— Я тоже так думаю, — повторила она твердо. — Это переносит ответственность на самих жителей.

За ее спиной Ульвиссен, бледный как смерть, старался подавить гнев.

— Тогда нет необходимости посылать туда армии эльфов или людей. Император сэкономит много денег.

— У меня есть некоторые сомнения относительно эффективности подобной милиции, — вставил Дунбарт, — но никто не сможет утверждать, что Дунбарт из Дунбарта не захотел дать ей шанс! — Гном сдернул с головы свою нелепую шляпу. — Я чую мир! — провозгласил он, швыряя головной убор на сверкающий мраморный пол.

— Не торопитесь, — предупредил Ситас, и его ровный голос остудил растущее в зале ликование. — План моего брата имеет ряд достоинств, но все же не затрагивает вопроса о суверенитете. Мое мнение таково: пусть милиция существует, но в состав ее должны входить только эльфы.

Кит-Канан явно растерялся, а Тералинд тут же сбросила свою маску спокойствия и воскликнула:

— Нет! Это невозможно. Эргот не допустит, чтобы его граждане превратились в заложников среди армии эльфов!

— Совершенно верно, — подтвердил Дунбарт, поднял шляпу и постучал ею о колено, отряхивая пыль.

— Мы не можем лишиться наших древних прав на эту землю! — упорствовал Ситас.

— Успокойтесь, — нахмурился Пророк. Теперь пришла очередь Ситаса выглядеть задетым. — Мы должны рассуждать здраво. Если Эргот и Торбардин ничего не имеют против предложения Кит-Канана, я не могу с чистой совестью упустить такую возможность примирения.

Ситас открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Ситэл взглядом удержал его. Принц отвернулся, поджав губы.

Через некоторое время, разобравшись с кое-какими деталями, стороны разработали основной договор. Каждый народ обязывался обеспечить отряд опытных воинов для организации новой милиции. Необходимо было соорудить склады оружия, где размещались бы офицеры. А во время тревоги все годные к службе поселенцы, живущие на расстоянии двадцати миль, должны будут явиться к арсеналу, чтобы получить оружие и встать под начало командиров. Милиция не отдавалась под руководство какого-то одного народа.

— Вы ожидаете, что профессиональные военные станут жить в глуши и нянчиться с толпой крестьян? — с плохо скрытым раздражением спросил Ситас. — Чего ради?

Кит-Канан, сложив руки на груди, ответил:

— Ради земли. Дайте им по куску земли, и они будут заинтересованы в мире.

— Дайте им столько земли, чтобы ради нее стоило бороться. — Дунбарт подхватил мысль Кит-Канана.

— Вот именно! По пять акров каждому сержанту, по двадцать — капитану. Появится новый класс землевладельцев, преданных своей земле и своим соседям, — воскликнул Кит-Канан.

Пророк повелел писцам подготовить проект договора. Затем, поскольку уже темнело, он закрыл заседание. Ситэл удалился, и все поднялись, усталые, но очень довольные. Тералинд, ссутулив плечи, опиралась на руку Ульвиссена, который, по-видимому, совсем не обрадовался такому обороту дела. Ситас также удалился в расстройстве. Кит-Канан бросился было за ним, но Дунбарт окликнул его.

— Мой принц, — обратился он к Кит-Канану, — прими поздравления с удачным началом!

Кит-Канан наблюдал, как брат скрылся в одной из боковых дверей дворца.

— Да, благодарю тебя, — рассеянно ответил он.

— Хвала богам за твое возвращение, — продолжал гном, складывая руки на круглом животе, и прочистил горло. — Что нам было необходимо, так это свежий взгляд.

— О, прими мои извинения, господин. Я веду себя невежливо, — произнес Кит-Канан, вспомнив о после Торбардина.

— Не беспокойся об этом, — промолвил Дунбарт и, бросив взгляд на заднюю дверь, заметил: — Твой брат горд, он еще не научился добродетели гибкости. Твой отец мудр. Он все понимает.

Эльфийский принц задумался, нахмурив лоб.

— Надеюсь, — неуверенно отвечал он.

Гвардейцы отворили тяжелые двойные двери зала. Алые лучи закатного солнца окрашивали город в багровый цвет. В зале оставались лишь скромная свита Дунбарта, два писца и секретарь Дролло, терпеливо ожидавшие хозяина.

Дунбарт напялил шляпу; глаза его поблескивали.

— Благородный принц, ты не отобедаешь со мной? Я хотел бы сегодня наведаться в одну из таверн твоего города. Не потому, что во дворце меня плохо кормят. Вовсе нет! Дело в том, что я соскучился по простой, сытной пище.

Кит-Канан улыбнулся:

— Я знаю одно местечко, прямо на берегу. Жареный сом, рулеты из капусты, пудинг с почками…

— Пиво? — с надеждой произнес гном. Эльфы не пьют пива, и посол не пробовал его со дня прибытия в Сильваност.

— Думаю, хозяин трактира сможет раздобыть что-нибудь для нас, — уверил его принц и в сопровождении посла вышел из высоких дверей навстречу пурпурному вечеру.

Покинув Звездную Башню, Ситас побрел по залитым лунным светом улицам. Он хотел остаться один, поразмыслить. Гнев гнал его вперед, а привычка направляла шаги к храму Матери, где он провел свою юность. Хрустальный купол святилища, излучая золотисто-желтый свет, возвышался над ухоженными кронами деревьев, словно восходящая луна. Ситас перескакивал через ступеньку. У двери он опустил руки в чашу с розовыми лепестками, стоявшую на треножнике, и рассыпал их перед собой по полу.

Быстро, еле внятно Ситас произнес:

— Позволь мне войти, чтобы посоветоваться с тобой.

Полированные деревянные двери бесшумно распахнулись без чьей-либо помощи, и Ситас вошел внутрь.

В центре храма, прямо под огромным куполом, горела неугасимая лампада Матери. Тихое, бездымное пламя порождало в круглом зале странные тени. По внешнему краю здания располагались комнаты, где монахи предавались медитации, Ситас был хорошо знаком со зданием — именно здесь он провел тридцать лет своей жизни.

Принц направился к своей старой келье. Она пустовала, и, войдя, он уселся на жестком полу, скрестив ноги. Принц попытался погрузиться в размышления, найти причину своего недовольства успехом Кит-Канана. Как учили его жрецы, он начал разговаривать сам с собой.

— Ты разгневан. Отчего? — вслух спросил Ситас.

И мысленно сформулировал ответ: предложение Кит-Канана представляет опасность для государства.

— Правда? Почему?

«Теперь людям позволено жить на земле, по праву принадлежащей нам».

— Они жили там многие годы. Неужели их присутствие наносит вред?

«Земля принадлежит эльфийскому народу, и более никому».

— Это косность. Неужели ты рассержен из-за этого?

Ситас помедлил, размышляя. Закрыв глаза, он попытался тщательно разобраться в чувствах, переполнявших его сердце.

«Нет. Я неделями работал вместе с отцом, обсуждал, планировал, думал, менял решения, и все же ничего не достиг. Я должен был подумать о милиции. Я потерпел поражение».

— Ты завидуешь Кит-Канану.

«У меня нет причин для зависти. Я наследник Пророка. И все же только что я поймал себя на мысли — лучше бы брат не возвращался».

— Зачем же ты позвал его?

«Он мой брат, я тосковал по нему. Мне пришло в голову, что отец может умереть…»

Прежде чем Ситас смог как следует обдумать ответ, дверь кельи, вырезанная из розового дерева, распахнулась. Ситас поднял взгляд, готовый наброситься на вошедшего, кем бы он ни оказался. Перед ним стояла Герматия.

— Что ты здесь делаешь? — жестко спросил принц.

Женщина вошла в комнатку. Она была с ног до головы закутана в черную как ночь накидку, капюшон отбросила назад. В ушах слабо мерцали бриллианты.

— Я знала, что ты здесь, — негромко произнесла Герматия. — Ты всегда приходишь сюда, когда у тебя плохое настроение.

Ситас надел ледяную маску решимости, чтобы скрыть свою боль, и холодно отвечал:

— У меня отличное настроение.

— Чушь, я слышала, когда входила, как ты бормочешь, разговариваешь сам с собой.

Ситас, поднявшись, отряхнул пыль с колен.

— Так что тебе нужно? — снова спросил он.

— Я узнала, что произошло сегодня в Башне. Похоже, для тебя дело оборачивается не очень хорошо, а? Ты провел столько времени в бесплодной болтовне, а теперь приходит Кит и решает все за один день.