«Я буду идти день и ночь…» (IX) Перевод М. Курганцева Я буду идти день и ночь, подобный вождям наших древних племен, повинуясь мудрости — верному поводырю. Я буду идти, не ведая отдыха и остановок. Имя твое, словно тень, словно дикий цветок, прикоснется к моим губам, и я затеряюсь в глухом лабиринте ручьев и тропинок. «Скромен подарок…» (X) Перевод М. Курганцева Скромен подарок, который я приношу и кладу к твоим обнаженным ногам. Нет в нем роскоши Запада, нет в нем дыхания тех времен, когда все было пронизано ритмом. Робкие речи, сбивчивые обороты, корявые фразы — вот и все, что я предлагаю тебе в наш механический век. Но не печалься, сестра моя, страсть остается… «Наши богини владели…» (XI) Перевод М. Курганцева Наши богини владели наречием тайны, наши атлеты — голосами тамтамов, наши герои вздыбливали коней над прозрачными безднами снов. Голос твой — он так явственно слышится из глубины заповедных времен, что я простираю ладони к тебе в первобытном порыве, в безудержной жажде объятья, ибо ты рождена моей памятью, вызвана к жизни моим заклинающим криком. «О, эта призрачная улыбка…» (XII) Перевод М. Курганцева О, эта призрачная улыбка витрин. Взрыв одиночества в четырех стенах. Я давно научился ткать мягкие, мягкие, словно масло, слова. Просят девушки — дай нам солнечный город, город из бабушкиных сказок, родившихся на пороге ночи. Город света, где улицы льются, как белокурые волны волос, скамейки дышат покоем, фонтаны струят надежду, глаза людей излучают уверенность, тысячи детей беспечно смотрят, как приближается завтра. Город солнца, где ты будешь править, где улыбаются дети своему детству, и солнцу, и грядущему дню. Город света из бабушкиных сказок, родившихся на пороге ночи. «Мои глаза пронзают…» (XIII) Перевод М. Курганцева Мои глаза пронзают лесную чащобу, и вот я уже в хороводе Предков, в сердце зеленой Гвинеи. Пусть двенадцать каури [319] мне дарят заветные тайны, пусть глядят на меня высокие тени умерших, пусть мне шепчут о горестях жизни, о вечном покое за гробом. «Кровь малинке…» (XIV) Перевод М. Курганцева Кровь малинке [320] — я слышу — бурлит в твоих венах, подобно потоку Джолибы. Во мне просыпается этот рокочущий голос, его завораживающие ритмы — прибой, ударяющий в сердце. Вчера я беседовал с тенями усопших вождей, мудрецов, покинувших мир. Вчера я блуждал в миражах затопленной солнцем дороги. Вчера я прошел испытанье, прошел обряд Посвященья. Сегодня я слышу в крови пробудившийся голос малинке — голос величья и мудрости. Сестра моя, слышу твою поющую кровь! «Сегодня ты так хороша…» (XVII) Перевод А. Голембы Сегодня ты так хороша: серебряное ожерелье, золотые браслеты, суданские ткани, гвинейские духи, твое зыбкое лицо… Сангомарские богини опять нашли свою утраченную сестру после долгих времен безымянных в бесчисленных толпах людских. Так помнит ли он о тебе? Это был день без солнца, день в угрюмой тени, озаренный одной лишь улыбкой твоей. «Эти голые руки…» (XVIII) Перевод А. Голембы Эти голые руки, эти пальцы мои на тропинках твоих волос. Ты весна моя, в этом году без весны, мириады ночных фонарей на Монмартре, и старый Париж, улыбаясь, тонет в глазах твоих. Видишь, этот бродячий художник угодил прямо в сеть твоих сонных мечтаний. А мечты его вьются струйками пара по волнам зонтов. На груди твоей пламя застенчивой розы. И цветочница будущее читает по лепесткам. ШЕЙХУ УМАР ДИОНГ[321] Отказ Перевод Ю. Стефанова Нет, довольно мне извиваться В судорожном танце. Довольно упиваться отзвуками старины, Перебирая четки воспоминаний. Мне спецовка и молот нужны. Я сонные статуи предков хочу повалить, Я хочу пахать и ковать, Я хочу строгать и пилить, Я хочу, возвращаясь с завода, Обменяться с друзьями улыбкой у входа. Нет, довольно мне кровью своей торговать, У донорских пунктов толкаясь. А захочется в пляску пуститься — плясать Я хочу теперь фарандолу. вернуться Каури (санскр.) — ракушки, заменявшие в Африке деньги. вернуться Шейху Умар Дионг. Даты жизни неизвестны. Пишет по-французски. Все стихи переведены впервые — из книги «Mes Chants» («Мои песни»), Dakar, 1966. |
