Почти взрослая девочка дрожала на захудалых зимних улицах Тарсиса, ее лохмотья охватывали тонкие плечи, ее лицо ясно свидетельствовало о постоянном голоде. Сверкая золотом, мимо проходила группа сильванестийцев, высоко подобрав полы своих одежд, чтобы не запачкаться в потоках сточных вод. Один из них повернулся и увидел Фэйр, ребенка, чье лицо было больше похоже на череп, чем на человеческое лицо. Одной рукой эльф отвел в сторону край своих одежд из парчи и шелка, сверкающих драгоценностями. Другой он прикрыл свои губы и нос, поскольку один из его спутников бросил медную монету Фэйр. Монета упала в грязь, в лужу помоев.

Фэйр бросилась за ней, не думая о том, что ей придется возиться в грязи и отбросах, чтобы найти ее. На эту монету можно было прожить целую неделю! Достаточно для того, чтобы уберечь свою сестру от борделя, куда большинство девочек из трущоб шли, чтобы зарабатывать себе на пропитание. Фэйр раньше служила там сама из-за нужды, но она никогда не позволит сделать это своей сестре. Никогда. Когда она поднялась, собираясь поблагодарить, она увидела только спины эльфов и услышала их последние слова:

"Мерзкое трущобное отродье. Зачем ты это сделал, Далин? Это создание — не наша забота".

"Не наша", — согласился его спутник. "Но это должно было задержать ее, чтобы она не последовала за нами".

Однако трущобное создание последовало, так как Красный Самоцвет парил сейчас над землей Сильванести. Она последовала за эльфами до самого дома, разве нет? Ей потребовались годы, но, в конечном счете, она это сделала. И сейчас, будучи Повелительницей в армии богини, которую эльфы ненавидели больше всех, Фэйр Керон приберегла свою благодарность за их обращение с ней, благодарность, которая так долго откладывалась.

Кровавый Самоцвет сделал вираж и повернул, по-прежнему направляясь на север. Когда он приблизился к северным границам Земли Сильванести, где деревья были не такие могучие, и уже видел Халакистовые Горы, он почувствовал поднимающиеся потоки горячего воздуха. Три поселения были в огне, едкие запахи ужаса и смерти разливались в небе. Повсюду вокруг руин лежали тела, большинство из которых явно были зарублены прямо на месте. Некоторые были убиты дротиками и ясеневыми копьями. Они выглядели как насекомые, пришпиленные к обзорной доске. Нетерпеливый отряд вражеской армии прорвался через пылающую изгородь в каменистую местность, за которой располагались эти три поселения. Нападающих было кому встретить — судя по тому, как они, потрепанные, бежали из четвертой деревни ниже по реке, эльфы встретили их луками и сталью.

Фэйр Керон снова засмеялась, и снова этот звук сорвался с ее губ. "Посмотри-ка! Защитники. Но теперь им не справиться, не так ли?"

Разумеется, нет. С поразительной скоростью красный дракон камнем упал с неба, внезапно возникнув в хмуром синем небе прямо над полем сражения. Эльфы на земле посмотрели наверх, и их лица побледнели и вытянулись. Один из них, самоуверенный глупец, вскинул свой лук и собрался выпустить стрелу. Кровавый Самоцвет заревел, звук был таким громким, что воздух заколебался, а земля затряслась. Крики, как слабые писки мошкары, донеслись с поля боя. Эльф, вообразивший себя удачливым стрелком, упал на колени, перепуганный до смерти. Его лук упал на землю, как бесполезная палка.

"Сухостой", подумал Кровавый Самоцвет. "А!"

Он оттолкнулся своими могучими крыльями, снова набирая высоту, и повернул к деревне. Здесь ничего не горело, ни дом, ни амбар, ни лесные заросли. Это ему не понравилось. На земле группа драконидов бросилась в гущу защитников, размахивая булавами, а их жуткие вопли походили на крики камней. С такой высоты Кровавый Самоцвет видел кровь, покрывавшую булавы, хотя и не мог ее почуять. И хорошо, что не мог. Если бы он почувствовал кровь, он бы учуял и запах этих выродков-драконидов. Он лег на крыло и повернул. Фэйр Керон на его спине издала дикий воинственный клич.

Кровавый Самоцвет с жутким ревом снизился, нависая над осинами, поскольку дракониды оттеснили эльфов в темноту леса. Позади него вспыхнул дом, загоревшись от факела в лапах драконида. Внутри истошно закричала женщина, заплакал ребенок, но треск обрушившейся крыши заглушил их вопли. Сладкое зловоние горящей плоти поднималось вместе с черным дымом.

"Славный маленький пожар!" — крикнула Фэйр Керон. "Но мы можем лучше!"

Кровавый Самоцвет набрал воздуха в легкие, а затем, словно они были кузнечными мехами, пропустил его через то место в горле, где рождается драконий огонь. Как знамя самой смерти, языки пламени вырвались из его клыкастой пасти и коснулись верхушек осин. Кровавый Самоцвет летел дальше, поджигая все деревья перед собой на обеих сторонах. Эльфы закричали от ужаса. Мужчины, женщины, дети были загнаны в смертельную западню, отрезанные с трех сторон пламенем, а с четвертой — кошмарными созданиями, крылатыми драконидами, чьи рептильи глаза не содержали ни капли сострадания, чьи мощные хвосты могли переломать врагу кости одним ударом. Эти дракониды относились к самому низшему племени баазов, и лучшим удовольствием для них было убивать. Говорили, что они наслаждаются своими убийствами.

"Мы возвращаемся", — закричала Повелительница. "Это развлекло меня, но у меня еще есть дела, которыми нужно заняться до завершения ночи".

Кровавый Самоцвет неохотно повернул на север, в сторону Халакистовых Гор и военного лагеря. Позади них дракониды заканчивали их работу, сжигая каждый дом в деревне, убивая любого мужчину, женщину, или ребенка, которого они находили. Одному, или двум удалось скрыться. Фэйр Керон заметила их с высоты, но не стала ничего предпринимать. Пусть бегут. Пусть уходят вниз по реке к другим городам, причитая и плача от ужаса, пока их стенания не достигнут ушей их короля, самого Говорящего Лорака. Пусть они знают, что она идет!

Днем Даламар трудился в душной кухне своего хозяина, в заплесневелых винных подвалах, где занимался ловлей крыс, или на чердаках под высоким карнизом, где к удовольствию Эфлида сортировал старую одежду в затхлом неподвижном воздухе жарких будней. Если же день выдавался дождливым, Эфлид удостоверивался, что Даламар работает снаружи: иногда в садах, чтобы защитить слабые растения от ливней, а иногда после дождя, упорно пробираясь через грязь, чтобы установить, какой ущерб был нанесен.

"Это несправедливо," бормотала молодая женщина, которая прислуживала за столом хозяину во время завтрака. "Он относится к вам хуже, чем относится к любому из нас, Даламар. Как вы выдерживаете это?"

"Это — наш путь," сказал Даламар.

Они стояли в кухонных дверях, ведущих в сад, глядя на небо, затянутое свинцовыми облаками. Даламар поднял пучок соломы с пола, видимо оторвавшегося от корзины с вином.

"Обычное дело. Эфлид хочет кое-что от меня, и я хочу убедиться, что он не получит это".

Молодая женщина, Лейда, дочь женщины, которая служила в палатах Рэлэна всю свою жизнь и ребёнок мужчины, который все ещё служил там, смотрела на него блестящими зелеными глазами. Когда-то она думала, что любит Неистового Бегуна, молодого человека, которого она видела в городе, так красиво выглядящего в своем кожаном одеянии и зеленой рубашке. Не имело значения, что их жизненные пути никогда не пересекались. Не имело значения также то, что сын Защитника Дома никогда и не смотрел в ее сторону, разве что иногда приказывал снова наполнить свой кубок элем.

Когда война забрала очаровательного солдата на север, Леида плакала приблизительно около часа, а затем обратила свое внимание ближе к дому и темноглазому волшебнику, который внезапно показался ей более красивым чем Неистовый Бегун для того, чтобы быть к нему ещё более близкой.

"И что тогда?" спросила она Даламара — "Что хочет Эфлид?" Используя только проворные пальцы своей правой руки, Даламар завязывал узел в соломе.