АЛДА ДО ЭСПИРИТО САНТО[314] «Где люди, истребленные вихрем безумия…» Перевод М. Самаева [315] Где люди, истребленные вихрем безумия, обрывают за жизнью жизнь в забавах адского ремесла, красна от крови земля, липка, и море слизывает тела. В зарослях слышатся вопли, стоны и росчерки очередей автоматных. О, мой зеленый, о, мой зеленый остров в кровавых пятнах, берег Фернана Диаса [316]. Среди прибрежных камней кровавых сгустков черные слизни и крики, тонущие в тишине оборванных жизней. Крики, они до сих пор в ушах. Выплачь, мой стих, что видел, и выстони. Помнишь, как точно, как не спеша Зе Мулат [317] работал на пристани. Как аккуратно метил палач, как четко бил наповал. Каждый выстрел его чью-нибудь жизнь обрывал. Кто говорит, что море синее — красной пустынею казалось оно. Должна же за все это быть расплата! Зе Мулат, тебе не уйти от нее все равно. Пускай тебя не особенно радует, что наши тела приняла земля, — к тебе прикованы наши взгляды. Мы люди Пятого февраля, мы взятые смертью, вымаливавшие пощаду, взывавшие к милосердью. Теперь ничего нам не надо — не дышим мы, не едим, не пьем, в одну могилу мы свалены вместе — но мы живем, но мы живем для мести. Тлеют в земле наши тела, наши дома сожжены дотла. И среди пепла, среди смертей бродят голодные стайки детей, наших детей, наших сирот, и здесь, под землей, нам слышен их плач. Что сделал тебе мой народ, ответь, Зе Мулат, палач. Что сделали вы с народом моим, ответьте мне, палачи. Нет, мы не убиты, мы не молчим. Пожары пылают в ночи. Пылают пожары, пылает земля, у вас под ногами горит она и всходов возмездия ждет, вся нашею кровью пропитана. Кровь наша — пламя, что в жилах всего человечества мечется мечтой о свободном мире — родине человечества. «Сижу на пристани…» Перевод М. Самаева Сижу на пристани, звучащей широким симфоническим аккордом: лебедки, крики грузчиков, сигналы, — и все это в мелодии дождя. От пристани до горизонта, в набухшей духоте тропического предвечерья, азартный африканский дождь. Дождинки пляшут, плющатся о тент и легионом крошечных головок ложатся вкруг меня. И я — я наблюдаю их поучительный полет. Следы их на песке рисуются, как тропки судеб. Печатная история народов на полотне бескрайней жизни… Хор тихих голосов сливается в ликующую песню, мелодия которой всем понятна: она о мире, о надежде, о братстве. То песня человечества дождинок, бессмертная и радостная песня, которую и нам бы перенять. Рядом в каноэ Перевод М. Самаева Просты слова наших дней и ясны, как воды ручья, который сбегает по ржавому склону, просветленный, в бодрой прохладе утра. Вот мы и рядом, мой брат. Плантация выжала все твои силы, твоя кровь засыхала на палубах, и тебя самого по кускам хоронила сухая земля. Дай руку, сестра. Весь день ты отстирываешь чужое белье, чтоб накормить малышей. А порою несешь на продажу фруктовые косточки, чтоб схоронить умерших. А порой продаешь и себя самое, надеясь пожить хоть немного в достатке, в покое. А жизнь обрастает лишь новыми бедами. Для вас, мои спутники, голос надежды моей. Я с вами, когда вы на празднике пляшете, невзгодами жизни не сломаны, с вами на сборе какао и даже в гуще базарного гомона, когда я наблюдаю за гибелью ваших грошей. С вами я запускаю змея, среди белого зноя по песку волоку каноэ и в тесной хижине из общей миски скорбный ваш ужин ем. Но по бескрайним пескам побережья Сан-Жоао все вы, братья, встречавшие те же порывы торнадо и прокопченные жизпью, как я, все вы, плоть от единой плоти, каждый своею дорогой пойдете, забыв, что плыли в одном каноэ. Быстро на землю спускается вечер, и вдалеке на мысу Сан-Марсал, вдруг замерцали, как свечи, тысячи огоньков. Дым воскурений, кормящий плодородие ночи тайнами судеб, и гонга таинственный звук. С вами я, братья из Санто, приобщенные к бешеным ритмам погребальных батуке, исторгающие из себя беспутные крики и телодвиженья. С вами я, в вашем каноэ и в ваших голосах, исходящих мольбами, проклятьями, болью… Брат мой, я здесь, я с тобою, в лад с твоим мое сердце бьется, когда наш народ предается играм своих детей. Брат мой, я здесь, я с тобою, рядом, в одном каноэ. Но знаешь, о чем я мечтала? Сомкнуть воедино наши бессчетные руки, руки лебедок, причалов, скал, берегов — наши руки — в огромное братство, простертое от полюса к полюсу, чтобы все мы, одним человечеством, плыли вместе, в одном каноэ. Вот послушай… Небо вечера над головою и зеленые волны прибоя приближают к Чудесному Берегу нас, плывущих в одном каноэ. вернуться Алда до Эспирито Санто родилась в 1926 году на острове Сан-Томе. Арестована за участие в национально-освободительном движении. Пишет на португальском и креольском языках. Стихотворение «Где люди, истребленные вихрем безумия…» взято из сборника «Здесь и трава родится красной», «Триндаде» — из журнала «Иностранная литература», 1969, № 7; «Сижу на пристани…» и «Рядом в каноэ» переведены впервые — из журнала «Présence Africaine», 1966, № 57. вернуться Пятого февраля 1953 года на острове Сан-Томе была расстреляна мирная демонстрация местных жителей, протестовавших против жестоких порядков колониальной администрации. вернуться Фернан Диас — тогдашний губернатор острова Сан-Томе. вернуться Зе Мулат — португальский наемник, руководивший расстрелом безоружных африканцев. |
