Анайя плотно закрыла за собой дверь. Когда пришла осень, она сменила свои зеленые кожаные штаны на другие, некрашеные. Сейчас, вся в снегу, она выглядела маленькой, замерзшей и несчастной. Кит-Канан, подойдя, откинул с ее головы капюшон.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил он, заглядывая ей в глаза.

— На моей поляне идет снег, — печально отвечала Анайя.

— Макели сказал, что такого раньше не было. Но все же не забывай, что у природы свои законы, Анайя. — Кит-Канан попытался утешить ее, во взгляде ее выражалась такая безнадежность. Но, в конце концов, всего-то и случилось, что небольшой снегопад. — Все у нас будет в порядке. Видела, какого я оленя принес? — Он вынес тушу на улицу охлаждаться.

— Видела, — ответила она. Глаза Анайи были тусклыми и безжизненными. Высвободившись из объятий Кит-Канана, она принялась расшнуровывать свою куртку из сыромятной кожи. Все еще стоя у дверей, она взглянула на него. — Ты отлично поохотился. Я даже не видела оленя, не говоря уж о том, чтобы убить. Что-то случилось. Дичь мне больше не попадается, как раньше. А теперь еще снег на поляне…

Хранительница швырнула куртку на пол и подняла взгляд на дымовое отверстие. В дом залетали сухие, холодные хлопья и, не достигая пламени, исчезали в столбе поднимающегося дыма.

— Я должна пойти и поговорить с лесом. Хозяин Леса должен знать, что случилось, — произнесла Анайя со вздохом. — Но я сейчас так устала. Завтра. Я пойду завтра.

Устроившись у огня, Кит-Канан мягко притянул ее к себе. Когда она положила голову ему на колени и закрыла глаза, принц откинулся назад, опершись на деревянную стену, и решил не спускать глаз с очага. Он все гладил Анайю по лицу. Несмотря на ее горе из-за снегопада, Кит-Канан не мог поверить, что произошло что-то плохое. Он видел снег на улицах Сильваноста после многих бесснежных зим. Как он говорил, у погоды были свои законы. Глаза Кит-Канана закрылись, и он задремал. Огонь медленно затухал в своем каменном ложе, и первые снежные хлопья начали падать на пол, оседали на ресницах женщины.

Кит-Канан проснулся от холода. Попытавшись подняться, он понял, что на него давит тяжесть двух тел — Анайи слева и Макели справа. Даже во сне они придвинулись к нему, чтобы согреться. Вокруг были навалены меха. Открыв глаза, Кит-Канан увидел, что пол покрыт слоем снега толщиной больше чем полфута. Снег потушил огонь в очаге и кружился над спящими.

— Просыпайтесь, — хрипло позвал он.

Когда ни Анайя, ни Макели не шелохнулись, он похлопал жену по щеке. Та прерывисто вздохнула и повернулась к нему спиной. Кит-Канан попытался разбудить Макели, но мальчик только захрапел.

— Клянусь Астарином, — пробормотал принц. — Видимо, от холода у них притупились все чувства. Нужно развести огонь.

Кит-Канан поднялся, стряхнув с ног снег. От его дыхания в воздухе образовался туман. В одной из плетеных корзин, стоявших у стены и защищенных от снега, лежала сухая растопка. Голыми руками он разгреб снег в очаге, сложил на камнях костер из веток и наструганной коры, и вскоре с помощью кремня и огнива ему удалось развести огонь. Кит-Канан раздул тлеющие дрова, и вскоре в очаге весело трещало пламя.

Снег прекратился, но небо, видимое в дымовое отверстие, было серым и мрачным. Кит-Канан неохотно отворил дверь, хотя снаружи намело сугроб высотой два фута.

Поляна преобразилась. Лес, прежде зеленый и коричневый, стал серым и белым. Землю покрывал нетронутый снежный ковер, скрывший все неровности.

До слуха его донеслось какое-то шуршание. Кит-Канан, обойдя дерево, увидел Аркубаллиса. Грифон с несчастным видом съежился в своем хлипком укрытии.

— Не то, что твое теплое стойло в Сильваносте, старина! — произнес Кит-Канан и, отвязав поводок грифона, отвел его на несколько ярдов от дерева. — Полетай, мальчик мой. Согрейся и возвращайся.

Аркубаллис сделал несколько неуверенных шагов.

— Давай. Все в порядке.

Грифон, расправив крылья, взмыл в воздух и, сделав три круга над поляной, исчез за низкими серыми облаками.

Кит-Канан осмотрел добытое вчера мясо. Оно замерзло и превратилось в камень. Он отвязал один кусок и вскинул на плечо.

Благодаря костру в доме стало значительно теплее. Анайя и Макели устроились рядом, словно ложки в ящике комода. Кит-Канан, увидев их, улыбнулся и, опустившись на колени, начал вырезать из оленьего бока котлеты. Это оказалось нелегким делом, но вскоре он отрезал мясо и насадил куски на вертел.

— М-м… — зевнула Анайя и с закрытыми по-прежнему глазами спросила: — Мне кажется, я чую жареное мясо?

Кит-Канан снова улыбнулся:

— Ты права, жена. Я готовлю нам обед.

Она с силой потянулась.

— Пахнет замечательно. — Анайя снова зевнула. — Я так устала.

— Тогда просто лежи и отдыхай, — ответил он. — Сегодня я за тобой поухаживаю.

Принц сосредоточился на котлетах. Медленно переворачивая мясо, он следил, чтобы оно прожарилось со всех сторон. Когда котлеты были готовы, Кит-Канан снял одну и опустился на колени перед Анайей.

— Обед готов, госпожа моя, — произнес он, дотронувшись до ее плеча.

Анайя улыбнулась, ее ресницы дрогнули, и она открыла глаза.

Кит-Канан с криком ужаса уронил мясо на грязный пол.

Темно- карие глаза Анайи сделались ярко-зелеными, словно два сверкающих изумруда.

Порывы ветра обрушивали струи дождя на эльфов, стоявших на каменном причале у реки. Противоположный берег Тон-Таласа не был виден, река бурлила, ветер вздымал высокие волны. Сквозь весь этот хаос неуклонно двигалась огромная баржа, увлекаемая все той же гигантской черепахой.

Чем дольше Ситас наблюдал за усиливающимся штормом, тем больше убеждался в том, что он был не природного происхождения. Подозрения принца пали на ожидавших его людей из Эргота. Известно было, что на службе у императора состояли несколько могущественных магов. Может быть, эта преждевременно пришедшая неистовая буря была наслана злобными колдунами-людьми?

— Определенно, Высочайший, тебе не следует рисковать и пересекать реку! — предупредил начальник эскорта, стоявший рядом с Ситасом.

Принц поплотнее укутал шею в складки плаща.

— Меня ждет посол Эргота, капитан, — отвечал он.

Черепаха повернулась задом к волнам, которые разбивались зелеными брызгами о ее высокий куполообразный панцирь.

— Для нас важно показать этим людям, что мы вольны в своих действиях, — ровным голосом продолжал Ситас. — Претор Ульвен не ожидает, что мы в такую бурю рискнем отправиться встречать его. Если мы не придем, после шторма он сможет направо и налево рассказывать о трусости эльфов. — Ситас мокрым плащом вытер с лица воду. — Этого удовольствия я им не доставлю, капитан.

Но не похоже было, что его слова убедили темноволосого Каганести.

Толстостенная деревянная баржа, приближаясь к берегу, подняла большую волну. Эта волна, высотой более десяти футов, накрыла Ситаса и его спутников, промочив их окончательно. Гвардейцы, которых мотало по причалу, ворчали и ругались. Ситас походил на изваяние, пряди его светлых волос, словно ручейки, струились по изумрудному плащу.

Паромщик прокричал с палубы:

— Не могу причалить при таком волнении, Высочайший!

Ситас бросил взгляд на капитана.

— Следуй за мной, — приказал он.

Отбросив полы плаща за спину, Ситас собрался и, разбежавшись, перепрыгнул расстояние между пирсом и качающейся баржей. Принц, ударившись о палубу, покатился и снова вскочил на ноги. Солдаты в изумлении взирали на него.

— За мной! Вы воины или крестьяне? — крикнул Ситас.

Капитан расправил плечи. Если наследнику престола угодно было совершить самоубийство, то и он тоже должен умереть. Когда капитан оказался на пароме, они с Ситасом устроились поудобнее, чтобы помочь воинам, перепрыгивавшим к ним.

Палуба парома подымалась и опускалась, словно грудь дышащего чудовища. Когда все оказались в безопасности на борту, паромщик протрубил сигнал. Могучая черепаха, не обращая внимания на непогоду, направилась прочь от берега.