообще редко объяснял свои приказы, да Лер и не считал, что командир должен это делать, хотя случалось — вот как сейчас, — он пытался узнать что-нибудь, о чем Финн умолчал.