— А стоило ли? — спросил Танис негромко.

Рейстлин пристально поглядел на него, затем его губы искривились в жуткой пародии на улыбку. Его пальцы выпустили руку Таниса и спрятались в широком рукаве.

— О да!.. — прошипел маг. — Сила — это то, к чему я всегда стремился… и стремлюсь посейчас!

Он откинулся на спинку стула. Худая фигура его тотчас затерялась в густой тени, лишь блестели, отражая пламя, золотые глаза.

— Где наш эль? — спросил Флинт, прокашливаясь и облизывая губы с таким видом, как если бы ему хотелось смыть дурной вкус изо рта. — И куда это запропастился кендер? Не иначе, украл официантку и…

— А вот и мы! — весело откликнулся Тассельхоф. Рядом с ним стояла рыжекудрая девушка с подносом, сплошь заставленным кружками.

Карамон расплылся в улыбке.

— А ну-ка, Танис, — прогудел он, — угадай, кто это такая! И ты. Флинт! Если выиграете — я угощаю!

Танис смотрел на смеющуюся девушку, радуясь про себя, что нашелся предлог отвлечься от мрачной истории Рейстлина. Огненные кудри обрамляли милое личико, зеленые глаза искрились весельем, нос и щеки украшали веснушки. Глаза показались Танису знакомыми, но остальное…

— Сдаюсь, — сказал он наконец. — Увы, на эльфийский взгляд, люди меняются с годами столь быстро, что мы не поспеваем уследить. Мне сто два года, но для вас я выгляжу тридцатилетним. А мне мои сто два и кажутся тридцатью. Должно быть, эта молодая женщина была совсем ребенком, когда мы уезжали!

— Мне было четырнадцать. — Девушка со смехом опустила поднос на стол. — И Карамон без конца говорил: я, мол, до того безобразна, что моему папаше придется приплачивать жениху, чтобы только сбыть меня с рук…

— Тика! — Флинт в восторге грохнул кулаком по столу. — Давай плати, ты, здоровенный облом! — указал он пальцем на Карамона.

— Э, так не пойдет, — засмеялся богатырь. — Она тебе подсказала.

— Во всяком случае, время свидетельствует, что Карамон ошибался, — проговорил Танис с улыбкой. — Я немало путешествовал по свету и не побоюсь утверждать: ты — одна из самых красивых девушек Кринна!

Польщенная Тика залилась румянцем, но тотчас же помрачнела.

— Мне тут кое-что передали для тебя, Танис, — сказала она и, порывшись в кармане, извлекла цилиндрической формы предмет. — Принесли только сегодня и при довольно странных обстоятельствах…

Нахмурившись, Танис взял у нее предмет. Это был футляр для письма, вырезанный из черного дерева и до блеска отполированный. Танис медленно вытащил кусочек тонкого пергамента, развернул и прочел. Чернила были черными, а почерк — крупным и четким, и при виде его сердце Таниса забилось тяжело и болезненно.

— От Китиары, — сказал он наконец и сам почувствовал, как натужно и неестественно прозвучал его голос. — Она не придет.

Какое-то время все молчали.

— Вот, значит, как, — проворчал затем Флинт. — Нарушенный круг, невыполненный обет… Не к добру это! — Покачал головой и повторил: — Не к добру!

Рейстлин наклонился вперед. Они с Карамоном молча обменялись взглядами — и мыслями. Это был один из тех редких моментов, когда серьезное затруднение или опасность делали заметным их близкое родство. Китиара приходилась им старшей единоутробной сестрой.

— Она не нарушила бы обета, не будь она связана другой клятвой, и притом более важной, — высказал Рейстлин их с братом общую мысль.

— Что она пишет? — спросил Карамон.

Танис заколебался было, потом облизал пересохшие губы:

— Она служит какому-то новому господину, и многочисленные обязанности не дают ей отлучиться, о чем она весьма сожалеет. Она шлет всем нам самые лучшие пожелания и пишет, что любит… — у него перехватило горло, он кашлянул, — любит своих братьев и, — внезапно замолчав, он скатал пергамент, — и все.

— Любит братьев и кого? — спросил любознательный Тассельхоф. — Ой! — И кендер обернулся к Флинту — тот наступил ему на ногу. Потом он увидел, как покраснел Танис. — Ой, — повторил Тассельхоф, чувствуя, что сморозил не то.

— Вы поняли, о чем это она? — обратился Танис к братьям. — Что еще за новый господин?

— Можно ли говорить наверняка, если речь идет о Китиаре? — Рейстлин пожал худыми плечами. — Последний раз мы видели ее пять лет назад, здесь, в гостинице. Она отправилась на север вместе со Стурмом. С тех самых пор мы больше ничего о ней не слыхали. Что же касается нового господина, я бы сказал, теперь мы хоть знаем, почему она сочла возможным пренебречь обещанием: она принесла клятву верности кому-то другому. В конце концов, она же воительница, наемница.

— Да, — согласился Танис, убирая свиток в футляр. И поднял глаза на Тику: — Ты сказала, были какие-то странные обстоятельства? Какие же именно?

— Сегодня в середине утра письмо принес человек который… то есть я думаю, что это был человек. — Тика содрогнулась. — Он был с головы до ног замотан в какие-то тряпки, а лица я так и не разглядела. Он говорил таким шипящим голосом и с незнакомым акцентом "Передай это Танису Полуэльфу", — сказал он мне. Я ответила, что тебя, мол, нет и не было уже несколько лет. "Он придет", — сказал незнакомец. И ушел. Вот тот дедуля тоже его видел. — Тика указала на старца, сидевшего в кресле возле огня. — Спросите его, может быть, он еще что-то заметил?

Танис обернулся и посмотрел на старика: тот рассказывал сказки какому-то мальчику, мечтательно уставившемуся в огонь. Флинт тронул его за руку:

— Сюда идет кто-то, кто наверняка поведает тебе больше.

Танис оглянулся на дверь и воскликнул с теплотой в голосе:

— Стурм!

Все, кроме Рейстлина, повернулись, маг же снова отодвинулся в тень.

На пороге стоял некто в кольчуге и латах, нагрудник его украшала эмблема Ордена Розы. Воин держался подчеркнуто прямо; между тем большинство посетителей гостиницы взирало на него в лучшем случае хмуро. Ибо это был Соламнийский Рыцарь, а их репутация была в глазах всего Севера весьма сильно подмочена. Уж что говорить, если даже Утехи, лежавшей далеко на Юге, достиг слух об упадке и разложении Рыцарства!

Те немногие, что признали в Стурме прежнего жителя городка, передернули плечами и вернулись к своему пиву. Кто не признал — продолжал пялиться. В самом деле, когда в мирное время в гостиницу входит рыцарь в полном вооружении, это выглядит достаточно странно. И в особенности, если его латы были выкованы чуть не во времена Катаклизма!

Стурм принимал любопытные и недобрые взгляды как нечто закономерно проистекающее из его положения. Вот он поднял руку и тщательно разгладил пышные, густые усы — вековечный символ Рыцарства и такой же анахронизм, как его латы. Стурм, впрочем, не только с гордостью носил все рыцарские атрибуты, он в полной мере обладал и воинским искусством, которое они подразумевали. В общем, посетителям гостиницы хватило одного взгляда его спокойных, суровых глаз, чтобы сама собой пропала охота хихикать или делать какие-то замечания.

Рыцарь придержал дверь, пропуская вовнутрь высокого мужчину и женщину, закутанную в меха. Женщина повернулась к Стурму и, видимо, поблагодарила его, ибо он склонился перед нею в почтительном, старомодном поклоне, какие современный мир давно успел позабыть.

— Нет, вы только посмотрите на них, — восторженно тряхнул головой Карамон. — Доблестный рыцарь и прекрасная дама. Хотел бы я знать, где он только откопал этих двоих?

— Это варвары с Равнин, — сказал Тас. Он уже стоял на стуле и вовсю размахивал рукой, привлекая внимание друга. — Так одеваются в племени кве-шу.

Было похоже, что Стурм предложил варварам дальнейшую помощь, но они ее не приняли; рыцарь вновь поклонился и отошел, И двинулся через комнату с видом столь благородным и горделивым, точно шел к подножию трона принимать Посвящение от руки короля.

Танис поднялся на ноги. Стурм подошел к нему, и они обнялись. Сильные, жилистые руки рыцаря дружески стиснули плечи полуэльфа. Потом, отступив на полшага, они оглядели друг друга.